Хорошие события в моей жизни ещё случаются: вчера мы с Марселем, наконец-то, выбрали мне лёгкое выпускное платье-трансформер, которое выделял глубокий «V»-вырез с двух сторон. Самый большой плюс маленькой груди — возможность носить глубокие декольте без всякого стыда и опасений. Марсель смотрел на меня с видом настоящего знатока, заставляя меня неистово краснеть. Моя юбка легко взмывала в воздух от каждого малейшего кружения, от каждого движения. Она полупрозрачна, так что под цвет чёрному широкому поясу — под низ прилагались коротенькие шортики, чуть просвечивающиеся из-за лёгкой юбки. Когда я узнала цену, то моментально его перехотела, — с нескрываемой досадой, естественно, — однако Марсель Грей непреклонен.

Сегодня он облачился в светло-серый костюм, под цвет моему наряду, с чёрными «пятнами» — «бабочкой» и обувью, коими у меня являлись пояс и туфельки. Волосы я завила на бигуди ещё вчерашним вечером, сегодня Дэйзи, которая была безумно красива в своём голубом воздушном платье, собрала их в высокую причёску, вдев в мои волосы чёрную розу на длинном гребне, несомненно, дополнившую мой образ, будучи атрибутом танца. Дэйзи целый час вздыхала над тем, как я прекрасно выгляжу. После церемонии вручения дипломов, когда выпускницы, такие как я, пошли надевать свои вечерние платья, бал открывали выпускницы школы — в том числе, Дэйзи. Она снова была с Альбертом и светилась от счастья.

— Дорогие мои выпускники, — миссис Айрин Грей была в ярко-красном платье в пол, которое подчёркивало её изумительную фигуру, — Сегодня юбилейный — десятый в академии, пятнадцатый в хореографической школе, — выпускной вечер. Я очень рада, что среди множества вузов и профессий вы выбрали танцы и хореографию. Все присутствующие здесь знают, насколько специфично наше направление, насколько порой трудно, травмаопасно, и больно… Но вместе с тем насколько это красиво, эстетично и прекрасно. Не знаю направления более противоречивого, чем наше. Не знаю ничего более загадочного, страстного и чувственного. Я не прошу вас становится Айседорами Дункан, в честь которой и названа академия, если некоторые не знают, — она рассмеялась, — Я не прошу вас всю жизнь отдать танцу. Но в память об этих годах, в свете всех своих умений, стараний и опыта, дарите людям танец. Это всё, о чём я вас прошу. Много говорить не буду, ибо бал уже открыт и я неплохо высказалась на церемонии вручения дипломов и аттестатов… Поэтому я приглашаю вас всех — благодаря прекрасной летней погоде — на открытый танцевальный паркет, где наш бал начнут лучшие пары из лучших, — раздались аплодисменты, — Выпускники академии — добро пожаловать в большое и светлое будущее, выпускники школы — добро пожаловать в большую и светлую академию! — смеётся она.

Раздаётся шумная оркестровая музыка, и мы под руку с Марселем, парами выходим на открытую летнюю танцевальную арену.

— Ты нервничаешь? — спрашивает меня Марсель, когда мы идём по аллеям к огромному паркету. Кругом масса фотографов, повсюду вспышки, и я, стараясь держать себя в руках и не дёргаться, тихо произношу:

— Не то, чтобы нервничаю, но…

— Нервничаешь.

— Волнуюсь, — я прочистила горло. — Дориан, будто бы… пропал. На столько-то дней. Никто ему не звонил?

— Почему же? И мама, и я, и отец, и Дэйзи, да и Софи названивала… Бесполезно. У него такое бывает, когда он на недельку-другую пропадает без вести.

— Это связано с его… увлечениями? — Марсель повернул голову, пристально смотря на меня.

— И такое бывает. Но последние разы он пропадал, потому что писал твои портреты.

— Это в прошлом, — сглотнула я, опустив взгляд.

— Ты так решила?

— Он так хочет, Марсель, — я перевела дыхание от стискивающей грудь тоски. Наша пара встала второй в ряду исполняющих свои номера. Сначала на паркет вышла Дэйзи и другие ребята с её курса, открывая наш вечер хип-хипом. Все зачарованно смотрели, как уверенно, быстро и вместе с тем плавно и отточено они двигались, — такой синхронности можно только позавидовать.

— Ты же останешься в Сиэтле, верно? — чуть слышно спросил он.

— Послушай, Марсель… Мне кажется, если бы не ты рядом со мной все эти дни… Я бы умерла, — блики малинового заката и вечерних огоньков переливались в его серых глазах. Я вспомнила, как он готовил на моей кухне всякие разные бургеры, салаты и горячее, чтобы впихнуть в меня хоть что-то. Вспомнила, как каждый свой приезд он привозил то сладкое, то фрукты, при этом не забывая о своей флешке со свежескаченными фильмами. Как он мог болтать со мной ночи-напролёт, даже если хотел спать. Сердце ёкнуло от воспоминаний. Он смотрел мне в глаза, и всё это проносилось пред моим взором — всё прекрасное, связанное с ним.

— Не говори глупости, Лили.

— Я честно, — тяжело сглотнула я. — У меня будто нет земли под ногами, я как призрак двигаюсь над ней, пытаясь найти своё тело, своё место. С тобой это чувство исчезает и исчезало. Пусть не совсем, но… Притуплялось, ненадолго. Скоро это кончится, и я сломаюсь. Мне почему-то кажется, что если я уеду, всё встанет на круги своя. Моя мечта о великой актёрской славе уже была убита. Тем, что я играла для пустых кресел. Слава это вспышка, ничего не вечно. Да и говорю, что… с этой мечтой я обманулась. Я поняла это, когда ощутила то, что чувствую к Дориану. Но наши взгляды с ним разняться настолько сильно… Вернее… Наши чувства. Я не могла вызвать в нём то, что он по щелчку смог вызвать во мне. Этот танец посвящается ему. Как минута молчания тому, что было и что уже не повториться, и чего больше уже никогда не будет, — голос мой охрип на последней ноте, по щеке побежала горячая обжигающая слеза. Марсель нахмурился, положив руки на мои щёки, и утёр большими пальцами слёзы. Я судорожно выдохнула, ощущая, как бешено в груди скакало сердце.

— Тише, тише… Не плачь. Лили, ни один мужчина на этой Земле не стоит твоих слёз, это говорит мужчина, за которого можно только плакать — от желания прикоснуться, — самодовольно произносит Марсель, заставив меня хрипло рассмеяться.

— Ты неисправим.

— А разве нужно исправляться? — он выгибает бровь. Я широко улыбаюсь.

— Тебе нет. Никогда не нужно, — часто закивала я. Его лицо озарила нежная, — такая редкая, — улыбка.

Он крепко сжимал мою руку, утерев чуть потёкшую тушь. Мы стояли, улыбаясь друг другу, как Чеширские коты. Спустя минуту объявили наш танец. Выдохнув, я вновь призвала к себе минувший настрой.

На паркет я вышла первой, села на колени, изображая уснувший, нераскрытый бутон. На меня был направлен красный неоновый луч, вырисовывающий на полу бордовый цветок, лепестки которого постепенно открывались, под плавную мелодию «Cherry», которую исполняла начинающая местная певица Ингрид, прекрасным тонким голосом, изумительно сочетавшемся с плавной, но в тоже время мощной мелодией. Марсель, одним своим приходом, разбудил уснувший цветок, ставший прекрасной девушкой, чью роль в танце я исполняла. Я бы назвала этот вальс «Несчастная любовь», что было для меня, весьма, знаковым. Плавное покачивание тел — Марсель касается моих плеч, и я, юная дева, от дрожи первого прикосновения обнимаю себя руками, отшатываясь от него. Начинаются присущие всем вальсам па-кружения. Мои руки расслаблено опущены по швам, пальцы чуть изогнуты, смотря в стороны, как лепестки… Одна рука Марселя спрятана за спиной, вторую он чуть протягивает вперёд, привлекая меня к себе во время движений во круг своей оси. Он берёт кончики моих пальцев — я снова робко убираю руку, заглядывая ему в глаза, и начинаю кружиться. Руки Марселя ложатся на мою талию, начиная первую часть вальсировки, затем — та самая сложная позиция в сорок две секунды, — «скрипка», как я её окрестила. Наши пальцы сжимают друг друга под припев, сердце разрывается от этой мелодии. Моя рука плотно прилегает к крепкому плечу Марселя, жёстко его сжимая. В закатных бликах уходящего солнца Марсель становится, по истине, героем какого-то романтического фильма: его лицо трагично и прекрасно — оно открытое и светлое. Танец набирает скорость и страстность. Мы вальсируем, резко останавливаемся — он тут же хватает меня за талию и поднимает ввысь, мои вытянутые руки упираются в его крепкие плечи, ногу сгибаю в колене, приподнимая, и он держит меня за него, медленно кружа, будто возвышая мою любовь до небес. Я соскальзываю — и вот, уже в его руках. Он раскручивает меня в ладонях, как невесту, обняв согнутые ноги. Дальше — ноги выпрямлены, но всё ещё при поддержке. А последние обороты он совершает очень быстро, держа только талию в своих объятиях. В этот момент моя нижняя часть тела свободна — можно насладиться всей прелестью этих лёгких солнце-клёш юбок, длинной по щиколотку. Опора — паркет — под ногами. Мои руки вырываются из тисков Марселя — он победил, любовь одолела. Мои пальцы проносятся по его щекам и шее, его по моим, наши лица совсем близко друг к другу — одна секунда, как удар током, — и нас отбрасывает. Он вырывает розу из моих волос — они распускаются и падают локонами на грудь и спину. Я — девушка, чьё сердце украли, — начинаю вокруг него кружить, сходя с ума от дикого пульса и шуршания юбок. Я хватаю его за плечи, мечась из стороны в сторону, плавно, но в тоже время страстно. Он сминает розу в кулаке, уничтожая лепестки, и кидает на паркет. Уходит в темноту, а я мчусь за ним — бегу, — отрепетированный прыжок, — и я оказываюсь в его руках… Только в руках не Марселя…., а Дориана. Дориан! Мне хочется закричать и прыгнуть ему на шею, но… Это невозможно. Мне кажется, что это мираж, но я не позволяю себе потерять сознание. Не позволю. Закрываю глаза. Он кружит меня в своих сильных ладонях, заставляя онеметь от восторга. Подкидывает меня ввысь, заставив моё тело перекрутиться в воздухе в несколько секунд, — и снова ловит обратно, кружа. Раздаются последние аккорды, мы замираем в объятиях, едва я чувствую опору. Он жимает талию. Резко тянет за пояс — я начинаю раскручиваться: юбка волнами слетает с меня, слой за слоем… Я остаюсь в одних шортиках и верхе платья, падаю, как и было условлено, на паркет… протягивая к нему руки, — не только потому, что так было задумано в танце, а оттого, что снова хочу в руки Дориана, — но он тает в темноте. Раздаётся всеобщий визг, крики «браво» и прочий одобрительный шум, пока я сжимаюсь калачиком на разогретом паркете. Пульс сумасшедший. По всему телу чувство, что я всё ещё в его руках…