Попытаться. Надо попытаться жить без того, что всё это время являлось моим главным предпочтением. Надо рискнуть. Я не могу и не хочу делать ей плохо, больно, вселять в неё страх. Если она призналась мне в этом, это значит… что она не хочет никого другого? Ведь я предложил ей время… Она уверена в том, что не хочет терять меня, но не пойдёт на уступку, давая понять, что камень преткновения в наших отношениях лишь мои увлечения? «А что, если показать ей это со стороны?» — я не на шутку задумался об этом. Ведь есть же здесь ещё клубы, вполне легальные и порой даже не такие скрытые и криминальные, эстетичные. Возможно, увидев ни одну только изнасилованную Доминику, она поймёт, что это не так страшно?.. Мысленно я молился об этом. Я обязательно отведу её в один из секс-клубов и она увидит, что всё гораздо интереснее, что всё менее страшно и более приятно.

Но пока она лишь спала рядом со мной. Она измучена тем длинным разговором, моими поцелуями и страстью. Я смотрел на её тонкую бледную кожу, которая краснела бы от удара ремнём и покрывалась мурашками от того, как скользило по ней страусовое перо. Как бы изгибалась её шея в плотной ткани ошейника, как бы она рычала сквозь зубы от давки мелких зубчатых шипов, по телу неслась боль, а внутри росло не с чем несравнимое возбуждение, постепенно перерастающее в оргазм. Я был морально готов к тому, чтобы убрать наказания. К чёрту их. Плевать. Я хочу сессию с ней. Без всяких контрактов. Без всего. Я просто хочу её в той комнате из синего бархата и тёмной кожи, с мебелью красного дерева… Я хочу заставить её маструбировать для меня. Я хочу заставить её визжать от удовольствия… Дрожь бежит по телу от представления, а боль в паху даёт о себе знать, заполняя ноги свинцом. Сдерживаю рычание, приметив наглого вставшего дружка и встаю с постели, на ватных ногах, кое-как добираюсь к ванной…

Я стоял под струями кипятка, пытаясь сжечь прожигающей до костей водой своё возбуждение. Господи, если кто-нибудь, хоть когда-то вызывал во мне такой всплеск желания, потребности, жажды, необходимости, я бы даже не задумывался о том, что со мной происходит. Но этого никогда раньше не было. Так меня сводит с ума только она. Она, всё она… По-хорошему надо её отпустить. Но что будет со мной? С нами двумя? Понятия не имею. Ни одного малейшего представления. В моей голове мысли только о ней, чувства — все о ней. Пока она рядом этот поток бьющих в голову мыслей задерживается, течёт плавно, мягко, как по нотам. Пока она рядом я чувствую себя живым. И желаю жизни. А без неё, я…

— Дориан.

Я вздрогнул, едва её всегда звонкий, но тихий голос, точно трель отдалённого колокольчика прозвенел за моей спиной. Тёплое дыхание щекотало позвоночник, лопатки свела приятная судорога. Сочные губы коснулись спины, заставляя меня прикрыть глаза.

— Я думала, что ты уже утонул в душевой кабине, — снова тонкий шёпот и хриплое хихиканье, заставляющее меня растянуть пересохшие губы в улыбке.

— Я просто задумался, — прохрипел я.

— О чём?

— О ком. О тебе.

— Так печально, — как бы умиляясь, протянула она, положив ладони на мои локти, проскользнула к плечам, — Я могу помочь тебе не думать обо мне?

— Будь со мной, — шепнул я, — Всегда.

Шумной выдох сорвался с её губ. Ласковые руки — горячее горячего, нежнее нежного — пронеслись к моей шее и опустились к локтям, острые ноготки очертили тонкие полосы, опускаясь к запястьям.

— Лили, ты… — судорожно сглатывая, пробормотал я.

— Тш-ш, — шепнула крошка. Кислород каменел в лёгких.

Детка прижалась грудью к моей спине: её твёрдые соски, уже смоченные водой, стремительно брызгающей на наши тела из-под душа, до полос пронзительного тока вонзились в мою кожу. Я приоткрыл губы, выпуская громкий выдох — стон Лили последовал в ответ, подобный песне сирены, заманивающей в пленительный омут чувственности. Я изогнулся, когда маленькие пальчики накрыли мои грудные мышцы и прошипел что-то матерное, мало имеющее значение, но говорящее только о том, что эта молодая женщина с подростковой страстностью и харизмой сводит меня с ума. Я накрыл её ладони своими, пытаясь справляться с самим собой, но при этом прекрасно понимая, что эрекция — как бы я не старался держать себя в узде — уже не опуститься, теперь так точно. В Лили, чёрт возьми, если это только возможно — врождённая сексуальность, которую нельзя спутать с чем-либо другим.

— О, Лили, что же ты делаешь? — пробормотал я, чувствуя горячий язык, скользящий по моему позвоночнику и собирающий капли воды. В теле кипела буря, в голове тайфун наслаждения рассеивал сбившиеся столбы мыслей.

— Я хочу вас, мистер Дориан Грей, — этот хрип был последней каплей.

— О, крошка…

Что-то похожее на звериный рык издал мой проголодавшийся по её вкусу рот. Схватив Лили руками за запястья, я прижал малютку к прохладному стеклу кабины: оно заставило её содрогнуться, гоня мурашки по тонкой бледной коже. Моя фарфоровая куколка простонала и выгнулась, когда в контраст с холодным стеклом вступили мои обжигающие губы и язык, жадно поглощающий её соски — хаотично, не последовательно, но долго и издевательски-томительно. Я, точно укротитель тигрицу, дразнил её укусами. С каждым поцелуем обладал ею. С каждым стоном понимал, что она моя, моя и, чёрт подери, точно — моя. Невероятная, сладкая, прекрасная и безудержно чувствительная. Моя.

— О, Лили, — язык дважды ударился о нёбо, я смаковал её имя, как дорогое французское вино. Мои губы с трудом оторвались от её сосков.

Она, как голодный котёнок, смотря на меня сквозь прикрытые глазки, искала губами мои — я дал их ей.

Одному Богу известно, где она так научилась целоваться. Мне всегда были по силам ласки на женском теле, с поцелуями — я давал себе верную оценку — дело обстояло сложнее. С её поцелуями я отпускал, отпускал себя, осознавая, что теряю себя, теряю контроль рядом с ней. Она простонала в мой рот. Ослабшие, ватные руки совсем запутались в её волосах. Мой пах уже не мог терпеть такого непрерывающегося возбуждения — этих судорожных, диких спазмов — и я вжимался им в её лоно. Когда член коснулся складок, она завопила в мой рот, чем прервала кровожадный поцелуй. Я доминантно развернул её к себе — с грохотом, хрипением и её звонким криком, похожим на ангельский, благодаря хорошей акустике. Её руки прижались к стеклу, оставляя на запотевшей поверхности следы маленьких ладошек. Мои пальцы в хомут поймали её и крепко сжали. Меня колотило, бросая то в жар, то в холод от ощущения её раскалённого тела. Член проскользнул между ягодицами — я вошёл в неё.

— О, Дориан, да!

Её крик был горячим, раскалённым кинжалом, летящим мне прямо в сердце и распускающим шипы возбуждения на бёдрах. Я тут же начал двигаться, слушая её частое, хриплое «да», её постанывания, вздохи, сбивчивые и громкие вскрикивания. Мои бёдра жёстко били её маленькую попку, заставляя её вставать на носочки, прижимаясь всё ближе и ближе к стеклу от дерзкого наслаждения, что окутывало её нежное тело. Мой рот был широко открыт, пока я громко, хрипло дышал в её затылок. Я начал спускаться поцелуями по её влажным волосам и, настигнув ушко, прикусил мочку. Новая симфония стонов прозвучала под шум воды, моё либидо не могло и не хотело останавливать этого наслаждения.

— О, боже, Дориан, Дори…ан, о, да…

Я грубо имел её и ей, моей маленькой крошке это нравилось. Я молился на неё каждый толчок своих бёдер. Моя грудь и тело накрывало её волной, а спина ограждала от струек воды, от обжигающих потоков влаги, от взглядов стен и любопытных зеркал. Я ожесточал свой темп, одержимый мыслью, что хочу всю жизнь быть её спиной. Её защитой. Стеной. Я хотел сказать ей каждым своим движением внутри, что я её вечная защита. И она чувствовала, чувствовала меня, ведь её вход сжимался вокруг моего члена, а пальцы крепче и крепче стискивали мои… и вот — вздох, крик, вздох. Обжигающие проникновение и леденящая дрожь удовольствия, мокрые тела не от воды, а от страсти, от оргазма, что разрывает моё горло стоном, а её ротик — пронзительным, острым криком. Я кончил в неё, от ощущения того, что она моя. От чувства, что она любит меня. Я кончил в неё впервые.