И теперь еще есть када-ра. Когда Сони вспомнил о них, вспышка ярости исчезла, как будто ее и не бывало. Он устроился на каменистом берегу, наполнил фляги, затем тщательно вымыл лицо и руки и попытался горстью мелкой гальки отскрести бурые пятна со штанов и ботинок. Безрезультатно — кровь въелась навсегда.

Как ни посмотри, он не мог исправить ситуацию. Единственное, что ему оставалось, это положиться на Калена. От него еще ни разу не исходили бредовые приказы, хотя некоторые были довольно странными, а подчас и жестокими. На первый взгляд. А на второй и они оказывались мудрыми. Даже убийство Мирейны.

Если Кален верил этому, побери его Бездна, истинному королю, что ж, Сони тоже придется — нет, не поверить ему, но вложить свою судьбу в его руки. Все равно деваться некуда. Разница только в том, что раньше его принуждали идти к Акельену, а сейчас он пойдет сам.

Но если обнаружится, что Акельену наплевать на када-ра и ему нужен лишь камень королей, то есть власть… Сони вспомнит все забытые навыки, использует все свои умения, чтобы вывернуться из его хватки и уйти туда, где его жизнь будет чего-то стоить.

Осознав, что мысленно угрожал влиятельнейшему из мятежников, Сони рассмеялся. Только что он доказывал Калену, что он просто пленник, болванка — пустое место, а теперь у него откуда-то вдруг вылезла давно похороненная гордость.

Сони понимал, что все это нелепые мечтания, которые могут никогда не сбыться. По меньшей мере нужно было добраться до Серебряных Прудов, а учитывая неподготовленность, состояние Калена и тощие кошельки гвардейцев, это представлялось серьезной проблемой. После наршесского патруля Сони не боялся нападения грабителей — маги разберутся с ними щелчком пальцев. В прямом смысле. Однако за время долгого путешествия могло произойти что угодно.

И все же поставить себе хоть какую-то цель было лучше, чем болтаться, как медяк на могаредском рынке. Пусть собственные решения Сони, как выяснилось, влекли за собой катастрофические последствия, он пока не жалел о том, что спас гвардейцев. Сони тяжело вздохнул. Почему его единственный за все годы правильный поступок обернулся таким ужасом?

Ноги, засунутые в ручей охладиться, замерзли. Это неприятное чувство заставило Сони вернуться в реальность, и, очнувшись, он понял, что сидит на берегу и пялится в воду уже достаточно долго. Он был не прочь полежать, но тогда гвардейцы его точно не дождутся до вечера. В сон клонило с невероятной силой. Сони подсчитал, сколько часов он на ногах. Больше полутора суток? Не удивительно, что мысли разбредаются, а настроение такое отвратительное. Даже для настоящей злости он слишком устал. Сони с сожалением подумал о том, что прикорнуть получится лишь через пару часов. На первом привале, сделанном после обеда, дремали Кален и Дьерд, а остальные дежурили. На следующем привале они поменяются, но до этого еще надо было дожить.

Сони напоследок хлебнул студеной воды, натянул сапоги и собрал фляги, перекинув их через плечо. Может, плюнуть во флягу Виньеса? Нет, в отличие от благороднорожденных, он слишком благороден для этого.

Снова выйдя на тракт, Сони стал рассматривать идущих по нему людей. Их несчастный, потерянный вид продолжал бередить его совесть, но он не отворачивался. У него не было никакого специального правила на этот счет, просто он знал, что виноват и что от себя не убежишь. Не удалось же ему за пятнадцать лет затоптать желание кому-то верить.

К тому же после принятия решения Сони стало легче. Он больше не будет прятаться. Даже если у него ничего не получится, кроме как обворовывать богатых и отдавать деньги тем, кто пострадал от када-ра, то он будет это делать. Сони солгал Калену. Может быть, он действительно пленник и тому подобное, но прежде всего он вор, и хороший. Это в его крови, в его жилах, и он до самой смерти не перестанет быть вором. Потому что если бы он им не был, то не смог бы заметить цепочку на шее у той огромной женщины раньше, чем разглядел бы ее лицо. Золото блестело на солнце, перемежаясь с матовыми бусинами из материала, который Сони на таком расстоянии не мог определить.

Стойте-ка. Они случайно не из кости? Сони ускорил шаг, прищуриваясь и всматриваясь в лицо женщины. Северянки редко бывают такими гигантскими. Женщину-валун он в Аримине запомнил всего одну. Неужели это она?

Скинув фляги озадаченным гвардейцам, которые сидели на обочине, Сони побежал дальше.

— Леди Танель! — радостно крикнул он, размахивая рукой.

Вот кто точно не откажется им помочь.

Танель степенно вышагивала рядом с перекошенной нагруженной повозкой, которой правил Тиш — слуга. С другой стороны сгорбившись шла перепачканная в саже девчонка-сасаа, вероятно, тоже слуга Аргастов, а за ней — худенький парень лет двадцати, типичный северянин. Старика Кьёра видно не было. Куда же он подевался? Наверное, из-за хромоты ехал в повозке — лорд и на ровной местности передвигался с трудом. Однако, приблизившись, Сони заметил, что плечи у Танель непривычно поникшие. Эта словно вытесанная из скалы женщина даже всхлипывала громогласно, не оставляя никому сомнений в том, что ее постигло горе. Услышав свое имя, она встрепенулась и шумно высморкалась, не выпуская из правой руки чего-то, что лежало в телеге.

— Леди Танель? — настороженно повторил Сони.

Северянка сморгнула слезы и пригляделась к человеку, преградившему ей дорогу, а потом обратила затуманенный взор на гвардейцев, которые уже вернулись на тракт и тоже стали махать их бывшей хозяйке.

— Стой, Тиш. Паломники Альенны? — неуверенно спросила она.

Сони кивнул.

— Да светит вам солнце. Рад, что вы цела и невредима, леди Танель.

Она горько вздохнула.

— Да светит вам солнце. Жаль, мой милый муж не может сказать того же…

Танель снова всхлипнула. Только теперь Сони заметил, что телега заполнена сундуками лишь по краям. В центре, как в той повозке с пострадавшим от када-ра ребенком, было устроено мягкое ложе из шкур. На нем, устремив невидящий взгляд в небо, лежал Кьёр. Его морщинистое лицо, потеряв осмысленность, разгладилось, но отсутствующее выражение этих всегда строгих цепких глаз производило неприятное впечатление.

— Да смилуются над ним Небеса, — тихо произнес подошедший Кален. Замешкавшись, он добавил: — И примут его светлую душу.

Он сомневался, следовало ли добавлять последние слова. Кьёр определенно не был мертв. Но что случилось с его душой? В теле она, присоединилась к Детям Ночи или уже отправилась в Бездну?

— Да смилуются над ним Небеса и даруют ему исцеление! — возмущенно поправила его Танель.

— Простите, моя госпожа, не хотел вас обидеть, — Кален устало поклонился, пряча досаду. Конечно же, для любящей жены Кьёр не был мертв. Поторопив события, можно было ее страшно оскорбить.

Танель пристальнее посмотрела на гвардейцев, но не потому, что ее задело необдуманное высказывание Калена. Он зарекомендовал себя как человек с безупречными манерами, истинный северянин, а они должны уметь витиевато извиняться. Произнесенная им короткая фраза не соответствовала кустистым выражениям, которыми он потчевал добрую хозяйку раньше.

— Что с вами случилось? — с ужасом воскликнула она, наконец пересчитав мужчин. — Вас было больше… Где тот милый мальчик, который любил возиться с животными? И тот высокий черноволосый красавец? И тот крепыш?..

С каждым вопросом ее голос становился все тише. Ответы она читала на мрачнеющих лицах лжепаломников.

— Да смилуются над ними Небеса и примут их светлые души. Я вам очень сожалею, — печально прошептала Танель. В следующий миг ее тон изменился: — Но все-таки, что с вами произошло? Вы как будто сражались с десятком воинов Шасета!

Сони чудом сдержался, чтобы не хмыкнуть. Она почти угадала, но как раз от воинов Шасета отряд не пострадал. Со стороны "паломники", наверное, действительно выглядели так, словно их потрепали в жестоком сражении. Командир покачивался, практически вися на посохе, да и остальные еле стояли. Одежда, изрезанная лезвиями духа, болталась на Калене лохмотьями, в многочисленных прорехах виднелись излохмаченные повязки. Некоторые испачкались и засохли, принося столько же пользы, как если бы их не было. Другие мужчины выглядели не сильно лучше. Перенося Келси и Лейни на погребальные костры, гвардейцы с головы до ног измазались в крови, добавив ее к собственным порезам и ссадинам, а слои грязи делали мужчин одинакового серо-коричневого цвета. На фоне этого порванные рукава рубах и разодранные штаны становились мелочью. Такими страшилищами, как они, впору детей пугать.