Изменить стиль страницы

— Значит, вы все же от лорда Ламана, — прервал его настоятель. — Это бессмысленно. Я уже дал ему свой ответ.

— Женщины и солдаты, которые смогут защитить детей, — повысив голос, упрямо продолжал Сони. — Они будут обеспечены всем необходимым и не остановятся ни в одном селении, чтобы не привлечь к себе внимания када-ра…

— Никто не будет отнимать детей у их матерей. Это бесчеловечно.

— Бесчеловечно? — возмутился Сони. — Бесчеловечно — это то, что делаете вы!

Не в силах сдержаться, он подскочил со стула, на который только что так удобно сел, и широкими шагами подошел к двери. Настоятель посмотрел на него, как на сумасшедшего, когда Сони рванул на себя одну из створок и заставил Даннета и Рингара с той стороны подпрыгнуть от неожиданности.

— Бесчеловечно? — прошипел он, указывая рукой в наполненный прихожанами зал. — Давайте подсчитаем, сколько здесь детей? Раз, два, три, четыре… Шесть, восемь… Пятнадцать… А, проклятье, сбился… Не важно, сколько, главное, их здесь много. Плевать на их родителей, которым вы затуманили разум. Хотят остаться — это их выбор, пусть дохнут. Но дети этот выбор не делали! Зачем вы принуждаете их торчать тут? Смерти невинных детей будут на вашей совести!

Вне себя от ярости, он сообразил, что кричит, только когда настоятель совершил резкий жест, и бородач с чахоточным вырвали у Сони дверную ручку, почти что запихнув его обратно в приемную. Но поток слов это не пресекло. Сони прорвало, и остановиться он уже не мог.

— Вы не боитесь смерти. Здорово! А у детей этих вы спрашивали, боятся ли они? Знают ли они, понимают, что их ждет? Или слепо верят вам, потому что вы большой и умный? А вы обрекаете их на смерть вместе с собой!

— Я уже говорил лорду Ламану, что не обрекаю никого на смерть, а веду к спасению, — терпеливо ответил Мирран. — Боги не допустят…

— А что если боги допустят?! — заорал Сони, окончательно выведенный из себя самоуверенностью проклятого жреца. — Они допустили освобождение када-ра, разорение Аримина и других городов! Почему они должны пощадить именно вас?

— Вы еретик, — брезгливо бросил настоятель. — Кто вы такой, чтобы указывать мне, что делать?

— Вор и убийца, — признал Сони, глядя ему в глаза. — И еретик, если вам так угодно. Но вы — фанатик, мятежник и детоубийца. Надеюсь, вы осознаете это до того, как када-ра сожрут вашу душу.

Он сообразил, что вылетело из его рта, лишь когда Мирран, этот поразительно сдержанный человек, побелел от ярости. Но жалеть о своих словах было уже поздно.

— Уходите, — процедил настоятель, с такой силой сжимая челюсти, что было слышно скрип зубов.

— Я-то уйду, — со спокойствием, которое изумило его самого, ответил Сони. Бояться было нечего — он уже все испортил. — А дети? Они останутся погибать из-за вашей глупости?

— Вон! — стукнув кулаком по столу, потребовал Мирран. В это мгновение он стал так похож на Калена, который несколько часов назад грохотал в закутке за конюшней, что Сони вздрогнул. — Мало того что вы, сейдар, лезете в дела северян, вы еще и богов гневаете своими сомнениями!

— Дайте детям будущее. Не обрекайте их на смерть, — упрямо повторил он.

— Прочь отсюда, мерзкий еретик!

Сони стиснул кулаки, удерживая себя от того, чтобы не накинуться на настоятеля и не надавать ему тумаков. Он внезапно понял, что Кален был прав — не только командир, кто угодно был бессилен здесь что-либо сделать. Человек, не родившийся в Квенидире, будет для Миррана «сейдар» — чужаком, а тот, кто не полагается безоглядно на волю высших существ, — отступником веры. Но даже если найдется богобоязненный квенидирец, который рискнет ему перечить, то Мирран и тогда будет с ослиным упрямством стоять на своем. Разговаривать с ним бесполезно.

Развернувшись на каблуках, Сони стремительно вышел из приемной. Дверь, которую он резко толкнул от себя, ударила бородача, и в адрес Сони понеслось приглушенное ругательство. Он не обратил на это внимания. Пусть хоть в спину плюют — какая разница, если на них могут в любой момент напасть када-ра?

Покидая зал, Сони заметил капитана Оллета и Энтарина с несколькими солдатами, которые тащили через половину Небес подозрительно тяжелый сундук. Интересно, что там — взятка? Наивные люди. Хотя вдруг они смогут хотя бы выкупить детские души у настоятеля, провались он живьем в Бездну…

Выйдя за ограду храма и отойдя от него на достаточное расстояние, Сони наконец-то позволил себе высвободить эмоции. После того как пустую темную улицу огласил его отчаянный вопль, он упал в сугроб и зарыл пылающее лицо в колючий снег.

Не может он никого спасти. Ни Дженти, ни Келси, ни Гоха, ни квенидирских детей, ни даже Дьерду в Остеварде толком не удалось помочь… Почему у него получается только убивать? Что это, проклятие какое-то? Вряд ли. Просто он ничего не способен изменить. Ни-че-го.

* * *

Сони снилось, что он снова в Могареде, что еще не случилось гадкой истории с Эльером и даже Тайли он пока не был должен. У него длились те отличные дни после хорошего дела, когда кошель был под завязку набит деньгами, а время они с подельниками коротали или в борделе мамочки Шелк, или в приюте Нисы. Сейчас Сони как раз отдыхал после ночной гулянки, у него гудела голова и горело лицо, а во рту пересохло. Как часто бывало во время общей ночлежки, его кто-то начал трясти за плечо — то ли подцепленная вечером подружка, забывшая его имя, то ли товарищ, которому нужно было уступить место. Вставать дико не хотелось, Сони было одинаково плевать и на девчонку, и на приятелей, поэтому он причмокнул губами и натянул одеяло до самой макушки, надеясь, что настырные приставалы поймут намек и отвяжутся. Но не тут-то было — его продолжали трясти.

— Отвянь, — вяло отбрыкнулся он, переворачиваясь на другой бок.

— Я тебе покажу «отвянь», — угрожающе произнес командир.

В то же мгновение золотистые нити стащили с него одеяло и вздернули охнувшего Сони на ноги, поставив перед Каленом.

— К вашим приказаниям готов, господин лейтенант! — быстро проговорил Сони, боясь того, что северянин до сих пор зол после вчерашнего. Сердить его еще больше не стоило.

Командир был уже одет и свеж и выглядел безупречно. В нем не было заметно следов болезни, и строгость его облика нарушали только пляшущие в глазах искорки веселья — как всегда, когда ему удавалось «подшутить» таким образом над починенными. В последнее время, с тех пор как Невеньен доверила ему Сердце Сокровищницы, это случалось все чаще. Количество энергии, испускаемой кристаллом, было таким, что ее можно было не экономить, и Кален с удовольствием этим пользовался.

Эти искорки успокоили Сони — значит, командир уже успокоился. Однако они мигнули — и погасли.

— Где шлялся? — мрачно спросил Кален, подавив сухой кашель.

— Где? — Сони поморщился, пытаясь прийти в себя после глубокого сна. — Нигде. Спал.

— Врешь. Удрал куда-то после того, как вы закончили переносить ящики.

И все-то он знает… Интересно, кто ему доложил? Сони сделал вид, как будто ему ужасно стыдно.

— С одним парнем узнали, где выпивку можно достать, и бегали за ней, — сочинил он.

— Не ври мне, — произнес Кален более низким и пугающим тоном.

Сони поднял на него глаза. По взгляду командира было заметно — он прекрасно знает, куда именно ходил подчиненный, но ждет, что тот скажет об этом сам. Да только пусть выкусит — не признается Сони в том, что нарушил приказ.

— Хватит вам! — жалобным воем прервал зарождавшуюся ссору Виньес, который держался за лоб. — Хоть с утра пораньше не ругайтесь, и так башка раскалывается.

Уже утро? Сони огляделся.

За узкими окнами полупустой казарменной спальни не было и намека на рассвет. Комнату с двумя длинными рядами кроватей освещали вонючие сальные свечи, почти не разгонявшие сумрак. Те немногие солдаты, кто не должен был готовиться к сопровождению беженцев и не стоял на дежурстве, могли еще спать и спать, но почему-то все без рвения (толком выспаться уже давно никому не удавалось) одевались и натягивали сапоги. Помещение наполнял тихий бубнеж недовольных ранним подъемом мужчин. Сгорбленный, взъерошенный Сех сидел на соседней кровати, уткнувшись лицом в скомканное на коленях одеяло, и дремал. Он был раздет до пояса — видимо, вернулся после патрулирования, только прилег, и ему тут же сказали вставать. Виньес, как одурманенный, совал руки в рукава кожуха и никак не мог попасть. Выглядел маг отвратительно — нос красный, глаза слезятся, на подбородке семидневная щетина. Ему определенно следовало лежать в постели, однако Кален его не останавливал.