Дышалось легко! Максим чувствовал себя словно двадцатилетний. Не было быстрого захекивания больных лёгких. И болезни не было! Жизнь хороша! Ноги будто сами бегут, бодро сменяясь и принимая вес. Преодолён первый километр, судя по табличке, размещённой вдоль дорожки…

Что-то ноги стали заплетаться, он уже не чувствует себя грациозной антилопой, скорее потливым хряком. Раз-два-три-четыре… Раз-два-три-четыре… Дыхание участилось, пот заливает глаза. Преодолён второй километр…

Кто повесил на ноги гири? Глаза щиплет, приходится постоянно протирать лицо рукавом куртки, почему-то не обеспечивающей надлежащий микроклимат тела. Жарко, мокро. Дыхание со свистом проходит сквозь дыхательные пути. Рот пересох, язык колом. Песня умерла в жутких муках, с душераздирающим хрипом. Преодолён третий километр…

У меня есть ноги? Это топающие слоновьи лепёшки. Кто посчитал этот воздух пьянящим и свежим? Это раскалённая наждачка, проникающая в лёгкие и обратно со свистом. А ну, соберись, размазня. Тебе не стыдно? Наставник, вон, как будто лёгкую прогулку совершает, моциончик, так сказать. Ни разу не запыхавшись, порхает как бабочка, песню распевает. Раз, два, раз, два. Покорён четвертый километр…

Всё! Я умер! Это бежит зомби! Он ничего не чувствует, ему всё равно. Преодолён пятый километр…

А зомби здесь тихие, очень тихие, только дышат почему-то громко и надсадно. Топ-топ, шлёп-шлёп. Шестой километр прошлёпан…

Зомби стёрся в порошок, нету зомби тут уже. Зомби стёрся в порошок, нету зомби тут уже. Стихоплёт, как пить дать. Семь! Седьмой километр сделан!..

Я – терминатор, я не знаю усталости. Мои механические конечности передвигаются с точностью и лёгкостью часового механизма. Хм, терминатор от стыда за себя застрелился бы из своего карабина. Восьмой километр…

Я – терминатор. Был дождь, кислотный. Он растворил мои сочленения. Где-то там внизу, наверное, есть конечности. Ведь я как-то ещё бегу? Девятый километр…

Раз. Два. Три. Четыре. Раз. Два. Три. Четыре. Почему-то легче бежать, когда представляешь, что у тебя четыре ноги. Впереди уже виднеется табличка с цифрой десять… Десять километров – это достижение! Столько он давно не пробегал! Герой, супер-герой, супер-пупер-герой!

Наставник устал, ужасно устал… ждать. Так ползти, это издевательство над службой. Не-е-е-т, это не задохлик. Это дохлый хвост дохлого задохлика. Он ползёт до таблички так, будто ставит мировой рекорд. И что он нашёл такого важного в табличке номера сектора периметра? Пробежали-то от силы три лиги. Разминка для младенцев, грудничок не запыхается.

Глава 27. Через тернии к кадетству

Пробежка удалась. Максим чувствовал душевный подъем, несмотря на дикую усталость, сухой непрекращающийся кашель из-за пересохших дыхательных путей и подгибающиеся ноги. Он направил свои вялые заплетающиеся стопы в сторону Бронга. Вот только почему-то наставник не излучал радость за своего воспитанника.

– Да-а, боец… Даже Мыслящие бегают быстрее тебя. Не смог одолеть четверть минимального расстояния согласно нормативам подготовки. Я уже молчу про время.

– Мастер, но я пробежал целых десять километров. Я столько бегал всего пару раз в своей жизни, и то в молодости. Немного тренировок, и я смогу больше, наверное.

– Десять километров? Откуда ты взял такую величину, боец? И что такое километры? Ты пробежал жалкие три лиги, дорога в сортир и то длиннее. Я ждал тебя тут, потому что видел, что ещё чуть-чуть и можно хоронить.

– Но как же таблички с расстоянием? – Максим растеряно указал трясущимся пальцем еле поднимающейся руки на табличку, торчащую на газоне.

– Это, чтоб ты знал, разметка секторов, предназначенная для ориентирования на периметре в случае необходимости, боец. А теперь назад, в Центр, принимаем водные процедуры и завтрак.

– А как мы попадём в Центр, пешком?

– Бегом, боец, бегом. Хочешь на завтрак? Тогда шевели конечностями! Бегом ма-а-а-рш! Песню запе-вай!

Если до этого Макс считал, что он неимоверно устал, то теперь он понимал, что усталось ничто, жажда – всё! Правда, наставник проявил чудеса заботы и дал ему слегка смочить горло глотком тонизирующей настойки. Чтож, и то хлеб. Обратная пробежка не отложилась в его сознании, отказывающемся запоминать форменное издевательство над организмом. Максим бежал на полном автопилоте, потеряв счёт времени и расстоянию, просто смотря на переставляемые носки своих ботинок, за что и поплатился парой болезненных падений и одним незабываемым кувырком через голову.

Прибыв в медцентр, он заполз из последних сил в душевую в своей палате, рухнул на пол под струи воды и тупо сидел там минут пятнадцать, пытаясь успокоить кашель. Когда и как он снимал форму, так и не смог потом вспомнить, но умудрился даже запихнуть её в прачечный шкаф вместе с больничной пижамой, что валялась сырая ещё с побудки. Снова контрастный душ, ватное тело отказывалось служить и бодриться, еле-еле покачиваясь в условно вертикальном положении. Там его и застал Бронг, заграбастал в кучу, и, наскоро обтерев, бросил на ложе. Врубил на панели режим восстановления, приземлился на стул рядом и принялся ждать. Всё-таки медицинское ложе в палате – мощная вещь, все поддерживающие процедуры и слежение за состоянием здоровья пациента. Чудесный аппаратик снова проявил все чудеса заботы, накачав восстановительно-поддерживающими составами и загнав тело своего пациента в состояние быстрого восстановления.

Бронг не показывал виду, но на деле не был любителем поиздеваться, и поэтому очень волновался за воспитанника, выдержит ли. Такой суровый режим подготовки предложил ему Слот, объясняя это тем, что подобные экстремальные ситуации на грани фола подстегнут ускорение фазы слияния и изменения. Симбионт не станет сидеть в сторонке, сложа лапки или что там у него есть, когда его носитель загибается от перегрузок. И даже без ментальных просьб он будет делать всё, чтобы организм носителя комфортно переносил испытываемые невзгоды. Бронгу оставалось только уповать на то, что Слот понимает, о чём говорит. Сам маалуши Изменённых не тренировал, да и начальная подготовка прошлых его учеников была намного лучше. Не зря он Максима называет задохликом, ой, не зря.

А Макс снова плавал внутри себя в компании урчащей Багиры. Симбионт трудился, он делал именно то, о чём рассказывал Бронгу Слот, и даже больше. Однако ему срочно был необходим строительный материал для изменения тела, ведь того, что поступало с пищей, надолго не хватит. Надо немедленно принимать меры – даёшь как можно больше материала за как можно более короткие сроки. Ложе отреагировало на резко упавшие показатели состояния пациента и начало программу по его стабилизации, накачивая необходимыми составами, заодно послав сигнал вызова на дежурный пост. Прибежавший дежурный попытался прогнать изверга-вояку, да не на того напал. В итоге, после яростной перепалки и вынужденного замирения, они собрали коллектив врачей и по запросам Бронга составили индивидуальный курс накачки Изменённого. Требовалось сделать всё, чтобы обеспечить Симбионта всем необходимым для перестройки организма, согласно принятых практик и рекомендаций, выданных Бронгу Мыслящим. Процесс пошёл…

Максим вылез на свет божий из кокона ложа только к обеду, словно медведь после зимней спячки. Его организм пришёл почти в норму, но был голоден как стая волков. Бронг дремал по соседству, на его униформе было рассыпано несколько крошек, видимо, успел перекусить. У пациента при мысли о еде так заурчало в животе, что он был готов съесть быка, желательно, жаренного, но можно и мычащего, о чём и сообщил проснувшемуся наставнику. Максим прошёл в санузел, достал восстановленную форму из шкафа и надел. На этот раз всё прошло легко, в застёжках не запутался. Теперь он был готов идти кушать.

Наставник и воспитанник вместе направлялись на обед в пункт питания, и Макс рассказывал Бронгу, почему он называет этот пункт столовкой. Несмотря на утренний марафон, он чувствовал себя бодрым и посвежевшим, отчего сильно недоумевал, но ему простительно, он не знал, как трудились сообща Симбионт, ложе и врачи, сами того не подозревая. И результат был налицо, как говорится, бодро вышагивающий и весело рассказывающий свою старую детскую историю охоты на деда.