Наши лица — радостные отражения физиономии вожака. Он торжествует. Наконец взгляд его останавливается на Никифоре, на том, кто открыто противостоял ему.
Никифор невозмутим. Электричество сгущается между ними. Когда-то сверкнет искра?
Голос нагоняющей нас Дары словно бы сбрасывает гору с наших плеч. Только сейчас мы сознаем, как нас беспокоило ее отсутствие.
Бранко не выдерживает и открыто укоряет Никифора:
— Видишь? Идут!
И Насмешник бросает Никифору свое:
— Два-ноль в нашу пользу!
Больше всего группа радуется тем, кто возвращается к ней.
А вот и запыхавшаяся, обессиленная Дара.
Одна. Мы изумлены. Мы ищем глазами Деяна. Тревога разбивает нашу мгновенную радость. Слишком поспешное торжество вожака повисает в воздухе.
Дара рухнула прямо в снег и тяжело переводит дыхание. Мы ни о чем не спрашиваем. Она все еще не уловила нашего настроения и сияет от того, что догнала наконец-то! Оттого что снова с нами!
Она пережила самое страшное: шум своих одиноких шагов в полной тишине.
— Говорил я вам, что Деян не явится! — почти со злорадством произносит Никифор.
Дара постепенно включается.
— Деян в западне! — Голос ее прерывается, она чувствует себя виновной в том, что пришла без него.
Мы задумались, молчим. Она снова переводит дыхание и отвечает нашим мыслям:
— И я удивляюсь. Это не похоже на Деяна. Будто крыса в капкане!
Мы обмениваемся подчеркнуто спокойными взглядами. Только вожак отводит глаза.
— Деян предупредил, что не сможет! — произносит Найден хриплым голосом.
Это звучит весьма неубедительно. У Никифора в уголках губ собирается ироническая улыбка, мы видим ее, даже не оборачиваясь к нему.
В такие минуты самое короткое молчание кажется бесконечным. Никифор не спешит его нарушить. В напряженной тишине мы прислушиваемся к собственным мыслям:
— Потеряем разряд! Группа в неполном составе: пятнадцать вместо шестнадцати положенных!
И тут Слав, оператор, что таился где-то позади, выходит вперед:
— Я буду шестнадцатым!
Смеемся горьким смехом.
Слав настаивает. Он не обижается на нас. Он с нами, и это подымает его над любой обидой.
— Вместо Деяна!
Мы еще больше огорчаемся.
— Конь за курицу! — Шепот Насмешника достаточно громок для того, чтобы все расслышали.
Вожак изливает на беднягу оператора свое раздражение.
— Давай обратно! Это не для тебя!
Максималист Бранко идет еще дальше:
— Ты нам все испортишь! Из-за тебя мы Памир упустим!
Это, конечно, важный аргумент. Но Слав продолжает умолять, не обращая внимания на аргументы и оскорбления:
— Хотя бы немного!..
Вожак взмахивает рукой:
— Прекратить базар!
Мы не подозреваем, что, отстраняя Слава от нас, мы отстраняем себя от всех остальных людей. Мы хотим избавиться от человека, который оставит о нас единственные достоверные свидетельства. Но, к счастью, он не самолюбив и продолжает настаивать.
Дара болезненно ощущает, что ее приход без Деяна расстроил нас. Ясно, что сама по себе она не так-то ценна для нас.
Еще не вполне отдышавшись, она вскакивает и пытается нам объяснить, как он отказался. А мы и не спрашиваем. А она пытается рассмешить нас, дурачится… Такая уж она!
Перемешанная с вымыслом, правда выглядит убедительнее.
С подлинным талантом Дара разыгрывает целую сценку:
— Вхожу в институт, вот как есть, в костюме, с рюкзаком. Тихо — ну просто церковь! Поднимаюсь наверх, чуть ли не до чердака! Табличка: «Экспериментальная лаборатория». Фирма богатая, положение бедственное! Вхожу без стука… Западня!.. Или нет, паутина!.. Все кругом — в проволочках! «Деян, выбирайся из паутины!» А пауки в белых халатах протестуют: «Ты куда?! И откуда только берутся такие: то ли парень, то ли девица!» Тут я с возгласом «Де профундис!» начинаю прокладывать путь сквозь проволочные джунгли. «Деян, неужели нам тебя дожидаться?» Он повисает на проволочке: «Я ведь уже сообщил, что не могу». — «Ты не можешь не мочь!» — «У меня баланс!» — «Балансер! У нас Памир срывается!» — А возле него — аппарат какой-то! И я давай стучать…
Дара постукивает по камере Слава, а камера щелкает, щелкает…
Девушка в альпинистском снаряжении, на левой руке бечевка, свернутая узлом, жесты Дары — мальчишески-угловатые — она бесподобна!
Здорово бы она выглядела в немом фильме: всевыражающая пантомима: — Буратино, Хитрый Петр и Дон-Кихот вместе взятые!
Нимало не смущаясь. Дара продолжает:
— «Где у тебя, — спрашиваю, — тут дисциплина запрятана? Вынь, покажи, может, меня перевоспитаешь!» А он: «Сегодня не могу». А я: «Ты что, муха на липучке?! «Тут какой-то серый встревает, с мышиными глазками: «Значит, бывают и женщины-альпинистки?» Тут я даю им жару! «Естественно, бывают. За отсутствием настоящих мужчин!..» Серый никак не отцепится: «Я против такого бессмысленного риска!» И тут я выдаю: «Если мы не равны мужчинам, то будем хотя бы против них!».
Но группа не переносит даже малейшей фальши. Группа, как еж, оборачивается всеми иголками к болтливой Даре:
— Не отвлекайся! Основное!
Гротеск уже не смягчает нас, уже воспринимается как диссонанс. Не пародийные выдумки нам сейчас нужны, а объяснение необъяснимого.
Обмануть ожидания группы — это почти измена! Раздраженная собственным бессилием, Дара сбавляет тон:
— Ладно! Значит, я спрашиваю Деяна, в чем же дело наконец! И знаете, что он отвечает? «Невозможно!» А когда-то, помните, учил: «Вычеркните это слово!» «Вычеркиваю тебя со всех скал!» На этом я с ним покончила… Слышу, Серый — за моей спиной: «Плоская, как линолеум, под дверь можно пропихнуть!» Думает, меня это задело!.. И как только Деян выдерживает на этом чердаке?!
— Опять у него новое открытие! — Вожак силится придать своему голосу убедительность.
Нетерпеливый Бранко подхватывает:
— Все никак не откроет цветной телевизор!
— Балки он подпирает, чтобы крыша не рухнула! — сердито заключает Дара.
Если бы не низкий чердачный потолок, чем бы мы измеряли высоту горного простора? Если бы не смог, как ощутили бы чистоту воздуха?
Высоко, в снежной белизне открываются стройные плечи горных хребтов.
Снежная безбрежность.
Высота раскрашивает наши лица в цвет здоровья.
В группе шестнадцать человек. Шагаем решительно, со свежими силами. И чем выше мы поднимаемся, тем дальше уносится гребень горы. Проходим мимо пирамидки, сложенной из камней, уже присыпанных пушистым снежком.
Шедший впереди Никифор уступает место следующему и, пережидая нас, чтобы встать последним, замечает, указав на пирамидку:
— Знак Деяна!
Это напоминание — не без умысла. Тучей нависло над всеми нами отсутствие самого старшего, самого опытного…
«Отсутствие ощутимей присутствия!» — теоретизирует Асен.
Найден, вожак, впереди. Дара обращается к Мерзляку:
— Ну а ты что думаешь?
Тот поднял ворот и отвечает уклончиво:
— Начальник не разрешил ему отпуск за свой счет…
Дара все еще радуется тому, что нагнала нас, что она больше не одинока в горах, и выкрикивает почти весело:
— А я предпочитаю оплачиваемый отпуск! Но уж если не выходит, приходится брать за свой счет!
Никифор становится последним в цепочке. Он наконец-то нашел повод напомнить Даре о дисциплине:
— Ты — сплошное нарушение! — Никифор указывает на ее отклоняющиеся от прямой линии следы.
— Нет, это вы, дисциплинированные, — сплошная аномалия природы! — препирается Дара.
За насмешками кроется первый слом общего радостного настроя. Отдаленный сигнал тревоги, который мы силимся одолеть в себе самих. Чем дальше мы углубляемся в горы, тем сильнее ощущается отсутствие Деяна. Наши короткие отрывистые фразы так или иначе касаются его. Ведь он организовывал и сплачивал нас. Без него группа расслаивается на отдельные враждующие между собой кучки.