Если бы мы обсуждали твой случай, это было бы еще бо́льшим наказанием для тебя. Ты знаешь…
Сейчас, когда мы далеко от тебя, ты вдруг видишь нас, всех вместе, открываешь нас для себя.
Мы движемся цепочкой, один за другим. Покорители высоты. Попробуй догнать нас!
Ноги, обутые в прочную обувь, оставляют крупные отпечатки на свежевыпавшем снегу. Шагаем вперед — цепочкой, — выдерживая определенное расстояние, — один за другим. И каждый углубляет след того, кто прошел впереди.
Твое место уже занято. Занято другим. А если ты утратила свое место здесь, в цепочке, где же твое место в мире?
Туго набитые рюкзаки еще не давят плечи. Молодые лица раскраснелись от жизнерадостности. Румянец согревает нас.
Мы — одна кровь. Ты не сможешь смеяться, пока не догонишь нас. Отторгнутая от притока сильной нашей крови, ты остаешься пугливой и бледной.
Нами завладело горное притяжение, обратное земному, — не вниз, а вверх. А быть может, это древнее стремление — противопоставить себя извечной земной тяге.
Снег очищает наши души.
Расправляем плечи — на свободе…
Чувство первооткрывателей опьяняет нас. Снег дышит первозданностью.
И мы вдыхаем глубоко, полной грудью. А ведь еще вчера мы были отделены друг от друга, замкнуты в темных бетонных колодцах города. Сегодня мы — вместе… МЫ… Крепкое, уверенное в себе существо, нет преграды, которая остановила бы нас. Всемогущее в своей совокупности существо, недоступное ничему чуждому. Чуждость — не допустим!..
Затворился круг нашей группы — в этой замкнутости мы свободны.
В одиночестве ты всегда начеку, ты закручен колючей проволокой своей личности, ты должен защищаться… И самое трудное — ни на секунду не ослаблять самоконтроля!
Но вот единицы перерастают в МЫ, сразу — легче. Переводим дыхание.
Дисциплина? Все равно это легче, чем самодисциплина.
Беззаботность — групповая добродетель.
Гора дыбится под нашими шагами. Перед нами — небо, под нами — бездна.
Общая устремленность вперед — сплачивает. Шагаем один за другим, объединенные горой. Мерный шаг — первозданное наслаждение тем, что можешь двигаться вперед.
Горы — это бесконечный ритм. Хребет за хребтом, вершина за вершиной…
И в этом ритме движется наша колонна. Плечи вздымаются, подобно хребтам. Хребты вздымаются, словно плечи.
Небо, глубокое и спокойное, оттеняет тревогу гор. Гребни гор — скачущая диаграмма земного сердцебиения.
Шагаем — единый, бодрый, постоянный ритм.
В одиночестве — не постигнуть такого ритма.
Шаги одиночки — уязвимы…
Мы — иное, мы — устойчивы.
Ритм передается от человека к человеку по какому-то невидимому проводу… Цепочка… Гармония, почти певческая…
Снег, чистый, незапятнанный, легко слагается в радугу.
Так и мы — разноцветные характеры, слитые в единую радужную дугу.
Общий ритм стирает различия.
Здоровье и счастье обретаешь в этом групповом ритме.
Должно быть, одинокая горная река вот так же блаженствует — вливаясь в море, она теряет и одновременно находит себя.
Чередуемся — прокладываем тропинку…
Бранко выходит вперед. Он все принимает всерьез. Он еще очень молод.
— Я забыл темные очки! — тревожится он, ведь первопуток нужно вначале наметить взглядом.
Тот, кто только что был впереди, переводя дыхание, поджидает остальных. Он, первый, получил право на мгновения отдыха, перед тем, как стать последним.
— Посмотри в левом кармане рюкзака… Я, кажется, захватил две пары… — Раздутый рюкзак поворачивается к Бранко. — Вот тебе от меня на день рождения подарочек — темные очки!
Насмешник чувствует себя обязанным откликаться на всякую шутку другого, и сейчас голос его несется откуда-то из середины цепочки:
— Подарок для совершеннолетнего! Больше не будешь смотреть на мир через розовые очки!
Конечно, не всегда старания Насмешника увенчиваются смехом. Но нам довольно и того, что он всегда «на посту».
Вообще-то он использует один и тот же прием: вставить последнее слово. Но мы получаем двойное удовольствие: во-первых, ни за кем не остается последнее слово, а во-вторых… иногда получается очень смешно.
Мы готовы смеяться даже не очень удачным шуткам. Наша группа настроена на веселье. Общее веселье окрашивает интонации каждого голоса.
А белизна снега четко выделяет каждый силуэт, каждый жест, каждый взрыв звонкого хохота.
А Поэт, который только что прокладывал первопуток, пережидает нас, присев на корточки, чтобы затянуть потуже шнурки ботинок.
А позади всех пока шагает другой, непризнанный поэт. Завороженный картинами гор, вскидывает портативную камеру и снимает, снимает…
Забывшись, ударяется о ранец присевшего.
— Ты что?
— Да так, — бормочет оператор Слав и торопится вперед.
Поэт провожает ироническим взглядом неловкие шаги оператора. Восторженность этого человека кажется Поэту наивной. Он снова наклоняется над ботинком.
И тут Слав быстро оборачивается и щелкает… Поэт ничего не заметил, он и не подозревает, что смешной снимок неуклюже присевшего на корточки альпиниста будет последней памятью о нем.
Никто не знает, каким его запомнят.
— Хватит тебе государственную пленку тратить! — Это, конечно, Насмешник окликает оператора.
Но тот не слышит. Горы нахлынули на него, подобно морскому приливу. Он захлебывается. Волна за волной, и каждая — все выше. Пейзаж за пейзажем — все поразительней. Он беспомощен перед этим напором белизны и высоты, он уже пошатывается, как пьяный. Нет, здесь не хватит ни пленки, ни умения, ни времени. А мы смеемся над ним.
Этот мир — в нашем владении. А вот он не может быть хозяином мира — он слишком волнуется и суетится.
Слав, оператор, — наш неудачник. И он нужен нам именно таким, он — мерило наших достижений. Мы не считаем его настоящим альпинистом, несмотря на все его старания, а может быть, как раз из-за этой чрезмерной, на наш взгляд, старательности. Мы едва согласились включить его в состав группы на этот трудный подъем… И то тянули до последнего… Славу помогло отсутствие Деяна, мы взяли оператора, чтобы не нарушать установленное число… И теперь Слав — самый счастливый… Никак не может поверить в свою неожиданную удачу… Пока Деян не догонит нашу группу, Слав — с нами, Слав чувствует себя равным нам…
Беглая улыбка солнца — и вот снег уже откликнулся бесчисленными трепетными вариантами белизны, ничтожно малое их число воспримет глаз, остальные тона и полутона останутся в молчании, в предчувствии, определят наше настроение. Эти слабые заревые отблески не боятся мороза. Но Слав боится спугнуть их камерой, как дулом, и щелкает словно бы украдкой. Он все время начеку, он спешит не упустить окружающую красоту.
Вожак, шагающий в середине цепочки, предупреждает нетерпеливого Бранко:
— Медленней!
Бранко насмешливо замечает идущему следом Скульптору:
— Какой смысл мне быть впереди, если сзади приказывают!
— Когда тебе двадцать один год, не следует тратить время на поиски смысла! — отзывается Скульптор.
Поэт — позади всех. Мы и подумать не успели, а эти случайные слова уже разожгли его… Мы ни о чем не подозреваем, а одно нежданное, неуместное стихотворение рождается в такт шагам:
Конечно, эти строки не годятся для Бранко, празднующего сегодня совершеннолетие, не годятся и для нас, давно переступивших этот порог. Мы слишком взрослые для того, чтобы воспринимать мысли и образы, не анализируя, не оценивая…
Поэт втаптывает в снег навязчивое стихотворение. И, пытаясь отыскать тему для поздравительных куплетов, начинает разговор: