Я лежал на спине и ни о чем не думал.

Из-за поворота послышался шум приближающейся машины, и через минуту медленно и как-то очень торжественно выплыл джип, украшенный разноцветной рекламой. Я приподнялся. Как раз в этот момент показался мотоцикл с коляской, а за ним несколько велосипедистов в пестрых майках. «Велогонка по Болгарии», — догадался я и встал.

На солнце спицы колес отливали серебряным блеском, велосипедисты медленно крутили педали, потому что на этом месте как раз начинался подъем. Они проехали, не обратив на меня никакого внимания, их было пятеро. Потом показались еще двое, за ними проехала «Варшава». Потом — снова джип, из которого какой-то толстяк кричал что-то велосипедистам. Потянулась колонна. Этот караван ошеломлял изобилием цветов, было так интересно, что даже кобыла перестала жевать и уставилась на разноцветную колонну.

Вдруг один из спортсменов слез с велосипеда, взвалил его на плечо и перепрыгнул через придорожную канавку. Он направился прямо ко мне, похоже совершенно не интересуясь удаляющейся колонной. Он опустил козырек своей белой шапки и бросил велосипед на землю. Раздался звон, но, очевидно, и велосипед его не интересовал. Спортсмен выглядел великолепно. Небольшого роста и не очень молодой, но широкий в плечах, с сильными руками. Привлекали внимание его ноги: под загорелой кожей двигались развитые мускулы. Я смотрел на него с завистью, представляя, как в далекой Софии мама ждет меня вот таким, чтобы сразу сказать: «Видишь, что делает свежий воздух!»

— Тебя Гошо зовут? — хриплым голосом спросил велосипедист.

— Как ты узнал?

— Да потому что и я Гошо, — рассмеялся он и стянул с головы шапочку, открыв глубокие залысины в светлых волосах.

— Ты бы разделся, спечешься в этой рубашке.

— У меня вчера обгорела спина.

Он снял майку, зеленую, с темным пятном на спине. Расстелил ее на траве, лег и прикрыл глаза шапочкой.

— Ты из какой команды?

— Из «Молнии», город Кубрат. А что?

— Почему же ты сошел с дистанции?

— Просто надоело.

Мой тезка оказался безответственным парнем. Люди рассчитывают, что он принесет команде, и без того не очень-то сильной, хоть какие-то очки, а он…

— Не беспокойся, тезка, — сказал велосипедист Гошо. — Нашу команду и так дисквалифицировали. Я остался для соревнования в личном зачете.

— Что же ты не соревнуешься?

— Не хочется. Слишком много спрашиваешь.

Гошо перевернулся на живот и вытянул руки, похоже, ему приятно было лежать в этой траве. Здесь так пахло лавандой, что стоило закрыть глаза, как я тотчас же представлял себя в парикмахерской.

— Ты когда-нибудь был чемпионом?

— Нет.

— А будешь?

— Нет.

— Зачем тогда вообще участвовать в соревнованиях?

— Для удовольствия.

— Да что же ты за человек?

— Я? Я волшебник, а в обычной жизни учитель физкультуры. Из таких дохлятин, как ты, делаю настоящих мужчин.

— Между прочим, по внешнему виду не очень-то разберешь, кто какой мужчина.

Мы немного помолчали. Потом учитель — производитель настоящих мужчин — встал и сделал стойку на руках. У него явно ощущался избыток физической силы — не очень-то он переутомился в велогонке по Болгарии…

— Ты знаешь Анкетиля? — поинтересовался я.

— Какого Анкетиля?

— Жака Анкетиля, французского велосипедиста-профессионала. А нашего Милко Димова знаешь?

— Слышал о нем.

«Да он никакой не велосипедист…»

— А какое у тебя место в общем зачете?

— Восемьдесят третье. Черт возьми, да что ты столько спрашиваешь! Где здесь поблизости вода?

— Вон за теми деревьями есть ручеек.

Он направился к воде, голый, в спортивных трусах, красивый и бронзовый, как низенький греческий бог. Проходя мимо кобылы, похлопал ее по шее, но она не обратила на него никакого внимания, продолжая жевать так сосредоточенно, будто решила до вечера во что бы то ни стало уничтожить всю траву Балканского полуострова.

Велосипедист Гошо медленно шел к воде. Мне вдруг стало обидно за тех ребят, которые сейчас на пыльной дороге, в жару крутят педали в борьбе за желтую майку. Стало обидно и за мрачных руководителей велосипедной команды «Молния» из города Кубрата, которые уже не могут рассчитывать и на индивидуальный зачет. Я представлял себе, как они вздыхают, слушая тренера, который доказывает им, что нужно омолодить команду и за пять лет «Молния» даст Болгарии нового Жака Анкетиля, при этом в комплекте с несколькими Димовыми и Христовыми. А мрачные руководители только качают головой, машут руками и говорят: «Как же, как же!»

В одну минуту я вскочил, сбросил рубашку, кинул ее на землю и натянул пропитанную потом майку велосипедиста Гошо. Она мне была велика, рукава развевались над моими цыплячьими бицепсами, как крылья. Я надел белую шапочку и поднял велосипед. Взвалил его на плечо и бросился к шоссе. Через минуту я уже как сумасшедший крутил педали.

Сколько я ехал — не знаю, но вскоре за поворотом я увидел хвост разноцветной колонны. Один из велосипедистов в красной майке обернулся и крикнул:

— Гляди-ка, Гошко вроде бы сошел с дистанции, а теперь нас догнал!

Эти, в хвосте колонны, такие, как Гошо, ездят для удовольствия, знаю я их. Я наклонил голову и зеленой стрелой пролетел мимо. Потихоньку я обогнал всю колонну. Какое-то время мы ехали вместе с лидером, но потом и он отстал.

Так я выиграл этот этап гонки.

Вот о чем мне хотелось вам поведать, и не удивляйтесь, встречая довольно часто мое имя в спортивных колонках газет. Я теперь в сборной Болгарии.

А люди рассказывают, что долгое время после этого случая в разных концах Болгарии можно было встретить человека в черных спортивных трусах, светловолосого, немного плешивого, с прекрасно развитыми мускулами ног. Он ездил верхом на тощей кобыле и постоянно спрашивал:

— Вы случайно не видели гоночный велосипед марки «Диамант»?

Перевела Татьяна Прокопьева.

Легкий вес

Народ столпился около только что остановившегося автобуса. Первым вышел тренер:

— Дорогу!

По образовавшемуся узкому проходу к дверям зала стали пробираться борцы.

Данчо по прозвищу Орешек не любил эти минуты: нужно было идти сквозь строй людей, которые не обращали на тебя никакого внимания. Все почтительно, с уважением глазели на сверхтяжелого Станко, который съедал за один обед целую буханку хлеба, все старались получить автограф у Вырбана, а какой-то паренек кричал Рашко Филеву, дебютанту:

— Рашко, Рашко, ты меня узнаешь? Я Гецо, Гецо…

Толпа оттеснила куда-то русоволосого Гецо. Борцы вошли в раздевалку — там ничего не изменилось со времени последних соревнований.

— Данчо, ты когда-нибудь боролся с ирландцами? — спросил дебютант Рашко.

— Ну конечно.

— И как?

— Как! А как может быть, зайчик? Разве ты не читаешь газет?

— Не припоминаю, чтобы газеты когда-либо об этом писали.

— Мы их, мой мальчик, съедаем на первом же круге, поэтому ты ничего об этом и не читал. В моем весе больше всего я опасаюсь японца, но он, кажется, больше не будет выступать.

— Йошибури Сато?

— Да.

В этот момент Данчо с тоской подумал, что, возможно, совсем скоро и он перестанет выступать. Что тогда? Ничего хорошего. Тогда он превратится в самого обыкновенного человека или, что еще хуже, будет смешным низеньким мужчиной среднего возраста. Бывший чемпион мира, Европы, бывший олимпийский чемпион, заслуженный мастер спорта в отставке, неизвестно даже, возьмут ли его тренером. При таком росте какой у него может быть авторитет?

Все согласился бы он отдать, все, что у него было, что собрал он за эти долгие годы борьбы, путешествий, тренировок, сладкой, короткой и непостоянной славы. Все бы отдал: золотые, серебряные, бронзовые медали, лавровые венки, кубки — хрустальные, деревянные, металлические; грамоты, на которых его имя было красиво выписано по-французски. Все бы отдал, только бы прибавить пятнадцать сантиметров роста. Или хотя бы десять… Но кому бы он все это отдал? Кому? Бога, вероятно, нет. Природе? Но природа и сама может получить и золото, и серебро, и бронзу, и все остальное. Сама у себя может все это взять.