— Что именно?

— То, что его жена признала кольцо своим?

— Ничего не знает. Он ушел на репетицию в тринадцать тридцать и с тех пор с женой не встречался. Когда она вернулась из кино домой, он уже был арестован.

В течение недели Луговой допрашивался дважды. Новиков отдавал должное его сообразительности и хитрости. Луговой улавливал расставленные ему ловушки и довольно ловко обходил их. Он не отрицал своей попытки бежать из городка, сказав, что задумал это давно, чтобы избавиться от жены, которая ему опротивела.

— Почему вы не развелись, как это делают тысячи других людей? — задал вопрос Новиков.

Луговой и на это нашел, казалось бы, убедительный ответ. Разыграв мимическую сцену, изображающую внутреннюю борьбу, колебания, нерешительность, отчаяние, Луговой сообщил приглушенным голосом:

— Она знала компрометирующие меня факты.

— Какие?

Луговой ответил не сразу, последовала новая мимическая сцена. Новиков терпеливо ждал.

— Я иногда допускал пересортицу вин в буфете, — последовал после паузы ответ. — Жена знала об этом, я был у нее в руках, она грозилась…

Это был шаблонный прием уголовника: признаться в малом, чтобы отвести обвинение в большом.

— Кстати, почему вы приняли фамилию жены?

— Я не знал, что это запрещено.

— Не виляйте, вы отлично знаете, что это не запрещено. Очевидно, у вас были причины для такого решения?

— Луговой звучит более красиво…

После второго допроса Новиков не вызывал Лугового целую неделю. За это время данные о Луговом пополнились новыми сведениями.

Перерыв между допросами Новиков сделал умышленно, злая, как нервничает преступник в такие длительные «паузы», уверенный, что в эти «пустые» дни следователь добывает все новые и новые улики.

На очередной допрос Луговой явился, отягощенный мрачными предположениями. Следователь положил перед ним кольцо и, не задавая вопросов, сказал, усмехаясь:

— Эта вещица Кривулиной — Рябовой больше не понадобится, обойдется без украшений. — Сказал и сел, ожидая реакции Лугового.

Вытянув длинную шею, Луговой уставился на кольцо, надувая щеки, шумно выдыхая воздух.

Новиков угадывал ход мыслей Лугового. Теперь уж Луговой не сомневался, что за эту неделю случилось то, чего он боялся больше всего, о чем ему говорил Дробов: Рябова пришла в себя и, конечно, рассказала, с кем она была в кино, кто и почему хотел ее отравить. Сказав «а», она сказала и «б» — объяснила, что заставило его, Лугового, пойти на такой шаг.

— Ваша жена, — услышал он голос следователя, — увидев это кольцо, в отличие от вас, сразу же узнала его по букве «о».

Снова Новикову казалось, что он читает мысли Лугового: «Ванду вызывали… допрашивали… Она признала кольцо… Ее, конечно, спросили, почему не заявили в угро, и она объяснила почему…»

— Какие подарки кроме кольца вы делали Рябовой?

— Никаких…

— Откупались деньгами? Сколько вы дали ей в июле? Помните, когда она приехала с экскурсией из Этюпа и увидела вас в ресторане?

Луговой молчал.

— Вы не хотите отвечать?

— Семьдесят рублей. — Луговой передернул плечами, ему стало вдруг холодно.

— Она требовала от вас ежемесячной выплаты определенной суммы? Какой именно?

Этот вопрос был подсказан Новикову знакомством с делом Куприянова, от которого Кривулина требовала за молчание выплаты определенной ежемесячной суммы. Естественно было предположить, что такое же требование она предъявила и Луговому.

Услышав вопрос Новикова, Луговой уже не сомневался, что Рябова жива, иначе откуда знать следователю об их июльском разговоре.

— Сто рублей, — с трудом выдавил Луговой.

— Сто рублей. Немалая сумма. За что же она требовала с вас сто рублей, гражданин Клофес?

Обращение «гражданин Клофес» лишило Лугового остатков самообладания.

Новиков видел: убийца в нокдауне, еще один-два точных удара — и он получит нокаут.

— Молчите? Я вас понимаю. Признаваться в таких грехах страшно. Но я облегчу вам задачу, напомню, что произошло пятого сентября. Вы купили четыре билета в ложу «Б» в кинотеатр «Антей», решив покончить с опасной свидетельницей, с вымогательницей. До этого вместо очередной выплаты вы вручили ей бриллиантовое кольцо, сославшись на отсутствие денег. Кольцо она тут же надела на палец, хотя оно было ей мало. Минут за двадцать до конца сеанса, в темноте, в ваших руках появилась коробка конфет «Пьяная вишня», которую вы приобрели в вашем клубном буфете незадолго до отъезда в Ленинград. Вот такую коробку, точно такую, посмотрите. — Новиков вынул из стола узкую коробку. — Конфеты в ней лежат по две в ряд. Одну из них вы заранее убрали, поэтому Рябова могла взять только отравленную конфету…

Маленькая голова Лугового качалась на тонкой шее, словно ее душил тесный и жесткий воротник. Новиков продолжал:

— В конфете была славная начинка — крупинка смертельного яда. Вы знали, что Рябова умрет почти мгновенно, и когда замолкли ее хрипы, которых не было слышно за грохотом бесконечных выстрелов и взрывов в этом фильме, вы, прежде чем уйти, попытались снять с нее кольцо. Пришлось повозиться. Но когда вы дернули его изо всей силы, кольцо соскочило с пальца, упало на пол и покатилось. Вы потратили несколько минут, чтобы найти его, но темнота, опасность, нервы — все это мешало вам. Боясь, что сеанс кончится с минуты на минуту, вы поспешили уйти без кольца. Вы так спешили, что даже не сняли черных перчаток, — они, кстати, обнаружены в вашем чемодане вместе с коричневым плащом, в котором вы были тогда в кино. Вот так, гражданин Луговой. Если я допустил какую-нибудь незначительную неточность, можете меня поправить. Это пойдет вам же на пользу. Вы молчите? Может быть, теперь вы скажете, что заставило вас пойти на такое преступление?

Впившись пальцами в сиденье с гула, Луговой смотрел на следователя обезумевшими от страха глазами, пытался что-то сказать и не мог. Спазмы сдавили ему горло.

— Раз молчите вы, придется говорить мне, — продолжал Новиков. — Шестого сентября, услыхав по радио объявление, — вы знаете, о каком объявлении я говорю, — вы решили запутать расследование этого дела. Из будки телефона-автомата вы позвонили в милицию, наплели всякую ерунду, назвав себя Марком Даниловичем Клофесом. Вы назвали имя-отчество Шадрина, потому что злы на него, поскольку он одареннее вас, ну а фамилия Клофес — загадка для детей младшего школьного возраста. Вы ловко читаете слова справа налево. Вот так, гражданин Луговой. Впрочем, никакой вы не Луговой, но об этом — потом. А сейчас, если вы в состоянии говорить, ответьте все же: почему вы решили убрать Кривулину — Рябову?

— Она… она… — Луговой сорвал с себя очки и, держа их дрожащими пальцами, невнятно бормотал: — Она… грозилась… Грозилась, что погубит меня… хотела оклеветать…

— Каким образом она могла вас погубить?

— Я же был в плену… в концентрационном лагере… у фашистов. В лагере кто-то выдавал немецкой администрации коммунистов… евреев… — Он умолк, зрачки его без очков стали огромными.

— Дальше!

— Рябова угрожала, что заявит… будто это делал я… А как бы я мог доказать, что не я?..

— Неплохо придумали, Луговой, — усмехнулся Новиков. — Неплохо. На мертвого можно сваливать все, на живого — труднее, вы этого не учитываете.

Брошенное вскользь замечание Новикова укрепило догадку Лугового: Рябова жива и, конечно, дает показания, предстоит очная ставка.

— Где и когда вы познакомились с Рябовой?

— Не помню… в армии… во время войны…

— Что с вашей памятью, Луговой? Быть может, вы забыли, что орудовали в армии изменника Власова? Отвечайте! Когда вы оказались в так называемой Русской освободительном армии предателя Власова?

— Меня насильно… грозили повесить…

— Какую должность вы занимали в этой бандитской армии? Не вздумайте лгать, это вам только повредит.

— Я был в штабе… рядовым работником…

— И оказались с Власовым в Чехословакии, когда он бежал под ударами наших войск?