— Жена, возможно, прибегает, а я пока обхожусь.

Действительно, никаких лекарств ни Мохову, ни практикантам обнаружить не удалось.

Когда результаты обыска были оформлены протоколом, Мохов протянул его Куприянову:

— Ознакомьтесь и распишитесь.

Медленно, словно малограмотный, Куприянов читал строчку за строчкой, лицо его оставалось невозмутимо спокойным. Мохов почувствовал, как его захлестывает неприязнь к этому ворюге и убийце. «Интересно, какую рожу он скорчит, когда прочтет в последнем абзаце об изъятии при обыске коричневой болоньи и черной шляпы», — подумал Мохов, наблюдая за Куприяновым. Однако реакция Куприянова оказалась неожиданной: брови его выгнулись дугой, он бросил удивленный взгляд на Мохова, потом молча подписал протокол и потянулся за «Огоньком».

— Оденьтесь и возьмите с собою паспорт, — сказал Мохов. — Необходимо уточнить с вами некоторые вопросы.

— Прошу предъявить ордер на арест, — твердо сказал Куприянов.

— Это не арест. Повторяю, у следственных органов есть необходимость уточнить с вами некоторые вопросы. Поэтому предлагаю вам следовать за мной.

— Буду жаловаться, — сказал Куприянов, и практиканты с удовлетворением отметили, что голос его дрогнул и потерял прежнюю уверенность. — Буду писать прокурору, я законы знаю.

— Я тоже их знаю.

Куприянов стал торопливо натягивать на себя старую рабочую куртку. Дрожащими пальцами он никак не мог застегнуть пуговицы. То, что куртка была совсем старая, бросовая, в которой Куприянов, конечно, никогда на улицу не выходил, дало Мохову повод для вывода: вернуться домой Куприянов не надеется. Значит, он имеет отношение к убийству Кривулиной.

В то время, как Мохов производил обыск, Дробов вновь прослушивал магнитофонную запись разговора с Клофесом. Ему нужно было сейчас услышать только одну фразу. И вот она прозвучала: «К законам я влеченья не имею…» Он выключил магнитофон.

— К законам я влеченья не имею… К законам я влеченья не имею… — повторял Дробов. — Черт возьми, такая знакомая фраза! Где я слышал ее? И как странно она звучит, словно стихотворная строчка: «К законам я влеченья не имею…» И произнес ее Клофес совсем не так, как все остальное. Эту фразу он не произнес, а словно продекламировал. Безобразие! Что случилось с моей памятью?! Нет, нет, надо взять себя в руки! Будем рассуждать. Несомненно, я уже однажды слышал эту фразу. Слышал или читал. Фраза похожа на стихотворную строчку. Очевидно, я где-то прочел ее. Но ведь существуют люди, которые должны знать подобные вещи. Ученые-литературоведы просто обязаны дать ответ на мой вопрос. Надо немедленно ехать в университет, сейчас же, сию минуту!

Представившись секретарю партийного комитета университета, Дробов положил перед ним узенькую полоску бумаги, на которой была написана всего одна строчка: «К законам я влеченья не имею».

— Мне нужно узнать, откуда, из какого произведения эти слова, кто их автор, — сказал Дробов. — Вы можете мне в этом помочь?

— Почти не сомневаюсь, но при одном условии: если эти слова действительно из литературного произведения и были напечатаны в каком-нибудь солидном издании.

— Я уверен, что слова эти были напечатаны. Они мне знакомы, значит я их где-то читал или слышал.

— Ну что ж, зная эрудицию наших филологов, литературоведов, думаю, что они справятся с этой литературной викториной.

— Но мне надо срочно. Я знаю, ученые люди не любят спешить, и это правильно, но в моем случае — обстоятельства исключительные.

— Оставьте свой телефон. В какое время вам звонить?

— Звоните лучше с утра. Оставляю вам два телефона: служебный и домашний.

— Прекрасно. Позвоню вам завтра-послезавтра.

— Спасибо. Лично я придерживаюсь правила — не откладывать на послезавтра то, что можно сделать завтра.

— Вас понял! Все, что возможно, будет сделано…

Кто из пяти?

— Порядок. Все находятся в пятнадцатой комнате, — доложил Кулябко.

— Как расселись? — спросил Дорофеев.

— Куприянов оказался посредине.

— А сколько их? — поинтересовался Дробов.

— Пятеро.

— Одеты?

— Соответственно.

— Надеюсь, по возрасту все подобраны правильно?

— Иван Сергеевич, это же азбука, — обиделся за своих работников Дробов.

— Не сердись, Дробыч. В нашем деле всяко случается. Вывернуть при обыске карманы болоньи — это же азбука, а вот поди же…

— Век Мохову не прощу! — насупился Дробов.

— Век не век, а пристыдить надо. Но сейчас будем думать о другом. Интересно, что скажут опознаватели?

— Немного терпенья, и все узнаем, — сказал Дробов. — Я больше надеюсь на девчушку. В таком возрасте память острая, восприимчивая.

— Ее зовут Надя?

— Надя.

— Надо сделать так, чтобы мое присутствие ее не смутило.

— Постараемся.

…Когда Надя вошла в пятнадцатую комнату, там уже сидели вдоль стены пять человек. Единственный свободный стул находился у самых дверей, и Надя, боясь взглянуть на этих пятерых, села, стараясь побороть свой страх. Она не сомневалась, что один из пяти — убийца. И вот ей, Наде Кузьминой, надо опознать его. Никогда еще ей не было так страшно. Сидеть в пяти шагах от убийцы! Наде казалось, что эти люди не сводят с нее глаз, что они догадываются, как ей страшно.

Пятеро… Все одинаково одеты. На всех коричневые плащи, темные шляпы и черные перчатки. Один из них — убийца. Который же?.. Кто из них вышел тогда из ложи? Первый слева? Может быть… У него — седые виски… морщины на лбу… Тот, который вышел из ложи, тоже был старый… Но рядом сидит такой же, тоже седые виски… Но тот, из ложи, кажется, был полнее… А этот, который посредине? Нет, определенно не он, такое противное лицо она бы запомнила. Следующий? Он похож на их историка, только тот никогда не носит шляпу, даже зимой ходит в берете. Последний? Как противно у него шевелятся брови, словно раздавленные гусеницы — ползут, а ни с места! Кто же из них?.. Она пристально вглядывалась в лица, страх прошел, должно быть, потому, что никто из пятерых не обращал на нее никакого внимания. Кто же, кто? Все-таки скорее всего тот, что слева, остальные совсем не похожи…

В дверях показался Кулябко.

— Гражданку попрошу следовать за мною, — проговорил он казенным голосом.

Надя поднялась, ее снова охватил страх, но теперь этот страх был вызван совсем другим: вдруг она укажет не на того, и тогда пострадает невинный человек…

Кулябко пропустил Надю вперед и, угадав ее настроение, пошутил:

— Вот алгебра так алгебра! Одно уравнение с пятью неизвестными!

Надя попыталась улыбнуться, улыбка получилась невеселая.

Они вошли в кабинет Дробова, и тот с первого взгляда догадался о состоянии Нади. Он понимал, какую нелегкую задачу взвалил на школьницу, сколько волнений доставила ей такая процедура. Знал он и другое: не так уж часто удается подобный эксперимент. Нелегко запомнить мельком увиденного человека.

— Здравствуйте, Надя, — он протянул ей руку. — Хочу познакомить вас со следователем городской прокуратуры товарищем Дорофеевым. Я уже рассказал Ивану Сергеевичу, как вы нам помогли.

— Рассказал, все рассказал, — подтвердил Дорофеев. — Я теперь все ваши дела знаю, даже о ваших лютых врагах, всех этих синусах-косинусах! Надеюсь, вы справились с ними?

— Контрольную я написала, но результаты неизвестны — тетрадей еще не раздавали.

— Все будет хорошо, ручаюсь.

— Как вы можете это знать?

— Я все знаю. Знаю, например, что вы сейчас волнуетесь. Но это естественно, в такой ситуации все волнуются. Уж очень велика ответственность. Но мы надеемся на вашу хорошую память. Признали вы кого-нибудь из этой пятерки?

— Не знаю… Я уже говорила Василию Андреичу… Я тогда смотрела невнимательно… Точно не могу сказать… По-моему, один похож на того…