В летопись легенд Оренбурга вошел афоризм Козьмы Пруткова «Се-лев! А не собака». О его рождении было рассказано в одноименном очерке. Но вот о другом, не менее забавном случае, даже вошедшем в Устав Русской армии и дошедшем до наших дней, связанном с именем Эссена, знают не все. О том случае мне поведал замечательный рассказчик и тонкий юморист Георгий Семенов. Рассказанное им я решил проверить...
Как-то, беседуя с подполковником В.Н., задал вопрос:
— Почему в общественных местах младшие по званию не приветствуют старших?
— Так записано в Уставе! — ответил он.
— А почему так записано в Уставе? — упорствовал я.
— Трудно ответить... но помню, как много лет тому назад, нам, салажатам-новобранцам, помкомвзвода вдалбливал: «Все, что записано в Уставе — записано кровью!» А там, кто знает...
Но продолжим наш рассказ.
Как-то довелось Эссену порядок в солдатских казармах проверять. Заодно, извиняюсь, к солдатским туалетам завернул. Оттуда ему навстречу солдат вышел. Увидал перед собой генерала, внезапно появившегося, растерялся, да так, что даже руку к бескозырке бросить забыл. Вспылил генерал, усмотрев в том нарушение воинского Устава, стал отчитывать нерадивого. Солдат же стоит по стойке «смирно» да про себя думает: «Ну вот, кажись и розог схлопотал!» Да неохота их получать было. Вот и решил ответить генералу (авось, пронесет!): «Как можно, ваше превосходительство, честь вам такой рукой отдавать? Бумага-то нам здесь не положена!» От души рассмеялся Эссен солдатской находчивости. Но вот с тех пор, вначале в Оренбурге, затем и по всей русской армии традиция появилась: сначала у солдатских туалетов, потом и во всех общественных местах даже генералам честь не отдавать.
До приезда Эссена Оренбург существовал уже 70 лет. И если для военных в нем было предусмотрено если не все, то многое, для гражданских же лиц, для чиновничьего люда не было ничего. В летнее время для народных гуляний использовалась Зауральная роща, узеньким деревянным мостиком связанная с городом. Петр Кириллович первым из оренбургских губернаторов принял меры для ее благоустройства. Этим занимались специально выделенные команды солдат. Были проложены аллеи, посыпавшиеся песком, на реке проводились катания на лодках. На Большой поляне играла военная музыка, для увеселения публики от казаков и солдат выделялись плясуны и песенники. Существует предание, что при Эссене была проложена вдоль Старицы аллея, засаженная тополями. Даже свою загородную дачу, которая в те годы находилась в районе архиерейского дома, с городом он соединил тополевой аллеей. Он первым сделал попытку в городе провести водопровод. Но про то — отдельный рассказ...
К отъезду Эссена в роще была поставлена беседка-ротонда. По преданию, именно из нее, после прощальной «хлеб-соли», он уехал к новому месту службы. Беседка же та дожила до наших дней. Правда, стоит она теперь не в роще, а в скверике, что напротив драмтеатра. Петр Кириллович Эссен вошел в летопись нашего города как энтузиаст озеленения и восстановления воинской дисциплины в офицерском корпусе местного гарнизона. Но было у него еще одно увлечение, о котором многие наши историки-краеведы почему-то умалчивают. А здесь Эссен открывается совсем с другой стороны, в другом качестве. Но позволю себе сделать небольшое отступление.
Шел 1961 год. Мы, группа оренбургских туристов на борту теплохода «Марина Раскова», за двадцать дней посетили все поволжские города по маршруту Куйбышев—Астрахань—Москва—Куйбышев. Как только подходим к очередной остановке, бывалые «туристы» со знанием дела объясняют окружающим их попутчикам где, что и за сколько здесь можно купить ходовой товар в магазинах или на рынках города «Н». Не скрою, вместе с женой тоже бродили по рынкам поволжских городов, сравнивая цены с нашим, оренбургским рынком. Удивлялись обилию и дешевизне нашего! Феномен этот объяснялся тем, что в те годы на своих подворьях многие жители города, о сельчанах и говорить не буду, держали всякую живность. Даже в нашем дворе, а жил я тогда на Советской улице, чуть ниже здания теперешнего горисполкома, многие жители держали птицу, кроликов, свиней. На весь двор была даже одна корова! А что говорить о жителях таких районов города, как Форштадт, Аренда, Красный Городок? Практически все жили в своих домах. Им ли не держать живность на подворье? И держали! Держали, пока к власти в стране не пришел Н. Хрущев. С его «подачи» было предложено очистить все подворья от мелкого и крупного рогатого скота. Помню, как со слезами и стонами расставался хозяин с вековой кормилицей семьи — коровой! Те, кто держал садово-огородные участки, превратились в «тунеядцев», своим потом и трудом обеспечивающих продуктами питания семью. Думаю, что не сделаю большой ошибки, если скажу — рынки в городе развивались с момента его закладки. Вот как об одном из них говорилось в рапорте: «... Балаганы, находящиеся на торговой площади, при въезде в Гостиный двор, большею частью сделаны из лубков, поддерживаемые тонкими столбиками и перекладинами из жердей, и хотя между ними находятся некоторые лавочки, сделанные из досок, но оне как наружным видом, так и беспорядочным расположением всех вообще балаганов, делают безобразие... Построены балаганы без всякого позволения... Кроме сих балаганов построены по сторонам торговой площади еще деревянные лавки, большею частью ветхи и безобразны». Так, в 1819 году, описал главную рыночную площадь Оренбурга в рапорте на имя губернатора П. К. Эссена инженер-капитан Генс. В личной беседе военный губернатор выяснил, что, по мнению Генса, необходимо произвести снос самовольно построенных балаганов, запретить впредь их самовольную постройку как мешающую въезду в Гостиный двор. Эссен приказал: «...Балаганы сии снести, но чтоб торговцев в них торгующих не лишать способов производить сей торг, который составляет у большей их части весь промысел, то поставить сии балаганы на время в другом месте, отделяя оные от Гостиного двора». По поручению Эссена Городской Думе было сделано представление: «...частные торговцы застанавливая возами немалую часть площади и причиняя от накопления навоза нечистоту и вредные здоровью испарения...» Как видим, борьба за чистоту и здоровый воздух в городе началась еще при Эссене!
В 1827 году Дума решилась на благоустройство рынка за счет сноса самовольно построенных лавок на городской земле. То решение Эссен одобрил, но попросил собрать самые подробные сведения о лавках... «в коих продается черный и белый хлеб, ибо с оных брать в пользу городского доходу что-либо я считаю неудобным, дабы через сие не возвысить цену на хлеб к неудовольствию народному».
Эссену доложили, что на главной рыночной площади торгуют: купцов — 12, мещан — 18, крестьян — 5, отставных солдат — 4, казаков — 3, армян — 1. Губернатору удалось установить пикантную подробность — при составлении списков лиц, не плативших акцизный сбор, оказались «случайно пропущенными» Городской Голова Кривцов и его ближайшие родственники, «а також и другие именитые граждане города!»
Вот с каких пор у некоторых власть предержащих в нашем городе пошла традиция пользоваться благами, недоступными рядовым гражданам!
Ну, а что Дума? Как она отреагировала на установленный факт?
Должен сказать — оперативно и очень строго! Она тут же послала запрос в полицию, прося срочно сообщить, какие родственники Городского Головы не попали в тот «черный список»? Как всегда, оренбургская полиция сработала четко, быстро, оперативно! Она ответила, что «...Думе намного лучше знать всех родственников Городской Головы». Но в тоже время генерал-губернатор получил рапорт, что 32 лавки, принадлежащие Городской Голове либо гласным Думы, в тот список не попали!.. Тот рапорт получил широкую огласку. Пришлось в 1827 году даже возбуждать дело на, как говорят в наши дни, использование служебного положения. Дело было успешно завершено... аж в 1835 году!
С тех пор прошло много лет. В наши дни рынок разделился на «Зеленый базар», как зовут его горожане по старинке, и барахолку — «толчок». И если Зеленый базар вот уже много лет занимает неизменное положение, то «толкучему» рынку явно не везет! Где он только не побывал! В годы Великой Отечественной он располагался на бывшем кладбище, поднимавшемся от Зеленого базара к водонапорной башне. Прямо на могильных холмиках раскладывался немудреный товар местных «купцов». Ныне это место не узнать — толчок перенесен в другое место, а от кладбища и следов не осталось. На его месте выросли жилые дома и 4-ая городская больница. С тех пор «толчок»-барахолку много раз перебрасывали с места на место. Место менялось. Но неизменным оставалось одно — он оставался основным местом сбыта товаров «купцами-перекупщиками», ранее именовавшимися коротким словом — спекулянт!