— Родительский комитет вчера ходил уговаривать Лиду на предвыпускную вечеринку! — после урока к нам с Аней и Фаней присоединился Паша. Мы шагали в столовую, чтобы чем-нибудь перекусить.

— И она сменила гнев на милость? — заинтересовалась Исаева.

— Не уверен, но поговаривают, что да.

— Кто поговаривает, бабки под твоим подъездом? — фыркнула Фаня. После того случая зимой, Наумов все еще был исключен из ее списка фавора.

— Под твоим, Хвостова, — ответил Пашка, а Фаня, к моему удивлению, смущенно улыбнулась. — Предки Королёвой сказали, а она — мне.

— У-у-у, ты говорил с богиней! — я косо посмотрела на Пашу. Казалось, тот немного замялся.

— А ты что, типа ревнуешь? — не растерялся Пашка.

— Димон, Пашенька, типа намекает, что слышит звук страшного удара от твоего падения в наших глазах. Ферштейн? — Исаева встала прямо перед ним, резко развернувшись и заставив всех нас остановиться. — Или ты как тайный шпион к ней в друзья набиваешься?

— Исаева, чего бычишь? Я краем уха услышал, она вообще Прилепской это рассказывала, — похоже, слова Ани задели Наумова. Он нахмурился и глянул на Исаеву исподлобья. — Нужна мне эта кукла!

— Зато ты ей нужен! — улыбнулась Аня, все еще стоя столбом перед нами. — Я бы на твоем месте ходила бы по школе осторожнее, а то Степанов не дремлет! Вон, как нашего Димона приложили, — Аня смягчилась, и мы снова зашагали в столовую.

— Совсем не факт, что это он. Может, это та же Королёва? — предположила Фаня.

— Это мог быть кто угодно, — задумчиво проговорил Паша.

— В смысле? — не поняла я.

— Димон, ты только не обижайся, но у тебя завистников здесь гораздо больше, чем ты думаешь. Да, ладно, не удивляйся ты так! Сама подумай: тебя постоянно с чего-нибудь снимают, ты на всех конкурсах и олимпиадах что-то занимаешь, живешь в элитке, родители — крутышки… Да и потом, частные уроки с этим упырем…

— С химиком? — уточнила Хвостова, а я нервно сглотнула.

— Ну да, — кивнул Паша и подозрительно на меня глянул. — Ты в курсе, что он больше никому не дает частные уроки? Говорит, времени свободного нет. Но на тебя свободное время есть!

— Ты намекаешь на что-то конкретное? — я сузила глаза, чувствуя, как внутри всколыхнулась злость.

— С чего бы? — Наумов наклонил голову, заглядывая в мое лицо, а я поджала губы.

— Конечно, у него нет свободного времени! Он же на скорой работает! Ты видео то, с «Куба», видел? — вступилась за своего любимчика Исаева.

— Видел, — буркнул Паша. — Выгораживайте вашего любимого химика сколько угодно, Исаева, а я вот считаю, что он с гнильцой! Потому что все видят в нем только гребанного супергероя! Ах, боже мой, учитель, умник, да еще и врач! А вы посмотрите, какой он офигенный! — проворковал Паша, подражая писклявым голосам девчонок. — Он — серый кардинал! А вы как мотыльки на огонь летите, дуры!

— Паш… Ты чего? — удивленно уставилась на него Аня, а от меня не укрылся торжествующий взгляд Хвостовой.

— Ничего! — Пашка, ускорив шаг, вырвался вперед, слегка задев меня плечом, а я, под оглушительные удары своего взволнованного идиотского органа, в народе именуемого сердцем, смотрела, как обиженный и заревновавший одноклассник, только что завуалированно признавшийся, что ему не нравится мой выбор, удаляется в сторону лестницы в спортзал.

— Чего это с ним?! — не унималась Аня. Похоже, ей, как истинному фанату нашего химика, было больнее всего слышать эти слова. Но она даже понятия не имеет, кому они предназначались на самом деле!

— ПМС, — коротко и на свой лад объяснила его поведение Фаня. — Пошли, поедим и в раздевалку. Физрук волейбол обещал, можно будет Степанову по тыкве мячом зарядить!

— Или Королёвой! — тут же обрадовалась Аня, переключившись на любимую тему. — Жалко, что ты освобождена, Димон!

— Ничего, переживу как-нибудь, — бросила я.

Сидя на скамейке в спортзале, во время урока физкультуры, я с безразличием смотрела, как все мои одноклассники радостно превратили волейбол в вышибалы. Степанов матерился, как сапожник, Николай Александрович орал на него, Ника возмущалась поведением окружающих, накручивая на пальчик свои белобрысые локоны, а мои дорогие подруги задорно швыряли мячик прямо ей в лицо, громко крича «бинго!», когда удавалось задеть хоть кого-нибудь. В конце концов, физрук просто удалил их с площадки, заставив наворачивать круги по залу в наказание. И каждый раз, пробегая мимо меня, они радостно вопили, что оно того стоило.

Мобильный в кармане требовательно зажужжал. Стараясь делать это как можно незаметнее, чтобы не навлечь на себя гнев и без того разозлившегося физрука, я достала телефон и с удивлением взглянула на экран.

«Сегодня поедем домой вместе, после родительского собрания».

Сообщение от мамы немного выбило меня из колеи. Родительское собрание?! Что за родительское собрание?

Быстро набрав «ОК» в ответ и отправив сообщение, я стала убирать телефон в карман штанов, но он снова зажужжал. Закатив глаза, я потянула его обратно из кармана.

«Мы по тебе очень соскучились, доченька! И у нас хорошие новости по поводу твоего поступления в институт!».

Вздохнув, я начала набирать сообщение, но на этот раз мне не повезло, потому как раз в этот момент зловещая тень физрука нависла надо мной.

— Телефон на базу! — скомандовал он. И я, повиновавшись, протянула ему свой смартфон. — Вот, как раз родители и заберут его у Лидии Владимировны! Дмитриева, совсем обнаглела!

С грустью провожаю глазами физрука, прикидывая, что маме это очень не понравится. Хотя, с другой стороны, это она и виновата. Нечего мне на уроках писать.

К концу дня настроение мое было на нуле. Признаться, мне было даже немного стыдно, что я не испытывала ни капельки радости от того, что родители вернулись. Наверное, не напиши мама, что они что-то устроили с моим поступлением туда, куда они хотят, я бы хоть немного обрадовалась. А так… Контроль, проявившийся еще до личной встречи с ними, наезд Пашки, неодобрение Фани, слова Леши, прочно застрявшие в моей голове, и Дмитрий Николаевич, которого я так старательно сегодня избегала…

Господи, как же я от всего устала!

Как же я хочу, чтобы Леша ошибался…

На сердце снова навалилась тоска. Я, лениво переставляя ноги, шагала к актовому залу, где проходило собрание и, присев прямо на пол, облокотилась о холодный бетон стены.

После уроков я так к нему и не зашла. А выйдя из его машины с утра, я вела себя довольно грубо. Не хотелось бы все так и оставлять. Он там, за стенкой. И мои родители даже не подозревают, как много химик значит для их дочери. И как далеко их дочь зашла в своих чувствах к своему учителю. Как бы я хотела сейчас просто побыть с ним вдвоем…

Когда собрание закончилось, в актовом зале поднялся характерный гул голосов. Двери распахнулись, и родители одиннадцатых классов стали лениво выходить, что-то на ходу обсуждая друг с другом.

Поднявшись на ноги, я заглянула в зал. Преподаватели все еще сидели за длинным столом и отвечали на многочисленные вопросы всем желающим. В их числе была и моя мама. Совсем не изменившаяся, как будто никуда и не уезжала, она, как всегда одетая в строгий брючный костюм, с недовольным видом разговаривала с Лидией Владимировной. И прямо на моих глазах классная передала ей в руки мой телефон. Плохо. Очень плохо. Судя по выражению маминого лица, скандала не избежать.

Чтобы немного отвлечься, я нашла глазами в толпе Дмитрия Николаевича, и мое сердце застучало чуть быстрее. Он разговаривал о чем-то с завучем, снимая свои очки и убирая их в нагрудный карман рубашки. Казалось, Лазарко о чем-то его просит, но он, нахмурив брови, упорно качает головой из стороны в сторону.

Когда зал почти опустел, учителя, вместе с оставшимися родителями, тоже потянулись к выходу. Я приветственно кивала преподавателям и некоторым из родителей, кого знала. Дмитрий Николаевич, почти не обратив на меня внимания, только скользнул по мне взглядом, а я, задержав дыхание, кивнула и ему, хоть и не получила никакого ответа. До моего слуха долетели озабоченные слова завуча: «Ну, может, удастся как-то поменяться дежурствами»? Похоже, Лебедева пытаются к чему-то припахать.