Изменить стиль страницы

— Не думай, а то свихнешься в первую же неделю.

— Да я и не… Так заметно, да?

— Угу, — кивнул Серега, все еще держа мою руку. — Ему сейчас помогут, — сказал он, имея в виду того дедушку. — Полежит, полечится и домой, коротать с супругой свой век… Он жив — это главное. Знаешь, скольких я потерял, работая врачом?

Я промолчала, потому что даже не знала, что можно ответить на это. Тот факт, что люди… Живые люди могут и умереть на твоих руках, посетил мою голову только сейчас. И мне стало по-настоящему страшно. Причем, страшно не за себя. А страшно, что человеческая жизнь может целиком и полностью зависеть от тебя.

— Я перестал считать после двадцати двух. Понял, что не могу больше пропускать все эти смерти через себя. Мы циничны, но только так нам удается сохранить хладнокровие в сложной ситуации. Мы должны работать. Если мы не поможем — никто не поможет.

Я только молча кивнула, решив, что цинизм — не самая большая цена, которую можно отдать в обмен на возможность спасать людям жизни.

— А почему на этот вызов отправили не кардиологическую бригаду? — задала я тот вопрос, который возник у меня, когда я услышала, что на вызове инфаркт.

— Заняты другие бригады, — пояснил Стеглов. — А мы были свободны, вот и послали нас.

На следующем вызове нас встретила подвыпившая девушка, которая сообщила, что ее муж очнулся от обморока и сейчас заперся в туалете, пригрозив, что зарежет ее.

— Дураков зови, — негромко сказал Серега Дмитрию Николаевичу и тот, достав здоровенный спутниковый телефон, стал набирать номер.

— Дураков? — переспросила я, пока жена «больного» объясняла причину вызова врачу.

— Психиатрическую бригаду, — пояснил Лебедев, а затем заговорил громче, когда ему ответили диспетчеры. — Да. Сто девятая. Психиатров и полицию, пациент агрессивен.

Удивительно, но Лебедеву и Стеглову удалось с помощью одних только уговоров заставить выйти мужчину из туалета и он, шатаясь из стороны в сторону и промокший от пота, словно мышь, дошел до кровати. А уже там, свалившись на нее, моментально отключился вновь.

— Просыпаемся! Просыпаемся! — громко воскликнул Серега, ударяя мужчину по щекам. Тот вяло, я бы даже сказала, лениво на это отреагировал, но глаза открывать не стал. Это не обморок. Мужик обдолбался! — Какие вещества принимали? Рассказываем!

В другом конце комнаты причитала жена, то и дело, срываясь на слезы. И она, судя по раздраженному лицу Лебедева, страшно мешала им.

— Димон, — негромко позвал меня химик. — Уведи ее, поговори с ней, займи чем-нибудь.

Кивнув в ответ и собрав остатки своей уверенности, я нагло взяла из рук своего преподавателя папку с бланками, а затем, подхватив под локоть женщину, увела ее на кухню. Там я начала задавать ей элементарные вопросы, просила назвать фамилию, имя, отчество ее мужа, дату рождения, номер полиса… И заняла ее ровно до того момента, как приехали те самые «дураки». Передав им вызов, мы покинули квартиру.

— Ну, вот и все, — подытожил Стеглов, выходя из подъезда. Химик достал из кармана сигареты и закурил, а Пятачок сказал, что можно возвращаться «домой» (на станцию), потому как вызовов пока больше не поступало.

— Вот, возьмите, — протянула я папку Лебедеву. Он опустил на меня хитрый взгляд и медленно забрал папку.

— Молодец, не растерялась, — похвалил меня химик.

— Болтать — не жизни спасать, — пожала я плечами в ответ.

— По-разному бывает, — задумчиво протянул химик, затянувшись.

По дороге «домой», нас все-таки развернула диспетчерская. Мужчина, сорок три года. Задыхается. Плохо. Все другие бригады заняты. Видимо, в Новый Год у скорой аншлаг…

Но, приехав на место вызова, нам никто так и не открыл. Пришлось побеспокоить соседей, чтобы убедиться, что дверь, в которую мы звонили и стучали, является именно той, что нам нужна. Испуганные соседи, уже вовсю начавшие празднование, признались, что в этой квартире уже давно никто не появлялся. В итоге диспетчерской было сообщено, что на вызов мы приехали, а дверь никто не открыл. Свет, кстати, в этой квартире не горел.

— Иногда и с адресом ошибаются, такое тоже бывает, — объяснил мне Серега. И на этот раз мы благополучно добрались до станции.

Правда радость эта была недолгой. Я только успела зайти внутрь, следуя за Лебедевым.

— Реаниматологи на вызов.

Было странно ехать на окраину города с «люстрой» по пустым предновогодним дорогам, но Пятачок заверил, что это необходимо, потому что идиотов, которые в нетрезвом состоянии катаются по дорогам, море!

Место вызова было видно издалека. По густому черному дыму, поднимающемуся из двухэтажного коттеджа из-за огороженного высоким забором участка. Служба спасения, пожарные, полиция и мы, скорая, — все в сборе. Пока тушили огонь, я старалась наблюдать за процессом, но не мешаться остальным, вспомнив, как на той автоаварии меня толкнул врач, когда я преградила ему дорогу.

— Нет, не нужно, нас хватит, — услышала я голос Сереги, когда вылезала следом за химиком из машины.

— Сюда, давай! — служба спасения аккуратно переложила молодую женщину, одетую в мешковатое пальто с носилок на кушетку. Девушка вела себя как-то странно, она сипло стонала и пыталась схватить за руки каждого, кто находился рядом с ней.

— Ка-тя! — взревел мужской голос. — Господи! Катя!

Взволнованный мужчина, одетый в дорогое пальто, выбежал из машины и направился к нам, на ходу всплескивая руками.

— Так, в сторону! Не мешаем! — Стеглов жестом велел мужчине оставаться на месте.

— Это моя жена! — глаза мужчины были круглыми от шока, а руки тряслись. — Что с ней? Пустите!

— Стеглов! — раздался незнакомый голос со стороны дома.

— Марина, займись, — врач многозначительно кивнул мне на мужа пострадавшей, и я, поняв его намек, отвела в сторону разнервничавшегося мужчину.

— Фамилия, имя, отчество супруги, — получилось немного грубо, но я, не обращая на это внимания, достала папку, которую успела взять с кресла машины.

— С ней все в порядке? Понимаете, она…

— Мужчина, вы меня слышите? Фамилия, имя…

— Стеглов! Еще один! Дыхания и пульса нет! — снова незнакомый голос и, обернувшись, я увидела, как из машины выбежал реаниматолог.

— Серега! — раздался голос химика. Я растерянно сделала пару шагов к реанимобилю и услышала, как Дмитрий Николаевич смачно выругался.

— В доме еще кто-то был кроме вашей жены? — решила уточнить я у перепуганного мужчины.

— Нет, наверное, соседи побежали помогать, увидев дым, — муж пострадавшей стал задыхаться от волнения.

— Мужчина, успокойтесь, ваша жена в сознании, ей сейчас оказывают первую помощь, — уверенно заявила я, стараясь убедить в этом в первую очередь себя. А то внутри начала зарождаться паника, которую лучше подавить сейчас, чем позволить ей охватить тебя. Из нее потом не выберешься.

— Моя жена, понимаете, она…

— Марина! Быстро сюда! — проревел химик из реанимобиля.

Я подпрыгнула на месте, услышав свое имя, и бросилась к машине. Там, увидев распахнутое пальто женщины и задранную до груди кофту, я поняла, что именно пытался до меня донести муж пострадавшей.

— Снимай куртку, надевай перчатки. Помогать будешь. Пятачок! Вызывай акушеров! Срочные роды.

Сердце заколотилось так быстро, что казалось, оно не стучит, а гудит. Глаза в панике заметались. Перчатки. Где перчатки?!

— Дмитриева! Не стой столбом!

Пострадавшая на кушетке издает жуткий стон, и я вижу, как на схватке закаменел ее живот.

— Вы будете роды принимать?

— Ну не ты же! Сюда иди, быстро!

— Но я же не… — «не имею права» чуть было не сказала я вслух, как осеклась, увидев переполненные гневом глаза химика.

— Заткнись и иди сюда, — прошипел он.

— Может, дождаться акушеров? — неуверенно спросила я, принимая из рук Дмитрия Николаевича маску, присоединенную к кислородному баллону.

— Отличная мысль! Предложи это ей! — он кивнул на женщину, находящуюся в полуобморочном состоянии. — Или ребенку! Акушеры не успеют, Дмитриева!