Холден одобрительно кивнул Клинтону и посмотрел ему вслед, затем провёл пальцем по экрану своего телефона. У него перехватило дыхание от внезапного всплеска любви и страха, когда он почел уведомление о новом сообщении от Гризельды. Она в порядке? Ничего не произошло?

Сердце забилось быстрее, и он нажал на значок сообщения.

Только вот в нём не было никакого текста — просто присланное ею фото. На гладкой, белоснежной коже ее запястья были вытатуированы буквы «Х+Г».

Затаив дыхание, он уставился на маленькое фото. У него бешено колотилось сердце, от нахлынувшего счастья и тоски ему стало жарко и одновременно нестерпимо больно.

В следующую минуту под картиной появилось еще одно сообщение:

«Держи руку на буквах»

«БПТСБЛТВ»

Гризельда понимала, что не должна ему писать. Черт, это ведь она попросила его не делать попыток с ней связаться, но на этот раз что-то внутри отринуло это соглашение. Ей было нужно, чтобы он знал — несмотря на то, что с их тягостного расставания прошёл долгий месяц, ее любовь к нему осталась такой же сильной, как и прежде. Поставив у себя на теле этот знак, она хотела доказать, что ее любовь бессмертна.

Задыхаясь от учащённого биения сердца, она смотрела на экран. Конечно, было слишком рискованно ему писать. Он мог не ответить, потому что она сама попросила его об этом. Он мог не ответить, потому что рядом сидит Джемма, или потому что они с Джеммой сблизились. Она стояла в коридоре на верхнем этаже дома Маклелланов и каждые пять секунд нервно поглядывала на телефон, пока Пруденс распевала детские песенки, плескаясь в ванной. Вечером Сабрина и Рой ушли на приём в посольство, и Гризельда с радостью согласилась посидеть с Пру.

Телефон загудел как раз в тот момент, когда она вспотевшими от волнения руками пыталась засунуть его в карман. Она так стремительно рванула его обратно, что чуть не выронила.

«Мне нравится»

«Люблю тебя, ангел»

«БПТСЛТН»

Она вздохнула, закрыла глаза и прислонилась к стене. По всему телу разлилось восхитительное чувство единения с ее любовью. Она вспомнила прикосновения его губ, пальцев, как двигалось и прижималось к ней его тело, как он заполнял ее до предела, и сокровенные мышцы Гризельды сжались от нестерпимого желания. Дыхание стало частым и прерывистым, а сердце застучало еще быстрее. Она тосковала по нему каждый миг каждого дня. Боже, как же она по нему тосковала!

— Зельда?

Гризельда быстро открыла глаза и заглянула в ванную, к сидящей в мыльной пене Пру.

— У тебя лицо красное, — сказала Пруденс.

Гризельда решила, что должно быть, сбила ее с толку своей широченной улыбкой, потому что Пруденс сперва очень удивилась, а затем улыбнулась ей в ответ, и ее глаза загорелись радостным возбуждением.

— Ты выглядишь как самая счастливая девушка на свете, — произнесла Пруденс, и Гризельда тихо рассмеялась, увидев её неровную, щербатую улыбку.

«Я и чувствую себя самой счастливой девушкой на свете, — подумала Гризельда. — Здесь и сейчас, на одну крохотную секунду, я самая счастливая девушка на свете»

«Он все еще меня любит»

«Он безумно по мне скучает»

«Он будет любить меня вечно»

— Пру, что ты хотела?

— А мы можем потом посмотреть «Рапунцель»?

Она усмехнулась, потому что этим летом «Рапунцель» стал их любимым мультфильмом. Для Гризельды он значил нечто большее, чем просто детский мультик. В нем было практически невозможное соединение двух родственных душ, которые влюбляются и меняются для того, чтобы быть вместе, которые почти погибают ради жизни другого, и в конечном итоге обретают своё «долго и счастливо». Нет никаких шансов, что они встретятся. Нет никаких шансов, что они будут вместе. Нет никаких шансов, что это произойдёт, но все-таки происходит, и Гризельде это очень нравилось.

— Конечно, — ответила она, помогая Пруденс вылезти из ванны и вытирая ее теплым пушистым полотенцем. — Скорее надевай пижаму. Я сделаю нам попкорн.

Гризельда приготовила в микроволновке две пачки попкорна, и ее взгляд задержался на прикреплённой к холодильнику брошюре Университета округа Колумбия. Она улыбнулась, испытывая невольную гордость от того, что пойдет туда в сентябре. С помощью Сабрины она заполнила заявление, и только вчера её приняли в Колледж гуманитарных и естественных наук. Чтобы это отпраздновать, вчера вечером Майя вывезла ее в город выпить шампанского и сделать на запястье татуировку «Х+Г».

Решив отвлечь ее от неприятных ощущений и татуировочной иглы, Майя не преминула кольнуть её по-своему.

— Подруга, хочу заметить, что по мне, этот ваш кодекс молчания — полный бред.

— Майя, я так по нему скучаю, — сказала она, поморщившись, когда маленькие иголки прокололи ей кожу. — Но я не хочу, так или иначе, влиять на него. Если он захочет быть со мной, то через несколько недель я получу это письмо. Если нет, мне просто придется жить дальше.

— И ты не будешь против?

— Если он захочет, чтобы его ребенок жил в полноценной семье с мамой и папой? — она глубоко вздохнула, почувствовав, как заныло сердце. — Не скажу, что мне не будет больно. Будет. Нестерпимо. Но если это то, чего он хочет, то я желаю ему именно этого.

— Я бы за него боролась.

— Брось, Майя. Что бы ты отдала за то, чтобы твои мама и папа счастливо жили вместе? Я не могу кого-то этого лишить.

— Ты имеешь в виду ребенка.

— Да, — сказала она, не в состоянии скрыть печаль, сквозившую у нее в голосе. — Если Холден и Джемма захотят, чтобы у их ребенка была семья? Я не стану им мешать.

— А ещё именно ты настояла на своём отъезде, чтобы Джемма от него не избавилась, — Майя покачала головой. — Ты слишком хорошая, Гризельда Шредер.

— Нет, — возразила она. — Я вовсе не такая хорошая. Но я знаю, каково это — не иметь семьи. И не пожелала бы такого ни одному ребенку.

— Значит, в глубине души ты все же надеешься, что он останется с Джеммой?

— Нет! — сказала она. — Нет. Не буду врать. Я надеюсь, что он мне напишет. Надеюсь, что он выберет меня. Видишь? Я не такой уж хороший человек, Майя.

— Нет, хороший. Большинству девушек было бы плевать на ребенка от какой-то другой женщины. И они не дали бы ему возможности разобраться, чего он хочет.

Наконечник иглы нещадно жалил ей запястье, кожа горела, словно от ожога. А это была все лишь небольшая татуировка, размером с 25-ти центовик. Гризельда поморщилась, вспомнив огромные татуировки на груди у Холдена, крылья ангела, закрывающие весь его торс. Как он вынес эту боль? Ответ пришел сам собой: потому что эта боль ничего не значила по сравнению с болью от его потери.

— Просто я хочу быть уверена, что он никогда не пожалеет о том, что остался со мной, — вздохнула она. — Когда мы встретились, нас накрыл настоящий ураган эмоций, и мы вроде как сразу кинулись в…

Она покраснела.

— В серьёзные отношения. Думаю, нам нужно немного времени, чтобы убедиться, что это именно то, чего мы хотим.

— Тебе нужно время? — спросила Майя, выразительно подняв брови.

— Может немного, — призналась Гризельда. — Мне невыносимо быть вдали от него, но думаю, это даже хорошо. Это говорит мне о том, что наше чувство настоящее. Это говорит мне о том, что дело не только в сексе и влечении. Оно…

Она пожала плечами.

— Оно настоящее. Это то, чего я хочу.

Казалось, на Майю это произвело разительное впечатление.

— Да ты только посмотри на себя, такая распремудрая и всё такое. Моя маленькая девочка растет.

— Разлука причиняет много боли, — сказала Гризельда, тихо посмеиваясь над подругой. — Но это не так уж и плохо.

— Да неужели? А мне кажется, что, в основном, это просто отстой.

— Ты меня недооцениваешь! Я избавилась от Джоны. Я поступила в колледж. Я принимаю от людей помощь, — сказала она, бросив на Майю укоризненный взгляд. — Ты права. Полагаю, я действительно расту. Но все это произошло благодаря Холдену. Он стал… искрой.