Из этого стало очевидно, что своей родиной эти люди считают Советский Союз, а Советскую власть считают своей властью.
Этот факт разрушил главный устой эмигрантской идеологии.
Нам могут приписывать все, что угодно, наши враги. Но мы-то сами знаем правду. Лучшая часть русской эмиграции болела за русский народ. Ее мечта была свергнуть Советскую власть. В лице Гитлера эмиграция увидела «освободителя». Я держал в руках открытку с портретом фюрера, под которым была надпись по-русски «освободитель». Многие этим соблазнились и заблудились.
У меня глаза открылись. Кого мы хотели освобождать? Тот народ, что умирает за своих «угнетателей»? Я сказал себе:
— Война всегда почиталась великим экзаменом, неким проверочным испытанием народов. Более современным было бы выражение «плебисцит». Вторая мировая война была неким голосованием в отношении Советской власти. Поставлен был вопрос: «Желаете ли вы свержения Советской власти?» Умирая на полях битв, советские люди отвечали:
— Не желаем.
Значит, мы ошиблись. Этот народ не желает «освобождения» из наших рук. Когда я это понял, наши усилия по свержению Советской власти показались мне и трагическими и смешными.
Это то, что я прежде всего хотел сказать. Если эмиграция не сделала вывода из трагического голосования, совершившегося в 1941–1945 годах, и продолжает деятельность, направленную к свержению Советской власти, то это ошибка. Это не нужно тем, для кого она радеет. Оставьте их в покое. Пусть они сами устраивают свою жизнь, как знают. Они не поддержали нас, белых, в 1918–1920 годах, в годы гражданской войны. Они отвергли и уничтожили примкнувшие к Гитлеру эмигрантские батальоны во время второй мировой войны, в 1941–1945. Неужели не довольно? Неужели еще раз, в третий раз, мы, непрошенные, пойдем «освобождать» русский народ? Под чьими знаменами? Аденауэра? Его преемников?
Могут быть голоса из русской эмиграции:
— Зачем вы нам приписываете то, чего у нас и в мыслях нет? Мы не зовем к войне!
Но я отвечу:
— Нет, вы готовите войну, настоящую войну, «горячую» войну, поскольку вы занимаетесь «холодной» в сохранившихся до сих пор антисоветских организациях.
И это потому, что в методы «холодной войны» входит распространение лживых и неверных сведений о Советском государстве. Это иногда делается и от неведения.
Об этом скажу несколько слов.
Мне очень знакома одна эмигрантка, прибывшая в Советский Союз в 1956 году. Когда она собиралась в путь-дорогу, то упаковала шесть чемоданов и одну корзину. В них было все ее убогое имущество, вплоть до умывальных тазов, кастрюль, тарелок, блюдечек, чашек и т. п. Но она серьезно подумывала и о том, что необходимо взять кровать-раскладушку. В последнюю минуту она все же решилась расстаться с раскладушкой, но чемоданы и корзина доехали благополучно, сделав больше тысячи по железной дороге и около 200 километров в автомобиле. На месте, куда она прибыла, ей дали хорошую кровать с никелированными спинками и с мягкими металлическими сетками. Когда она рассказывала о раскладушке, смеялись, но прибавляли:
— Если бы вы приехали 10 лет тому назад, то, может быть, спали бы на полу. После войны было трудно. Однако затем промышленность выбросила на рынок миллионы кроватей, из которых одна — ваша.
Что это значит? Это означает, что эмигрантка в 1956 году питалась старыми сведениями и потому ошибочно мыслила о стране, в которую направлялась. Это пример маленький и смешной, но поучительный, потому что я сообщаю вам не анекдот, а истинное происшествие. Эта эмигрантка — моя жена Мария Дмитриевна.
Такое приключение было 4 года тому назад. Но вот что произошло совсем недавно.
В эмиграции, возможно, знают, что некоторые деятели «холодной войны» послали для проникновения в Советский Союз некоего молодого человека. Его задержали на границе и стали допрашивать. Он не стал запираться, но постоянно повторял следователям:
— Довольно, довольно! Когда к стенке?
Ему, наконец, объяснили, что к стенке его не поставят, а поставят у станка, на заводе, если он придет в себя и поймет, как обстоит дело.
Тогда он сказал:
— Какая это страна? Должно быть, я ошибся границей. Говорят по-русски, но это не Советский Союз. В Советском Союзе ставят к стенке.
Человек явно ошибся. Сейчас иначе. Знать современность обязательно для всех, кто занимается политикой. Из неверных сведений рождаются неправильные поступки.
Случай с наивным человеком, который думал, что ошибся границей, любопытен. Но важнее этого разобрать поступки тех, кто его послал. Верят ли они в то, чем нашпиговали голову своего эмиссара? Если верят, то они плохо осведомлены. Если не верят, то зачем они это делают, т. е. зачем сознательно лгут?
Человек, любящий свою родину, радуется, узнав, что там, в его отечестве, нечто изменилось в лучшую сторону. Но враг думает иначе:
— Чем хуже, тем лучше!
Врагу выгодно не признавать никакого прогресса, это подводит некое моральное основание для нападений.
Мне кажется невозможным оставаться на старых рельсах. Надо признать, что наш поезд сошел с пути, поскольку мы призывали свергать Советскую власть.
Свергать Советскую власть не надо. Она есть один из устоев мира. И этим все сказано. Когда смотришь в лицо опасности, грозящей человечеству, то все вопросы, кроме войны и мира, кажутся мелкими. Каждый, кто хочет мира, — друг. Все, кто хотят войны, — враги. Так я чувствую. Лишь бы избежать приближающейся катастрофы, все остальное приложится. «Две системы будут сосуществовать, состязаясь на благо людей в том, кто лучше устроит жизнь на земле. И еще в том, кто полнее овладеет небом, т. е. космосом».
Хотят ля мира здесь, в Советском Союзе? Я до сих пор не встретил человека, который хотел бы войны. Насколько я понимаю, в этом отношении Советская власть действительно отражает мысли и чаяния советского народа. Таким образом, в этой плоскости я считаю, что у меня здесь 220 миллионов единомышленников.
А в других отношениях? Я не хотел бы «лакировать» (выражение Н. С. Хрущева) действительность, ни мазать ее одной черной краской. Сказать по чистой совести, трудных вопросов еще достаточно.
Я живу в городе Владимире на Клязьме и притом в районе так называемой Ямской улицы. Здесь еще есть остатки старых усадеб, где жили во время оно ямщики. Люди старше 50-ти лет помнят, как на масленицу или на рождество лихо носились здесь бубенчатые тройки, обгоняя друг друга. Сейчас по асфальтовой дороге несутся бесчисленные машины: троллейбусы, автобусы, грузовики со всякой кладью, легковые машины разных марок, мотоциклы, велосипеды, мотороллеры. Несутся целые вагоны на резинах с надписью «Хлеб», цистерны с молоком, мороженым; площадки с красными газовыми баллонами; площадки, на которых несутся люди стоя, рабочие, работницы, их платочки живописно треплются на ветру. Словом, здесь не то, что оживленное, а просто бурное движение.
Домики, мимо которых мчится бензинная жизнь современности, застроили густо прежние вольготные ямщицкие усадьбы. Они, домики, имеют патриархальный вид, любезный моему устаревшему вкусу. Вокруг окон так называемые наличники, которые представляют из себя как бы кружево из дерева. Но они, домики, электрифицированы в том смысле, что все по вечерам сияют электричеством сквозь старинные занавески и вековечные цветы. В каждом есть радио, во многих телевизор. Очень распространена электрическая плита (рэшо). Появились и газовые кухни.
И тут я должен прибавить об одном, о чем не могу умолчать. Может ли быть высокий уровень жизни там, где людей заедают клопы? А вот люди известного возраста прекрасно знают, что раньше провинция, а иногда и матушка-Москва страдали от клопов. Теперь клопов нет. И это великое достижение сравнительно недавних дней. Прошу простить мне эту подробность.
Архаичность этих домиков сказывается в том, что в этой части города нет водопровода и канализации. Но они, патриархальные домики, доживают свои последние дни. Скоро и здесь вырастут каменные громады, такие же, которые уже заполнили другие окраины города Владимира. Там есть и водопровод, и ванны, и все прочее.