Со двора донесся голос Муртазы: «А ну, марш за мной! Я вам покажу…» Дверь директорского кабинета распахнулась, Муртаза втолкнул четырех рабочих, строевым шагом подошел к директору, отдал честь и отрапортовал:

— Сегодня утром мною лично проверены рабочие на проходной. У данных несознательных граждан обнаружены следующие недозволенные к выносу предметы. — И он выложил на стол несколько картонных початков с намотанной на них пряжей, пустую шпульку, обрывки ваты, баночку с вазелином. — Баночку я обнаружил во внутреннем кармане брюк вот этого человека. — Муртаза показал на длинноусого верзилу-курда, приехавшего в поисках заработка из далекого вилайета Ван в долину Чукурова.

— Да простит аллах, бейим! — запричитал рабочий, выговаривая слова с сильным акцентом. — Аллах все видит, все слышит!..

— Молчать! Не нарушай установленного порядка! — заорал Муртаза, подскочил к курду и дернул его за усы.

— Перестань! Оставь человека! — воскликнул технический директор. — Нельзя дергать за усы…

Курд заплакал.

— Нет в тебе страха перед аллахом, — всхлипывая, сказал он. — Ты никакой не мусульманин, фараон ты, изверг!

— Молчать! Как смеешь голос подавать! — рявкнул Муртаза и кинулся на курда, но директор его остановил.

Все улики, лежавшие на столе, были столь незначительны, что директор, поморщившись, сгреб их ладонью и строго сказал:

— Забери и верни им все!.. Чтоб больше такого не повторялось!

Усатый курд хотел было броситься в ноги, потом схватил руку Кямуран-бея и припал к ней, но директор оттолкнул рабочего.

Когда четверо рабочих гуськом выходили из кабинета, Муртаза сердито нахмурил брови и презрительно глядел им вслед, считая, что либерализм технического директора только подрывает и без того расшатавшуюся дисциплину. Не успела закрыться дверь, как в кабинет ввалился сторож Азгын. При его появлении Муртаза отошел в сторону. У старика Азгына был грозный вид, как у дряхлого, но сохранившего былую мощь тигра. Он свирепо глянул на надсмотрщика и пробурчал себе что-то под нос.

Словно предчувствуя недоброе, технический директор натянуто улыбнулся и воскликнул:

— Здравствуй, здравствуй, Азгын-ага! Что-нибудь случилось? Или у тебя какое дело?

Упершись огромными кулачищами в стол, Азгын подбородком указал в сторону Муртазы и спросил:

— Скажи мне по-честному, как на духу: этот скот приходил к тебе, фискалил на меня?

— Да разве я посмею… — запинаясь, запротестовал Муртаза, — в вашем присутствии разрешить себе…

Азгын пришел в ярость и, наступая на Муртазу, закричал:

— Молчи, скот! Ты только и делаешь, что рапорты пишешь, с доносами бегаешь!..

— Ни на кого, мой директор, никогда не писал!.. Разве осмелюсь нарушить порядок?.. — кричал Муртаза, зажатый в угол.

— Пиши рапорты! Давай! Слышь, нарушай порядок! — орал Азгын.

Как в прошлый раз, он сгреб в охапку надсмотрщика и потащил его к столу технического директора.

— Мой директор!.. — еле выдавил из себя Муртаза.

— Азгын! Что ты делаешь, старина! Отпусти, Азгын! — вмешался директор.

Разъяренный Азгын тряс Муртазу. Директор кинулся ему на выручку, но разжать стальные объятия старого Азгына было невозможно. Директор нажал кнопку звонка. Прибежал рассыльный.

— Разними их! — приказал директор.

Тогда Азгын обрушился на директора:

— Или уйми этого пса, или же я не ручаюсь за себя! Клянусь аллахом, никого не пожалею!

Кямуран-бей побледнел.

— Объясни, что случилось? За что ты ругаешь ни в чем не повинного человека?

Заступничество директора только подлило масла в огонь. Старик Азгын уже не в силах был остановиться:

— Думаешь, я тебе Нух какой-нибудь? Падаль! Кто ты был, прежде чем начальством стать?

— А ну, убирайся отсюда! Пошел вон!

Тут Азгына прорвало: он отматерил директора, помянул всю его родню — отца и мать, деда и бабку, дядек и теток, словом, перебрал всех родственников, не забыв подноготную семейства Кямуран-бея, и, со злостью хлопнув дверью, величественно удалился.

Пребывавший в оцепенении директор с ужасом думал, откуда этому старику столь подробно все известно о его семье и предках. А вдруг об этом теперь узнают и другие!..

Придя в себя, он схватил телефонную трубку, позвонил начальнику эксплуатационного отдела и приказал немедленно уволить с работы сторожа уборной Азгына. Потом пристально поглядел на Муртазу и буркнул:

— У-у, хам! Невежа!

Муртаза понял, что слова эти относятся не к нему, а к Азгыну, и поспешил сказать:

— Я, мой директор, никак не желал допустить невежести и чтоб не нарушать дисциплину…

— Помолчал бы лучше! Нет в тебе выдержки. Лезешь на рожон, восстановил против себя всю фабрику… — резко сказал директор, решив, что не мешает припугнуть надсмотрщика.

— А что такого я сделал? — невинно спросил Муртаза.

— Еще спрашиваешь? Да все только и жалуются на тебя.

— На меня? — переспросил Муртаза, приблизившись вплотную к директорскому столу.

— Да-да, именно на тебя!

— Кто жалуется, мой директор?

— Начальник ткацкого цеха жаловался, мастера из прядильного, Азгын вот жаловался. Завтра еще и рабочие придут с жалобой.

Муртаза многозначительно покачал головой.

— Все оттого, мой директор, что на службе я как лев! Честно выполняю свой долг! Не могу позволить, чтоб на работе спали или болтали!

— Кто спал, кто болтал?

— Послушай, что скажет Муртаза, а если сочтешь неправым, тогда осуждай!..

Раздался стук, и в дверь просунулась большущая голова Нуха.

— Подожди, я вызову! — сказал директор Нуху и обратился к Муртазе. — Слушаю, что дальше?

— А дальше… Даруй аллах тебе здоровье. На службе все для меня равны, я не стану ни с кем миндальничать…

— Ладно, не отвлекайся. Кто спал?

— Было это, значит, ночью, делал я обход, задержал рабочих, которые воровали шпульки. Наказал их как положено. Затем, прошу прощения, заглянул я в уборные… Вижу, там собрались ткачи, курят и разговоры ведут. Ну, думаю, идет сортирная беседа.

— Чего же Азгын? Его не было, что ли? Почему не разогнал?

— Был, мой директор. На своем месте в будке.

— Так чего же он?

— Храпака задавал.

Сказав это, надзиратель выразительно глянул на директора. Тот покачал головой и спросил:

— Потом?

— Потом я разбудил его. Он увидел меня и сразу всю вину на меня решил свалить. Я ему: дескать, не видишь, что ли, собрались пройдохи-ткачи. Курят да болтают. Почему обязанностей своих не выполняешь?.. Откуда ему знать, что есть служба? Вот он сразу на дыбы и давай меня оскорблять. Я его пытался успокоить, чтоб не показать примера невоспитанности перед рабочими. А он не желает даже слушать. Бросился на меня, схватил за горло. Говорю ему: «Стыдно, старик, вокруг рабочие!..» Руки ему вывернул…

— А почему начальник ткацкого цеха жаловался?

— Тоже спал на работе, мой директор! Я зашел к нему, дернул за рукав, проснись, мол, негоже на службе спать. Как-никак начальник, важный пост занимаешь, ответственную обязанность тебе доверили главные начальники.

— Ну а он что?

— Проснулся, увидел меня и давай обвинять, будто я порядок нарушил.

— Та-а-ак! Значит, так было?

— Так точно, мой директор.

— Хорошо, а мастера из прядильного?

— Собрались в рабочее время в столовой, сидели, разговор пустой вели, вредные слова употребляли.

— Какие?

— А что Германия — так, Англия — этак, правительство наше ума лишилось. Я, понятно, в это дело вмешался. Напомнил им, что главное — служба, наша честь и долг! Говорю им: слава аллаху, над нами начальство поставлено, чтобы про эти дела думать. И дескать, им и мне в том нужды нет, чтоб такие разговоры вести.

— Значит, и мастера из прядильного там были?

— Так точно, мой господин! Они мне говорят: «Ты не имеешь права вмешиваться в наши дела!..» На фабрике совсем худо с дисциплиной, директор!

Директор наконец понял, отчего все недовольны Муртазой.