Сей околозвёздный дом имел довольно внушительные размеры, но почему-то вращался таким образом, что одна его часть располагалась близко к оси вращения, а другая, соответственно, была от этой оси удалена. Уж и не знаю, что послужило причиной столь странной дезориентации сего забавного сооружения (скорее всего, ошибки монтажников и эксплуатационщиков), но данное обстоятельство неизбежно должно было вызывать довольно своеобразный феномен, а именно, заметное изменение силы тяжести при перемещении из одного модуля в другой. «Фунт изюма» пристыковался к узлу, расположенному в зоне с минимальной тяжестью, составлявшей буквально треть земной, когда же я добрался до «Весёлого гробовщика» ускорение свободного падения уже сравнялось с земным. Ничего особенно плохого в этом не было, поскольку, как давно заметили находчивые производители французских коньячных спиртов, чем выше оказывается сила притяжения, тем лучше спиртное наливается в стакан.
Бар, он же чекушечная, оказался весьма милым заведением явно переделанным из внушительных размеров отсека-склада. В нишах, прежде предназначенных для размещения разного рода сортового груза, теперь оказались установлены столики с подсветкой, а вместо робота-тельфера по потолочному рельсу катался робот-бармен. Помимо него тут находился и другой бармен, человек. Им оказался колоритный татуированный мужчина, возвышавшийся над стойкой с напитками, что мне показалось в ту минуту особенно примечательным, поскольку видеть людей на этом месте много приятнее, нежели железку, переливающуюся огоньками точно новогодняя ёлка. Мои казаки уже сидели по местам в разных концах зала и усиленно маскировались: Шерстяной пил безалкогольное пиво и играл в какую-то игрушку в своих часах, Инквизитор был занят тем, что благословлял стоявшие перед ним полдюжины чекушек с «дыроколом для мозга», а Нильский Крокодил уже смело лапал свою кабаноголовую соседку, смахивавшую скорее на жертву неудачной операции по перемене пола, нежели на привлекательную женщину.
Я прошёл к стойке в конце зала и подмигнул бармену.
— Я слышал, светлое будущее отменяется, — поприветствовал я его.
— Это точно. Гадкое настоящее растянется навечно, — согласился он, — Что ищете? Я имею в виду не потерянный смысл жизни…
— За свои деньги я желал бы получить полный катарсис.
— Могу предложить высокооктановый «метил-глобулиновый гематоген» из крови неполовозрелых кожоперов. Переживёте без постороннего вмешательства катарсис, нирвану и оргазм сразу, одновременно и пожизненно.
— Не надо мне крови кожоперов. Мне простого русского «шила»!
— Яволь, мон женераль, как скажете! В гранёный стакан или в ботинок? — заметив мой недоумённый взгляд, бармен поспешил пояснить. — У нас есть керамические ботинки для спиртных напитков. Там их можно поджигать или пускать кораблики…
— Нет уж, давайте в стакан!
— Как угодно. А что из закуси?
— Тарелку чмыхадорских анчоусов и гарпун.
Расплатившись с барменом и дав тому щедрые чаевые, я как бы между делом спросил:
— А Хайри Маус тута?
— Наш мышонок? — бармен окинул взглядом помещение. — Не-е-ет, не видно её.
— Если появится, шепните ей промежду глаз, что я пришёл от Гнука.
— Не проблема, — заверил бармен, — У меня масса лишних слов, могу и шепнуть!
Я сел за один из дальних столиков и с горячностью измученного жаждой верблюда припал к стакану. Бодрящая свежесть родного напитка как это обычно бывало прежде, наполнила меня несокрушимым оптимизмом и твёрдой верой в то, что в конечном итоге все океаны окажутся по колено. Просидел я так не очень долго, во всяком случае все переливы собственного внутреннего мира так и не успел изучить досконально и окончательно. Стул подле отодвинулся и на него опустился маленький, юркий мужичонка в длиннополой полосатой засупонке.
— Так где же старина Гнук? — спросил он непринуждённо.
Я оторвал взгляд от дна стакана. Мужичонка не понравился мне ни своим бегающим взглядом, ни засаленными рукавами одежды, а главное — теми невидимыми, но явственно уловимыми флюидами шакальей трусости, что распространял вокруг. Кроме того, он слишком по-панибратски подсел ко мне, а это в любой ситуации не есть вери гуд.
— Старина Гнук сидит в клетке на грузовой палубе моего корабля, — спокойно ответил я. В конце-концов, любой прямо поставленный вопрос всегда заслуживает прямо уложенного ответа.
— Вот как? — мужичонка в полосатом как будто бы растерялся. — А тогда ты чего сюда притащился?
— Хотел повидаться с Хайри Маус.
— Она не будет с тобой разговаривать без Гнука!
— Правда? А мне всё равно! Я посижу здесь ещё пять минут, допью свой стакан, потом спокойно уйду… а ещё через десять минут Гнук выйдет в открытый космос без скафандра. А Циклопис Хренакис останется сидеть на Даннеморе. Какие проблемы, это ж не я там сижу, правда?
Сморчок в полосатой засупонке какое-то время внимательно рассматривал меня, а потом механически повторил:
— Какие проблемы, да?
И словно бы искусственно возбуждая свою ярость, зашипел:
— А вот у меня есть план получше: сейчас мы с тобою пройдём на борт твоего корабля и ты выпустишь Лориварди! А не то…
Он сделал эффектную паузу и, шевельнув рукою, показал мне ствол спрятанного в рукаве термодинамического пистолета. Ха, умник!
— Я вижу, придурок, у тебя горячая голова… — негромко ответил я.
— Ага, ещё какая!
— Много в космосе было горячих голов, теперь все они сложены в моём холодильнике.
— Весёлая шутка, расскажешь вчера мамочке, если, конечно, жив будешь!
— Это не шутка, придурок! Если ты опустишь взгляд под стол, то увидишь двуствольный «канделябр», нацеленный прямо тебе в мошонку. Только резко не наклоняйся, а то я неверно тебя пойму и пришпилю без лишних слов.
Тщедушный медленно отстранился от меня и посмотрел вниз. Двуствовльный пистолет-пулемёт, стрелявший высокоскоростными оперёнными иглами, крепился на моём правом бедре в специальном ложементе; после того, как я согнул колено, стволы выдвинулись и лишь чуть-чуть не уперлись в причинно-следственное место моего vis-a-vis.
Увидев страшное оружие, нацеленное ему в жизненно важные органоны, мужичонка в полосатой засупонке как будто бы утратил дар речи. Я некоторое время понаблюдал за его потерянным лицом, затем, догадавшись, что никаких позитивных решений этот придурок выработать не в силах, просто сказал:
— Вот что, миляга, запомни добрый совет специалиста по гендерно-репродуктивной трансплантологии: не клади все яйца в одну мошонку.
Обладатель грязной засупонки оказался не в состоянии по достоинству оценить переливы моего юмора. Поэтому, мне пришлось продолжить свой монолог:
— Зови сюда свою волосатую мышь, а то ведь я сейчас уйду!
Мужичонка нервно шевельнул задом на стуле, немного привстал и, обернувшись в сторону Нильского Крокодила, щёлкнул пальцами. О-ба-на! — именно так говорят мастера подводной резки металла, когда на большой глубине по ошибке разрезают собственный гидрокостюм. Оказалась, что страшная лошадь, которую столь беззастенчиво тискал Серёжа Нилов и есть та самая Хайри Маус, встречи с которой я тут дожидался. А бармен сделал вид, будто не признал её… Экая конспирация у них тут процветает!
Когда она поднялась из-за стола и подошла к нам, я понял, что рост её только-только не дотягивает до двух метров. Господь Бог, проектируя этого человека в своём конструкторском бюро, явно желал создать нечто иное, но только никак не женщину; может, Творец замыслил соорудить снегоуборочный комбайн, или ковш для перевозки жидкого металла, а может и бетономешалку… Не могу я о том судить, поскольку Божественный промысл неведом мне. В одном я уверился тогда (и твёрдо знаю это поныне) — Хайри Маус появилась среди людей явно по ошибке. И недосмотру гинекологов. Плодорассекающая операция в подпольном абортарии явилась бы актом гуманизма и милосердия в отношении всех её современников и спасла бы нас от кошмара лицезрения этакой рожи.
Худое, грубо выточенное лицо, свидетельствовало как о неудачных пластических операциях, так и непростом жизненном пути его обладательницы. Видно было, что довелось ей попробовать в жизни всякого — и ботинка космического десантника, и донышка графина, хорошо, если пустого! Сухие жилистые руки, сплошь в шрамах и татуировках, без слов намекали на немалый жизненный опыт Хайри Маус: о её крепкое тело, наверняка, не только тушили сигареты, но и правили ножи, а будущие мастера из косметических салонов, не сомневаюсь, оттачивали свои навыки нетрадиционного пирсинга. Увидав дюймовую золотую гайку, заправленную в огромную дыру в языке этой шалавы и футовую цепь, приваренную к этой гайке, я просто побоялся фантазировать о том, что ещё и в какие именно части её тела заправлено самодеятельными мастерами пирсинга. Одето это чудо природы оказалось в штаны из прото-кевлара с опущенной талией и укороченный бронежилет из нано-плазмида, который распирала искусственная грудь размера, эдак, 34 DD, думаю, никак не меньше. Штаны едва не спадали на пол с по-мужски худой задницы; надо ли особо подчёркивать, что из-под низко сдвинутого ремня выглядывала лохматая копна рыжих кучерявых лобковых волос?