— Привет, что ли! — хрипло обронила эта краса Вселенной.

— Ну, привет-привет от старых штиблет! — отозвался я. — Это ты, что ли любовница везунчика Циклописа?

— Не-е-ет, это он — моя любовница! — басовито хихикнула дамочка и недвусмысленно коснулась рукой туго натянутой мотни между ног. Несомненно, там находились плотно упакованные мужские гендерные органы, наличие коих заставляло коренным образом переосмыслить характер традиционных отношений между полами. Н-да-с, что и говорить, жизнь полна обмана! Понимал ли Серёжа Нилов, чем именно рисковал, целуя эту образину?

Она села подле меня на стульчик, жестом подозвала робота-бармена и осведомилась:

— Что пить будем, мальчики?

Сошлись на цистерне с высокооктановым взрывным бурбоном и бидоне с уксусной эссенцией, игравшем роль пламегасителя. Без эссенции бурбон пить слишком опасно — на выдохе можно опалить губы и кончик носа, да и брови соседа обжечь, что в компании воспитанных людей не есть вери гуд.

— Спроси у него, почему на встречу не явился Гнук? — заёрзал мелкоформатный мужичонка в полосатой засупонке, обращаясь к Хайри Маус.

— Ну, и почему? — спросила она, без особого, впрочем, интереса в голосе.

— Он сидит в клетке, — просто ответил я. — За попытку убить меня.

— Ну и правильно! — согласилась шалава. — Гнук такая сволочь! Да и подмышки у него вонючие… Не могу представить, как такого гада целует женщина.

Разлив взрывной бурбон по стаканам, она взяла в руку свою тару, давая понять, что желает сказать тост.

— Как говорят колумбарии: чтоб взлёт и посадка вышли не гадко! — провозгласила она.

— У донских казаков говорят иначе, — отозвался я. — Кто произносит длинные тосты, тот допускает большие ошибки. Правильный тост укладывается в три слова.

— Да? — бровь Хайри Маус поползла вверх, прямо на лысое темя. — Ну, скажи правильный тост!

— За Юру Гагарина!

Моему фонтану красноречия никто ничего возразить не смог. Выпили, прислушались к причудам внутреннего мира, перед выдохом опрокинули ещё по рюмашке уксусной эссенции. Стало заметно веселее, появилось даже желание улыбнуться.

— Кто этот клоун? — я указал на обладателя полосатой засупонки.

— Его настоящие имя и фамилия — Ху-Яобан. Его предки были китайцами, хотя сам он на китайца не очень похож. Разве что своим поганым нравом…

— Хуя-обан… так что ли? Это что, фамилия такая?! Казаки никогда не ругаются матом!

— Мы зовём его Сергей Лазо, — просто ответила Хайри Маус.

— Могу догадаться почему. Он наверняка осуждён к сожжению в конвертере! — предположил я.

— Именно так! Сообразительный ты, однако, — восхитилась дамочка, наливая бурбон в опустевшую тару.

— Поди, обворовал товарищей…

— Именно. Скрысятничал. И гореть бы ему в топке, да только я его помиловала.

— За какие такие заслуги?

— Он согласился стать моей любовницей.

Я заподозрил, что вся бригада «кумоду» ходила в любовницах этого гермафродита, но особо в эту тему углубляться не стал.

— От Лориварди Гнука я знаю, что для спасения Хренакиса нужен корабль с мощной бронёй. — я заговорил о деле, поскольку особенности половой иерархии у местных колумбариев интересовали меня весьма мало. — Такой корабль у меня есть: монокристалл толщиной в лобовой части восемь метров и по бортам — три метра. Что требуется ещё?

— Гм-м, хороший кораблик. На самом деле потребуется ещё много чего, например, боевой корабль — вернее, даже два — для атаки орбитальной станции, подвешенной над Даннеморой. Один такой корабль у меня есть…

— Здорово. А у меня ещё есть три вооружённых судна.

— Ничего себе! У тебя, что же, целый флот на привязи?

— Не флот. Один курень. Казаки мы…

— Казаки — это хорошо. Казаки — злые, — уважительно кивнул Ху-Яобан, он же Сергей Лазо.

Я проигнорировал его сентенцию. Какие мы я и сам знал.

— Что ж, очень даже здОрово. Того, что у нас есть, вполне хватит. — удовлетворённо кивнула Хайри Маус.

— Сколько людей будет в десантной партии?

— С моей стороны только я и Сергей Лазо.

— Как же так, мне Лориварди говорил, что «кумоду» — это целая бригада! Сколько вас всего?

— Всего нас было восемь человек. Но сейчас это не имеет значения, поскольку «кумоду» разбежались. После ареста Циклописа народ подался кто куда. Со мной остались только Сергей Лазо, Лориварди Гнук и ещё один человек. Он будет пилотировать мой корабль во время атаки орбитальной станции…

— Подожди-подожди! А ведь у тебя должен быть человечишко, знакомый с Даннеморой, сиделец оттуда.

— Есть такой. Вот он, перед тобою, — гермафродит небрежно кивнул на Сергея Лазо.

— Так-так-так, диспозиция ясна. Негусто у вас с силами, скажем прямо — один кораблик и два человека в десанте.

— Ну да, негусто, — согласилась Хайри Маус. — А сколько ты готов дать в десант?

— Скажем, четыре человека. Как и я, все они — донские казаки, а значит, прекрасно экипированы, обучены и имеют опыт практической подрывной работы.

— Ну да, ну да, — закивала удовлетворённо Хайри Маус. — Ваша корпорация славится молодцами! Никто из твоих героев не хочет попробовать что-нибудь особенное?

— В каком это смысле? — не понял я.

— В смысле любви женщины с мужским пенисом?

— Мы за такое убиваем! — честно предупредил я. — Третий пол у нас не в чести! Не вздумай предлагать эту хрень моим героям, а то умрёшь несчастливо и до срока.

— Намёк поняла, спасибо, что предупредил, — Хайри Маус нисколько не обиделась на меня, видать, время от времени ей приходилось выслушивать подобное.

— Прежде чем перейдём к деталям, следует оговорить оплату, — заметил я.

— У меня есть пятьсот тысяч УРОДов, — сразу же ответил гермафродит, — По-моему, совсем неплохо за четыре или пять дней работы!

— Пятьсот тысяч есть и у меня, — бодро парировал я. — Это фуфло, а не деньги.

— Намёк поняла, небось, не дура. А если я удвою сумму?

— Деньги мне неинтересны.

— Может быть, ты хочешь новой любви?

— Я же тебя предупредил: не смей предлагать такое!

— Прости, но ты сказал, не предлагать такое твоим друзьям.

— Мне такое тоже не предлагай. Я — гомофоб!

— Всё поняла, прости, погорячилась, готова искупить кровью. У меня есть набор плетей, так что можешь меня постегать, если возникнет желание… Просто для меня это болезненная тема.

— Я уже догадался! Постарайся контролировать нездоровые проявления своего либидо, иначе из освобождения Хренакиса ничего не выйдет! Моё участие в деле освобождения твоего любовника возможно только при одном условии…

— Валяй!

— Я должен получить «торпиллёр».

— Не вопрос! — тут же согласилась Хайри Маус. — Я бы его отдала тебе прямо сейчас, да только не знаю, где Хренакис его спрятал. У Хренакиса, между прочим, есть немало штучек поинтереснее. Он в этом отношении большой коллекционер.

— Другие штучки меня не интересуют. Мне нужен «торпиллёр».

— О'кей, заберёшь его себе.

— Твой дружок после освобождения не пойдёт в отказ, не станет говорить, будто не признаёт условий договорённости?

— Не станет! Уж с ним-то я как-нибудь разногласия улажу, не сомневайся, атаман! Ну, что, можно сказать, договорились?

Я внимательнее вгляделся в лицо гермафродита. Оно оставалось совершенно спокойным и его безмятежность лучше всяких слов убедила меня в том, что Хайри Маус в самом деле не имела понятия о предмете нашего договора. Что ж, так даже лучше для всех!

— Договорились! — кивнул я. — Но запомни, отказа от слов «донцы» не принимают. Мы за такое убиваем…

Хайри Маус внимательно поглядела на меня.

— Я тоже, — усмехнулась она и неожиданно влепила Сергею Лазо звучный подзатыльник; мужичонка едва со стула не слетел и испуганно воззрился на обидчицу, та же лишь засмеялась. — Мой паршивец любит больших женщин, которые его больно бьют! Правда?

— М-м-м, — закивал бывший узник Даннеморы.

— Ну-с, выпьем, что ли, по второй? — Хайри Маус подняла стакашек в порцией высокооктанового горючего бурбона. — Тост скажешь?