Родство разделилось на несколько ветвей. Несколько стран, каждую из которых возглавлял родитель. Отец или мать. Или оба одновременно. Общая масса, многомиллионная толпа, объединенная извращенным желанием справедливости, не смогла бы ужиться внутри одной идеологии, какой бы прекрасной та не была. Уж слишком разношерстный люд собрался под знаменами Родства, и то единственное, что связывало противоречия — ненависть к современному миру, к изобретению Майера, — после победы обратилось в прах.

— Лидеры все понимали. Не знаю как, но им удалось успокоить и разделить бушующий народ. Задачка явно была непростой. Наверное, в этом им стоит отдать должное, — Тэйе отсалютовала. — Divide et impera! Разделяй и властвуй, Энди.

Многие пошли на восток, заняв территории России и северного Китая. Почти год люди расселялись по обширным землям, восстанавливая то, что своими же руками разрушили вчера. Отец Арген и мать Кхримата вели толпу, пообещав богатство и достаток, ведь именно там, на востоке, щедрость земных недр не знала границ.

Кто-то хотел тихой жизни — спокойно возделывать поля, разводить скот, собирать щедрые урожаи. Отец Йорд и мать Терра образовали вторую семью, указав мирный путь сыновьям и дочерям. Южный Китай, часть Северной Америки и вся Индия были отстроены вновь, чтобы в будущем кормить ненасытный мир.

— Слушай, — нетерпеливо вставил Энди. — Я хочу услышать все, но… — он с трудом приподнял руки. — Пакеты тяжеловаты.

Тэйе сурово взглянула на его ношу, наморщила лоб и жестко кивнула.

— Ладно, пошли. Не хотела приводить эту историю в дом, но, видимо, придется.

Главная ирония Родства — оно создано тем, что так люто ненавидело. Конечно, там были и такие, кого одобрил сканер Майера: квалифицированные врачи, известные деятели науки, специалисты и инженеры, писатели и музыканты. Но в общей массе их численность меркла, как пламя свечи на фоне необъятного пожара. В большинстве была грязь и серость, отребье, озверевшие после первой крови.

— Когда все закончилось и улеглось, — Тэйе легко ступала по лестнице, до двери оставалось лишь несколько метров. — Почти все умники сбежали. Они одурели от той жестокости, что увидели. Не были готовы ее принять. Если кто и остался, то жалкие единицы.

Третья семья желала осесть в городах. Вернуть себе жизнь, которую отняли, стать полноправными членами общества и цивилизации. Именно они наладили торговые маршруты между другими ветвями Родства. Именно они стали связующей нитью с Государством. Под началом отца Фовара и матери Криэтет они сами создавали культурное наследие нового мира, пусть и ограничивалось оно вульгарным фольклором. Большего им и не требовалось. Восточная Европа и оставшаяся часть Северной Америки покорилась третьей семье.

— Странные у них имена, — сказал Энди, разбирая пакеты. — Таких же не бывает.

— Не бывает, — кивнула Тэйе. — Это псевдонимы.

— Зачем?

— Кто ж знает?

— И даже у Марты Бремер?

— Конечно, — девушка пожала плечами. — Она ведь ничем не хуже, верно?

— И как…

— Мария. Мать Мария. Символично, правда?

Энди не ответил. Его съедала мысль, что Тэйе была в Родстве. Сомнений не осталось уже в самом начале истории, но очень уж хотелось услышать ее конец. Андрас медленно распаковал мясо, промыл его под холодной водой и передал сочный кусок девушке. Чувства молчали. Хороший ли знак, плохой — выводы делать рано. Он привык ненавидеть всех, кто хоть как-то связан с Родством, ведь прошлых убийц не бывает, мясник навсегда остается мясником…

— Продолжать? — тонко спросила она.

Прекрасная девушка стояла перед ним, умело завязывая испачканный кухонный фартук. «Выводы делать рано», — подумал Энди и кивнул.

Еще три семьи собрали тех, кто остался, и разбрелись по всему земному шару. Отец Карлин и мать Джуда заняли Южную Америку, Горис и Зарела — Австралию и острова, Циллни и Мигара — побережье Африки. Члены этих ветвей не захотели выбирать между копанием в земле и городской жизнью, полагали, что выбирают свободу.

— В каждой семье хватало рук. Фактически, никто ни от кого не зависел в самом начале, — девушка прикусила губу. — Но много чего ребятки не учли. Я бы сказала — они учли только идеалы и мечты, а реальную жизнь, потребности и нужды…

— Погоди, погоди, — остановил ее Энди. — Я насчитал двенадцать. Всего дюжина. Но ведь главных в Родстве было больше…

— Да. До последних я еще не дошла.

Седьмая семья. Самая дикая, самая жестокая. Отец Ромул призывал обратиться к Богу и слишком многие откликнулись на его зов. Христианство, ислам, иудаизм — десятки верований и религиозных течений объединились ради свержения злой машины Майера, адского устройства, что вмешивается в Божий замысел. Почти вся Европа оказалась в руках фанатиков, наперебой молящихся разным богам, вскидывающих руки к небу, восхваляя долгожданное избавление.

— И Бремер, — Тэйе изобразила кавычки, — «мать Мария» живет где-то там, в одном из центральных городов. Но она лишь Голос, насколько я знаю. Марта — тоненький канал связи между нами и ими. Она помогает третьей семье вести торговлю, собирает информацию о населении Государства…

— Мы даем им информацию?

— Конечно. Ты в каком мире живешь, Андрас Ланге? — девушка улыбнулась. — Хотя я догадываюсь, можешь не отвечать.

Да. Он многое пропустил. Родство получало данные о людях, об их сканах, о том, как и в каких направлениях ведутся работы и исследования, как обстоят дела в правлении, сколько детей рождается в каждом месяце и сколько человек приходят в Государство извне.

— Хреновый расклад, — бросил Энди и тут же смутился. — Извини.

— Да ничего, я не сахарная. Но расклад и правда не радует.

— Так и чего там плохого, в Родстве? С твоих слов рисуется очень яркая картинка: каждый выбрал себе путь по душе и радостно пошел работать.

— Пошел, ага. В светлое будущее… Вот только я рассказала про самое начало, про первые годы после войны, когда весь этот сброд чувствовал единение общей целью. Эйфория от победы длилась достаточно долго, чтобы благородство «мудрых» родителей испарилось.

Продовольствия старого мира хватило ненадолго. Ровно на столько, чтобы семьи заняли свои места, обустроились и расставили приоритеты. Еды могло быть и больше, если бы хаос войны не продлился до лета 2045-го. И никто, кроме родителей, не задумывался о предстоящем голоде.

Второй семье было проще всего — собранный урожай, первый за долгое время, гарантировал легкую зиму всем сыновьям и дочерям Йорда и Терры. Четвертая, пятая и шестая, разбросанные по миру, как звезды на темном небе, сами справились с дефицитом пищи, верно спрогнозировав возможные проблемы предстоящего года. А вот первая, третья и седьмая…

— На востоке и в Америке еще как-то держались, занимались охотой, по новой осваивали рыболовство…

Но этого не хватало. Леса и водоемы стремительно пустели, а обещанные поставки из второй семьи все никак не приходили. Зима выдалась тяжелой. Многие не увидели весны.

— А фанатики и не думали что-либо производить. Они дохли от голода в молитвах, ждали спасения…

По наспех восстановленным городам Европы, истерично скрипя подшипниками, катились мрачные грузовики, распространяющие вонь смерти и гнили. Седьмая семья ждала чуда, обращалась к своим богам, корчась в агонии.

— И спасение пришло, — тихо произнесла Тэйе. — Отец Ромул накормил народ.

— Как?

— Никто не знает. Да никто и не спрашивал… Голод, знаешь, жестокая штука. Ты не задаешь вопросов, не мучаешься муками выбора, когда единственное, о чем можешь думать — терзающая боль в желудке.

Отца седьмой семьи нарекли спасителем. Мессией. Многие члены первой и третьей покинули только-только обжитые жилища и переметнулись под религиозные знамена Ромула. А те, кто остался, вгрызались друг другу в глотки, убивая братьев и сестер, чтобы выжить. В декабре 2045 робкие, несмелые стычки еще казались дикостью, ведь лозунги ушедшей войны все еще горели в сердцах — Родство должно быть едино. Но к марту 2046 члены первой и третьей семей со злобой и голодом во взглядах смотрели на плодородный юг и мистический запад.