Кроме этих школ были школы философии Ньяйя Гаутамы и продолжателя его Канады, эпикурейская школа Локайятики и другие.

В начале пятого века до Р.Х. в Индии появилась новая философско-теологическая доктрина, выделившаяся из браманизма: это доктрина Сиддартхи Гаутамы, известного более под названием Сакиа-муни (что значит мудрец из рода Сакиев), или Будды, наименование, данное ему впоследствии его восторженными последователями и означающее человека, превосходящего всех остальных людей своими умственными, нравственными и даже физическими качествами. Таких будд до будды Гаутамы насчитывается у буддистов до 94-х, и они являются ни чем иным, как заимствованием из верований браманов в воплощения Брамы под видом и формою Кришны.

Глава I

ЖИЗНЬ САКИА-МУНИ ДО ОТКРЫТИЯ ИМ ОСНОВ ЕГО УЧЕНИЯ

Место рождения Сакиа-муни, его генеалогия, рождение, детство, воспитание. Вступление в брак. Нравственный кризис. Причины его по буддийским и историческим данным. Сакиа-муни — отшельник. Его жизнь в отшельничестве. Открытие им основных истин его учения.

На северо-западе от царства Косала, между непальскими предгорьями Гималаев и средним течением реки Рапти, на восточном; берегу незначительной речки Рохини, притока р. Рапти, находилось небольшое царство Капилавасту, с главным городом того же имени. Оно лежало на плодородной равнине, орошаемой бесчисленными речками и потоками, стекавшими с вершин Гималаев.

Этим незначительным царством владел род Сакиев, еще в древние времена эмигрировавший сюда с дельт Инда.

Цари Сакиев, гордость которых вошла в поговорку, вели свою генеалогию от царя Икшвакулы, сына законодателя Ману, и в числе своих предков насчитывали даже одного святого мудреца по имени Готама. От него они приняли свое фамильное прозвание Гаутама (Гаутама значит происходящий от Готамы, готамид).

Страна Сакиев, управляемая мудрыми и справедливыми царями, достигла очень высокой степени благосостояния и процветания. Главное ее богатство составлял рис, в изобилии произраставший на плодородных полях страны с ее богатым естественным орошением.

В стране среди великолепных бальзаминовых лесов всюду пестрели желтые поля риса. Многочисленные селения лежали среди этих полей, скрываясь в темной зелени магнолий и тамаринд. Бесчисленные торговые пути пересекали это царство и благодаря постоянному приливу караванов еще более увеличивали ее благосостояние и богатство.

Во второй половине шестого века до Р.Х. в этом благословенном уголке земного щара правил славившийся своею справедливостью царь Суддходана. «Царь закона, он управлял по закону. В стране Сакиев не было ни одного царя, более почитаемого и уважаемого всеми классами его подданных», — говорят про него летописи.

Первая, главная жена Суддходаны, обладала необыкновенной физической красотой и выдающимися нравственными и умственными качествами. За ее красоту ее прозвали Майя, что значит «призрак», «иллюзия».

В 623 г.[3] до Р.Х. у Майи родился сын, ребенку дали имя Сирватасиддартха, сокращенно Сиддартха, что значит «совершенный во всех вещах».

При его рождении, разумеется сопровождавшемся различного рода чудесами, на изобретение которых не поскупилась фантазия буддистов, один отшельник по имени Асита, предсказал, что новорожденному предстоит в будущем высокая судьба быть властелином всего мира, если он изберет светскую жизнь, или «совершенным, великим» Буддою, если он отречется от мира. Предсказание это Асита сделал на основании найденных им на теле новорожденного 32 главных знаков и 80 второстепенных, характеризующих, по народным воззрениям, великого человека.

Предсказание Аситы произвело сильное впечатление на родителей Сиддартхи и послужило источником тревог и беспокойства для честолюбивой души Суддходаны.

Мать Сиддартхи умерла через семь дней после рождения сына.

О детстве Сиддартхи сохранились очень сказочные сведения. Как сообщает одна древняя летопись, детские годы мальчика прошли среди приволья родных полей, где он часто отдавался ранним размышлениям под тенью душистого дерева джамбу и, конечно, в то же время он был окружен тою сказочною роскошью, о которой теперь трудно себе составить и понятие. В другой летописи говорится, что мальчик отличался кротким, добрым и задумчивым характером и унаследовал от матери ее физическую красоту.

Когда минул детский возраст, молодого царевича стали обучать различным искусствам и наукам; он быстро усваивал все, чему его учили, и вообще обнаружил блестящие способности как к умственным, так и физическим упражнениям. Отец отделил ему часть своих владений, окружил их блистательным двором и построил для него три великолепных дворца, по числу трех сезонов климатического года Индии — летнего, зимнего и осеннего. Сиддартха жил в этих дворцах в обществе своих сверстников, сыновей знатнейших фамилий страны.

Когда Сиддартхе наступил шестнадцатый год, отец решил женить его и выбрал ему в супруги дочь удельного сакийского князя Сопрабудды, красавицу Ясодхиру.

Но прежде чем сделаться супругом прекрасной Ясодхиры, царевич должен был по древнему арийскому обычаю выдержать состязание на турнире со всеми претендентами на руку Ясодхиры.

Состязание это обыкновенно состояло в стрельбе из лука, в плавании, верховой езде и других гимнастических упражнениях, требующих ловкости и силы.

Царевич вышел победителем из этого состязания.

Кроме Ясодхиры у Сиддартхи впоследствии были еще две жены и несколько наложниц из бывших при его дворе девушек — танцовщиц и музыкантш. Вторую жену его звали Гопа, и, по преданиям, она принадлежала не к касте кшатриев, как того требовал закон, а к касте судр — отец ее был брадобреем.

При выборе второй жены Сиддартха просил, чтобы ему нашли невесту, отличающуюся умственными и нравственными качествами, не обращая внимания на ее происхождение. Черта, очень характерная и вполне допустимая в будущем отрицателе кастовых предрассудков.

Окруженный любящими женами и преданными придворными Сиддартха прожил в своих роскошных дворцах, предаваясь всевозможным удовольствиям и наслаждениям, до 29летнего возраста.

На 29-м году жизни в царевиче произошел резкий нравственный перелом, в силу которого он решил оставить прежний образ жизни и отдаться новому.

Когда произошел в нем этот нравственный кризис и какие причины побудили его принять это решение, достоверно решить нельзя. Буддийские легенды объясняют это решение так: царь Суддходана, боясь, чтобы царевич действительно не сделался отшельником, как предсказал ему Асита, старался держать сына вдали от всего, что могло бы внушить ему мысль о несчастьях и бедствиях, наполняющих этот мир, и царевич до 29 лет прожил в полнейшем неведении о зле и печали, о смерти и страданиях, и даже о старости и болезнях. Но вот прогуливаясь однажды в сопровождении своего верного возничего Чанны в садах, окружавших его дворцы, он случайно встретил сгорбленного бременем лет старика, худого, с выступающими наружу жилами, с выпавшими зубами, все члены старика дрожали и от слабости он едва мог говорить.

Пораженный никогда не виданным до сих пор зрелищем, Сиддартха с удивлением спросил Чанну, что это за странное существо? Чанна ответил ему, что это старик «Что же, он и родился в таком виде и такое состояние есть принадлежность его рода?» — продолжал спрашивать царевич. «Нет, — отвечал Чанна, — когда-то и он был так же юн и цветущ, как и ты!».

Царевич, все более и более удивляясь, продолжал предлагать вопросы возничему. «Существуют ли еще подобные люди и каким образом они доходят до такого жалкого положения?» — говорил он. Чанна отвечал, что таких людей очень много и что уже таков порядок вещей, что люди стареют и дряхлеют, если не умирают молодыми. «Так же и я, Чанна?» — спросил в заключение царевич. — «И ты, господин», — ответил ему возничий. Эта встреча произвела на Сиддартху сильное впечатление, — вся красота окружающей его природы потеряла для него всякое значение, и, погруженный в глубокое и печальное размышление, он возвратился домой. Не успело заглохнуть в душе Сиддартхи впечатление первой встречи, как вторая, случившаяся также во время прогулки, еще более открыла глаза царевичу на так тщательно скрываемую от него мрачную сторону человеческой жизни. Он увидел человека, больного проказой; все тело несчастного было покрыто язвами и ранами, а в скором времени после этой встречи он увидел похоронное шествие. Когда ему объяснили значение и этих непонятных для него явлений болезни и смерти и сказали ему, что болезнь и смерть есть удел каждого человека и не щадят никого, он воскликнул: «О горе, к чему же служат царский блеск, роскошь и удовольствия, если они не могут предохранить человека ни от старости, ни от болезни, ни от смерти!? Как несчастны люди! Неужели нет никакого средства прекратить навсегда страдания и смерть!» Одним словом, эти три случая открыли глаза царевичу и произвели на него глубокое впечатление. Он увидел, что в этом лучшем из миров не все так прекрасно, как ему казалось до сих пор. Он убедился в ничтожестве удовольствий молодости и утех жизни, обманчивых и скоропреходящих, он увидел суетность всех забав и наслаждений, которым он так страстно предавался, и покинул их. Он стал размышлять о зле, наполняющем мир, о несчастной судьбе человека, подверженного болезням, старости и смерти. Все его помыслы были устремлены к решению вопроса, как избавить мир от зла, и, наконец, четвертый случай — встреча с покинувшим все земные блага отшельником, поразившим его достоинством, сосредоточенным спокойствием своего вида — указал ему путь, по которому, как он думал, всего легче возможно было достичь решения мучивших его вопросов.