— От в-всего сердца, — присоединился Мембо.

— Тогда это ваши брат и сестра, Гено и Гурри, — оказала Фалина.

— Д-дети Бэ-Бэмби! — с восторгом и волнением проговорил Мембо.

Нелло радостно смотрел на них:

— Ты знаменитая Гурри?

Она засмеялась.

— Я и есть Гурри! Слово, «знаменитая» забудь!

Мембо обратился к Гено, — У т-тебя бб-ло оп-пасн…

— У тебя было опаснейшее приключение, — помог брату Нелло. — Здравствуй, Гено! Ты самый лучший из нас мальчиков! Ничего удивительного, ты ведь сын Бэмби!

Гено взволнованно сказал Гурри:

— Если бы это слышал Бозо!

Союз был заключен и быстро превратился в дружбу. Нелло и Мембо больше ничего не боялись. Они непрестанно называли Фалину мамой. Это слово, которое они так долго не имели возможности произносить, доставляло им теперь необыкновенное наслаждение. Они оказались послушными и скромными. Нелло держался непринужденно, но он был более скуп на слова, чем его заика брат, который все время болтал.

— К-какое с-счастье быть с вами вместе! — уверял он от всего сердца. Или беспричинно признавался в любви, — М-мама, ты такая з-замечательная! Он обращался к Гурри с пространными объяснениями в любви, которые она терпеливо выслушивала. И перед Гено он тоже преклонялся. Нелло не отходил от него, помогал, когда Мембо сильно давился словами и полностью разделял его взгляды и чувства.

Гено был в восторге от новых товарищей. Их хвалебные слова радовали его. Он гордился своей репутацией среди мальчиков., о которой узнал от братьев, и от этого стал больше верить в свои силы.

— Мембо всегда заикался, как сейчас? — спросил он у Нелло.

— Это очень мешает? — забеспокоился Нелло.

— Да нет, — уверил его Гено, — ни капельки! Наоборот, Гурри и я считаем, что заикание делает Мембо еще более привлекательным и достойным любви.

— Раньше, — рассказал Нелло, — это было не так заметно. Правда, Мембо с детства говорил с трудом. Но после большого Страха он стал сильно заикаться. Он никак не может прийти в себя.

— Но это не так страшно, — уверенно возразил Гено.

Четверо детей так прекрасно ужились друг с другом, что Гурри о своих прежних товарищах почти не вспоминала. Они вместе играли, спали, тесно прижавшись к Фалине, которой прибавление семейства приносило все больше и больше счастья.

— Я ведь говорила, — оказала она Гено, — что замена найдется.

— Это больше, чем замена, — возразил Гено.

Фалина согласилась:

— И лучше, чем простая замена!

На лугу они бегали наперегонки. Насколько Мембо неважно разговаривал, настолько же быстро он бегал. Его никто не мог догнать.

Однажды во время этих состязаний Нелло с Гурри отстали, и он сказал ей:

— Только теперь, когда мы живем вместе с вами, мы до конца поняли, как плохо нам жилось одним.

Гурри добавила:

— Очень жаль, что вы не пришли раньше!

— Нам не хватало храбрости.

— При чем тут храбрость?

— Ах, ты представить себе не можешь, как часто мы пытались к кому-либо присоединиться и как часто нас недружелюбно встречали.

— Непонятно!

— Непонятно? Ваш отец Бэмби, и вы не можете нас понять? Чем дольше мы были одни, тем чаще попадали впросак с новыми знакомствами, тем сильнее заикался Мембо.

— Милый Мембо, — сказала Гурри, — тогда нам, пожалуй, можно надеяться, что он станет меньше заикаться, раз ему хорошо с нами.

Когда они однажды вечером вышли на луг, повсюду торчали светло-зеленые длинные травинки, прямые и кокетливые. Это был лук, пустивший днем побеги.

— Свежая еда! — ликовала Гурри.

— После такого длинного перерыва свежие ростки! — подхватил Гено.

Они тут же отведали их.

— Немного остро, но вкусно! — объявил Нелло.

— Если не очень остро, то меня это не пугает, — сказала Гурри.

— Была бы еда свежей, вот что самое главное, — заявил Гено.

Фалина тут же предупредила их:

— Осторожно, дети! Лук заманивает вас! Я вас понимаю, но это вредно! Бы заболеете! Поешьте, только совсем немного, а лучше даже не пробовать!

Разочарованный Гено выпросил разрешение.

— Ладно, один разочек, — позволила мать, — но не больше.

Нелло и Мембо сразу перестали есть. Гурри украдкой щипнула листочек, и лук перестал для детей существовать. Когда они вернулись к себе на лежку, то увидели уже проснувшуюся белочку Перри, которая сидела, прислонившись к стволу дуба. Она распушила и энергично задрала кверху свой хвостик, так что он торчал над маленькой умной головкой. При этом она с удовольствием грызла орешек.

— Вы только подумайте! — весело крикнула белочка. — Я нашла свои запасы!

— Я рада за вас! — ответила Гурри.

— Это прекрасно! — Перри была счастлива. — Я уже сыта и мне надолго хватит еды! Было время, когда я чуть ли не голодала!

— Мы все очень рады! — поддержала беседу Гурри.

— Правда, я не знаю, — болтала Перри, — принадлежат ли эти запасы на самом деле мне.

— Тогда вы не имеете права их есть, — произнес Гено нравоучительным тоном.

— Мой юный принц, вы слишком многого хотите!

— Я ничего не хочу, — сказал Гено, — я только считаю, что надо иметь совесть. Нам тоже приходится часто голодать.

Перри сильно смутилась:

— Когда у вас урчит в желудке и перед вами горой навалена еда, вы что, станете беспокоиться о хозяине роскошного обеда?

— Мне бы не хотелось отвечать на этот вопрос, — смутился Гено.

— Вот видите! — Перри распрямилась, прижала передние лапки к белой грудке и засмеялась: — Вы можете взять себе на заметку: кто голоден, у того нет совести.

Гено не согласился.

— Тем самым вы оправдываете всех грабителей и убийц!

— Ни в коем случае! — возразила Перри. — Я их ни в коем случае не защищаю. Я их только понимаю!

— А их жертвы? — спросил Гено.

— Страх и гнев тех, кого преследуют, я тоже понимаю, — заявила белочка. — Я сама часто попадала в беду.

Она взяла новый орешек и со вкусом стала его грызть.

В разговор вмешался Мембо:

— Т-так г-говорит тот, кто сидит в ббезопаоности и не имеет никаких з-забот!

От усилия он больше не мог говорить.

Гурри похвалила заику:

— Вот это правильно! Ты молодец.

Фалина позвала их, и они пошли спать. Никто больше не мешал белочке лакомиться.

Мох начал окрашиваться в светло-зеленые и желтоватые тона. Голубые незабудки, словно ковром, покрыли низины. Повсюду сияли темно-синие фиалки. Их тонкий, сладкий аромат сливался с дурманящим запахом земли, который все сильнее исходил от несметного количества ростков. Нежно-зеленая вуаль окутывала деревья, кустарники и ягодники. Распускались листья. Теплые солнечные лучи вселяли бодрость, нежное дыхание ветра обдувало лес, выглядевший так, словно он готовился к замечательному празднику. Поутру и в вечерние часы радостно звучала песня черного дрозда. Зяблики захлебывались мелодичными строфами; малиновки и чижи устраивали концерты; сороки и сойки еще не начали разучивать сигналы опасности, но, тем не менее, давали о себе знать усердной болтовней и пронзительными криками. Гурри вспомнила жаворонка и рассказала о, нем. Мембо и Нелло слушали ее рассказ, как чудесную сказку. Маленький, неприметный, скромный жаворонок и его ликующие песни, неустанно льющиеся с неба, восхищали их. Они страстно мечтали о жаворонке.

— Я х-хотел бы услышать жжаворонка! — сказал заикаясь Мембо.

Гурри молчала.

Мембо часто напоминал о своем страстном желании увидеть жаворонка, пока Гурри не предупредила, его, что лучше об этом не думать, так как его мечта может дорого обойтись. Мембо замолчал. Он и Нелло поняли, что Гурри имеет в виду свой плен, но не задавали вопросов. Они не только не попросили ее рассказать подробно о своем приключении, но даже не упоминали больше о жаворонке. Гурри остерегалась вновь заводить разговор на эту тему.

Впервые прозвучал хохот дятла. Вновь и вновь раздавались резкое гуканье фазанов и сильное, громкое хлопанье крыльев. Клич отважного сокола падал на землю.