Послушно, словно крыса под звуки зачарованной флейты, она обхватила рукав дешевого зеленого пуховика и пошла за начальником Первого отдела.

Он приказал улыбаться.

Она улыбалась так, что сводило скулы.

-  Вы с ним спите? С Аргитом? - небрежно поинтересовался Глеб.

Никогда еще ей так не хотелось избить человека.

-  Нет, - ее голос звучал пусто, выхолощено.

-  Что ж, тогда понадеемся на чувство долга. Садитесь в машину, Серафима.

Он распахнул перед ней пассажирскую дверь серебристой "Лады".

Она села.

Мужчина быстро запрыгнул на водительское место.

- Закройте глаза.

И тьма накрыла город.

Серафима слышала, как чихнул мотор, различила позывные популярной радиостанции. Тело дернуло. Они начали движение.

Куда он ее везет? Что ему нужно? Почему...

Бешеные скачки истеричных белочек-мыслей прервал ставший за это время ненавистным голос:

-  Отвечайте правду, Серафима. Вы знаете, где меч?

Нет!

-Да.

-  Где меч, Серафима?

Откуда он... Нет, молчи, дура, молчи!

-  в гараже.

-  В каком гараже.

Спокойствие, с которым он задавал вопросы, говорило о немалой практике.

-  в гараже Темы.

Пошевели большим пальцем, Серафима. Пошевели большим пальцем!

Но, похоже, это работало только в кино.

Она пыталась получить хоть какой-то отклик от ставшего внезапно чужим тела.

Чувствовала давление ремня безопасности и раскаленную каплю амулета на груди. Шнурок поводка, который, казалось, врос в кожу, и отрезвляющую прохладу браслета.

Сознание Серафимы отчаянно билось о возникшие из ниоткуда глухие стены, а тело продолжало послушно выдавать информацию.

-  Как меч оказался у Аргита после ограбления?

-  Он его позвал.

-  Позвал? - в голосе Глеба послышалось недовольство. - Как?

-  Я не знаю.

-  Значит, Аргит может просто позвать меч, и тот к нему вернется?

-Да.

Он молчал. Долго.

И с каждой утекающей секундой кубики-мысли, подпрыгивая, выстраивались в слово.

И слово это было отнюдь не вечность Дура. Дура! ДУРА!

Но мысленные оплеухи, которые она себе щедро отвешивала, не помогали.

Они свернули, и еще раз, и еще.

Серафима пыталась считать повороты и светофоры, но скоро сбилась.

Глаза метались под бронированными пластинами век - она отчаянно искала выход из этой ситуации, но с каждым найденным ответом, понимала: завещание писать уже поздно.

Свидетелей такие, как Глеб, не оставляют.

Машина пошла медленнее, пока, наконец, не остановилась.

Если б только пошевелиться! У нее был бы шанс.

Если б только она могла пошевелиться.

Серафима уловила шуршание, скрежет пластика, далекое эхо гудков.

-  Это я, - Глеб был отвратительно спокоен. - Где ты? Не сейчас, расскажу о ней при встрече. Я сброшу тебе адрес, выезжай немедленно, спрячься. Дождешься твоего знакомого и проводишь по моим меткам. Он придет. Я сказал, придет. И постарайся без глупостей, - Серафима различила стук сомкнувшихся челюстей и, кажется, скрип ногтя по коже. - От этого зависит ее безопасность.

Зашуршало опускаемое окно, бросая в салон пригоршню свежего воздуха и гул чьих-то голосов.

-  А сейчас Серафима, вы достанете телефон и позвоните Аргиту.

Где-то там глубоко обессиленная борьбой с предавшим ее телом Серафима дернулась и глухо взвыла.

Она этого не сделает.

Не сделает.

Не...

-  Надо же, - в голосе Глеба прозвучало легкое удивление, - а написано нулевой потенциал.

Шнурок впился в запястье, и Серафиму подбросило, словно через нее пропустили электрический разряд. Голова раскалывалась, под носом стало мокро, а капля, упавшая в приоткрытый рот, была соленой.

-  Доставайте телефон, Серафима.

Рука со шнурком послушно скользнула в карман.

Пусть он не ответит.

Пусть гуляет с Айном, занимается с Игорем, смотрит с Савелием очередную сопливую мелодраму.

Только, пожалуйста, пусть не ответит.

Но три гудка спустя в салоне раздалось знакомое:

-  Има?

Они говорили по-английски, и пчелиный рой, поселившийся в голове Серафимы, не давал ей как следует вслушаться. Внезапно Глеб перешел на русский, чтобы шепотом приказать:

-  Скажите, что с вами все в порядке, Серафима.

-  Со мной все в порядке.

-  И ему нужно прийти.

-  Тебе, - сделанная после слова пауза забрала последние силы, - нужно прийти.

Она ненавидела себя в это мгновение.

Больше, чем когда проснулась в незнакомой постели, и плохо различимый из-за нещадного жжения в глазах мужчина сказал ей уходить.

Больше, чем когда под уговорами любимого, как ей казалось человека, согласилась на заказной материал. Больше чем когда, придя под утро, нашла разбитую инсультом бабушку.

Нырнув в эту кислую, пахнущую тиной жижу с головой, Серафима пила ее, надеясь упиться до смерти.

Но очередной разряд выбил ее в реальность.

-  Ответьте вашему рыцарю, Серафима. Повторите, Аргит, она немного задумалась.

-  Има, ты слышать?

-Да.

Скажи, что она сама виновата, и ты не придешь.

Аргит, чтоб тебя, это же великое сокровище Туата де Дананн!

Скажи...

-  Не бойся, фиахон, - она услышала его улыбку. - Я приду.

Серафима уснула, как только машина сдала назад. Или потеряла сознание. Она не помнила: вот буквально мгновение назад перед ней маячили окна "Пятерочки", а теперь, куда хватало взгляда, тянулся сонный декабрьский пес.

А потом они шли, и Глеб касался обсыпанных ледяной пудрой стволов, оставляя, похоже, те самые метки.

Еловые лапы мели плечи, сбрасывая за шиворот холодную пену. Руки покраснели, но Глеб не сказал надеть перчатки, а спрятать их в карманы или рукава куртки, тело отказывалось.

И спотыкаться тоже не хотело.

Падать.

Хоть как-то замедлить продвижение к конечной точке, которая, как боялась Серафима, вполне могла стать последней.

Открывшаяся за частоколом темных стволов поляна была небольшой, но судя по аккуратным пенькам, положенному набок бревну и подпалинам, виднеющимся через прохудившийся снежный покров, - в теплое время пользовалась популярностью.

Глеб приказал Серафиме остановиться. Достал из кармана неказистый нож и принялся отрезать их от внешнего мира высеченным в земле кругом. Холодное железо и грубая соль - ей он аккуратно посыпал проведенную линию, запечатав границу несколькими каплями своей крови.

Серафима наблюдала за этими приготовлениями молча, незаметно подергивая кончиком мизинца на левой руке. То ли беспамятство, то ли зимний воздух, то ли вернувшаяся здоровая злость позволили ей перезагрузиться - призвать к порядку расклеившееся сознание.

Сдаваться, а уж тем более тащить за собой Аргита, она не собиралась.

-  А теперь мы будем ждать, - Глеб отряхнул руки и встал за ее спиной.

Замерзнуть Серафима не успела.

За серебрящейся снежным покровом елью мелькнула серая тень, вылетела на поляну, и у самой границы круга была остановлена другой.

Затаив дыхание, Серафима смотрела, как рассыпались по черной коже ярко-красные пряди. Незнакомец шагнул в сторону, открывая обзор и замершего на другом конце полянки Аргита. В кобальтовых глазах потомка богини Дану танцевал шторм.

-  Ты опоздал, - сказал Глеб, обращаясь, по-видимому, к своему сообщнику.

Наверняка это он был у нее дома.

Забрал шкаф. И меч.

Усыпил Айна.

-  Ты не говорил, что будешь привозить его женщина.

В произнесенной, с таким же, как у Аргита, акцентом, фразе Серафима услышала неодобрение.

Мелькнуло нахмуренное лицо с резкими чертами и злым изумрудно-зеленым глазом.

-  И ты делать ей плохо. Я не буду прятаться за человеческая женщина, Глеб. Отпусти ее.

Рука на ее плече сжалась так, что Серафима вскрикнула бы, имей она возможность, кричать, но голос начальника Первого отдела был спокоен:

-  Положи меч между нами, Аргит. Отойди назад и тогда я ее отпущу.