Тая бегом бросилась к острову, отчётливо понимая, что нимфа коварно лгала, как и предупреждал Лир. Наверное, он и правда мечтал когда-то стать крупным оборотнем, но это ничего не значит! Обычные детские мечты…
Никто больше не препятствовал ей — остров уже был совсем рядом, а вот и берег — пологий, ровный. Тая почти без усилий бежала по тропе, что вела её всё дальше — к центру маленького островка — и не подозревала, что посреди Чёрного озера на Лунной тропе лежит умирающий чёрный кот. Лента тропы подхватила его и вынесла на берег островка. Кот приподнял голову, посмотрел, как гаснет серебряное сияние, тает волшебная тропа, понял, что Тая уже прошла здесь, и снова уронил голову на лапы, зелёные глаза закрылись.
Тропа текла вперёд, похожая теперь на молочный ручеёк. Тая бежала по ней, сама не понимая, почему так спешит. Тревога подстёгивала её, страх душил. Почему-то было очень страшно за Лира… Хотя он ведь должен быть в безопасности… Наверное. Или… Если тропа исчезла, что если мраки отыщут его на берегу озера? Или нимфа, упустив её, Таю, возьмётся за него? Но нет возможности узнать, что с ним, и назад не повернёшь. Значит — только вперёд, скорее…
Высокая трава хлестала по ногам, тонкие веточки кустов плакальщицы, что росли здесь в изобилии, — по щекам и плечам. Тая выставила вперёд руки, чтобы глаз не лишиться, и смотрела по большей части только под ноги — на струящуюся волшебную дорожку, поэтому, когда та внезапно оборвалась, Тая едва не упала и только чудом не врезалась в нечто твёрдое, преградившее ей путь. Кажется, это были остатки каменной кладки, какие-то руины.
Девушка растерянно осматривалась. Тропа оборвалась, значит, она на месте? Среди каменного крошева росла чахлая трава и на ней, на расстоянии нескольких метров, что-то мягко светилось. Тая подошла, стараясь не подвернуть ногу на коварных каменных обломках, опустилась на корточки.
Под руку подвернулся камень размером с кулак — обжигающе холодный. Тая ойкнула и отдёрнула руку. Присмотрелась повнимательнее. Камень был тёмным и формой напоминал сердце, но светился не он, а маленькое, как сразу почему-то подумала Тая, зёрнышко.
Это было похоже на семечко тыквы, только меньше, и оно испускало нежное молочное свечение — такое же, как и тропа, когда вела её через остров. Тая протянула руку, замерла… Она поняла вдруг, что пути назад не будет. Если она возьмёт семечко в руку… случится то, что должно случиться. Может быть, ему и правда нужна её жизнь, её плоть и кровь, её чувства и даже душа, чтобы пробудиться и прорасти? Всё может быть… Но она не может отступить теперь. Тая с мольбой взглянула на небо.
— Смилуйся над нами, Всеблагая Тена, — прошептала она. — Сохрани Лира! И… — она взяла семечко, положила его в ладонь, распрямилась, — всех людей и оборотней сохрани от порождений Мрака! Пусть пробудится и расцветёт Луноцвет! Если я должна отдать ради этого жизнь, я готова…
Она вытянула раскрытую ладонь, подставив её лунному свету, и смотрела, как семечко увеличивается, наливается белизной, а потом… погружается в её ладонь…
Сердце заколотилось, Таю одновременно бросило и в жар, и в холод, пробрало дрожью и окатило ужасом. Она страстно хотела жить! Её невыносимо страшило медленное и мучительное умирание, если ей суждено стать пищей для цветка…
— Нет… — прошептала Тая, и в тот же миг свет померк. Семечко снова просто лежало на ладони, медленно угасая.
Казалось, что весь мир вокруг замер — стих ветерок, не качались ветви, и лунный свет будто остановился и уже не струился с небес, а заледенел, застыл, а там, внизу, на земле, где сжалась испуганная девушка с волшебным семечком на ладони, стало заметно темнее.
Тая вспомнила свою жизнь, родителей, тётку, сестру, мечты свои, сначала детские, потом девичьи, кота с яростными зелёными глазами, Лира… его слова и поцелуи, всё, чего желало сердце, на что она надеялась в этой жизни. Всё это собрала она воедино и… — решилась — отдала.
— Я согласна! — крикнула Тая. — Пусть расцветёт Луноцвет! Пусть… расцветёт… — прошептала она онемевшими губами, будто все её силы до капли ушли на то, чтобы решиться — целиком и полностью, до конца, бесповоротно, без малейших сожалений.
Пусть живут люди и оборотни, не страшась чудовищных мраков, не теряя дорогих и любимых, пусть струится на спящую землю лунный свет, пусть живёт Лир…
Слёзы вскипели, хлынули ручьём, сердце будто плавилось в груди, растекаясь лавой. Она вся пылала, плавилась, таяла, не замечая уже, как исчезло семечко, растворившись в сиянии, а сияние влилось, вошло в Таю, жидким пламенем, белым слепящим светом растекаясь по венам.
Теперь вся она светилась — белым, серебряным с радужными переливами, растворялась в свете, как до этого свет растворялся в ней.
Холодный камень, к которому она прикоснулась, прежде чем нашла семечко, предстал вдруг чёрным, будто обугленным, с красными прожилками запёкшейся крови. Но Тая не видела его.
Она сделала вдох и удивилась, что дышит, всё ещё дышит. Жгучий свет, наполнявший её, покалывал тысячами крохотных иголочек. Тая казалась себе невесомой. Может быть, она уже умерла? Может быть, теперь она бестелесный дух? Но где же тогда Луноцвет? Где он? Или ей так и не удалось дать ему жизнь? Чудесный цветок не пробудился и не будет защиты от сынов Мрака?
Тая взглянула на небо, и Луна показалась ей больше и ближе, словно до неё можно дотронуться, и можно взлететь к ней — стоит только пожелать. Потом посмотрела вокруг. Что-то под ногами привлекло её внимание. Чёрный камень с кровавыми прожилками. Каменное сердце — теперь Тая видела его суть.
Это каменное сердце нимфы Чёрного озера. Когда-то оно было живым, когда-то она тоже любила… Его всё ещё можно исцелить… Тая медленно протянула руку, слегка удивилась тому, что рука её светилась мягким молочным светом, почти коснулась камня, но что-то беспокоило её, тревожило неземной покой, разливавшийся в душе, такой покой, какого не знают живущие на земле. Тае хотелось сохранить его, оставаться такой же безмятежной, невесомой, мягкой, сотканной из волшебного света, но что-то… Лир! Тая подняла голову, взглянула на небо.
— Тена Милостивая, что мне делать? — и поняла, будто и впрямь услышала ответ, что исцелить сейчас может кого угодно. Но только одного.
“Спаси свою любовь. Он защитил тебя, а теперь умирает. У нимфы же свой путь. Ей ждать свою судьбу”, — будто шепнул ей кто-то. Неужели… сама Тена?
Тая рванулась к берегу, теперь она знала, ощущала всей новообретённой сутью своей, что остались последние мгновения, и Лир уйдёт за грань. Светящаяся фигура, бывшая прежде обычной девушкой, мгновенно оказалась на берегу и склонилась над чёрным котом, у которого уже не было сил даже на то, чтобы открыть глаза. Она поймала его последний судорожный вдох и последний выдох, она прикоснулась к нему сияющими руками и влила в него силу — жизни, любви, преображения.
Зелёные глаза раскрылись, очертания кошачьего тела поплыли, изменяясь, и на лапы поднялась большая чёрная пантера, смотревшая на Таю с тревогой и страхом.
— Ты ли это? — спрашивали зелёные кошачьи глаза. — Жива ли? Настоящая ли? — и вопрос превратился в мольбу.
Тая засмеялась счастливо, сияние, исходившее от неё, медленно угасало — она отдала то, что могла отдать, подарив любимому жизнь и магию — более сильную, чем прежде. Девушка опустилась на колени и обняла огромного теперь кота, зарылась лицом в тёплый бархатный мех. А он бодал её лбом, тёрся ушами, как самая обычная кошка, чего не делал никогда прежде, а потом заурчал — громко и счастливо.
Лунная тропа сама расстелилась перед ними, приглашая покинуть остров. А потом они уснули прямо на берегу, в обнимку, — хрупкая девушка и огромный кот, согревавший её до утра, и никто не тревожил их сон, даже нимфа Чёрного озера, что тенью скользнула мимо, отвела горький взгляд и скрылась на дне.
Они проснулись на заре, и Лиру, вернувшему себе человеческий облик, показалось, что Тая всё ещё светится тем волшебным светом. Наверное, так оно и было. Весь мир для них изменился, потому что изменились они сами. Ни Тая, ни Лир ещё не поняли, что умерли прошлой ночью, перешли грань жизни и смерти, а потом — вернулись.