Тая потрясённо ахнула.

— Да, когда в оборотне полностью побеждает зверь, когда из него уходит вся человечность до капли, тогда он становится сыном Мрака, чудовищем, более всего любящим убийство. И ничто, кроме убийства, не радует и не насыщает их ненасытности.

— Человек не может стать просто зверем, если из него уходит человечность, он превращается в чудовище, куда худшее, чем самый лютый хищник. Люди беззащитны перед сынами Мрака, а оборотни… могут с ними сражаться, но мраки сильны, очень сильны. И с каждым годом они становятся сильнее. Они напали на мой клан, и многие погибли. Моя семья — погибла…

Тая подалась вперёд, замерла, а потом всё же решилась, подошла близко-близко, положила голову ему на плечо, погладила по волне чёрных шелковистых волос. Он осторожно положил руку ей на талию, другой обхватил за плечи.

— Да, я сирота, как и ты, Тая. Дальняя родня осталась, к счастью, весь клан не вырезали, но мы сильно пострадали. Котам пришлось уйти к лесным леопардам, стать их вассалами, иначе все бы погибли. Я нашёл шаманку, хотел узнать, как остановить мраков. Ведь раньше подобное уже было и их остановили! Шаманка рассказала мне о Луноцвете. Пробудить его может только человек, не оборотень. Чистая душа, любящее сердце, — так она сказала. И отважное. Потому что идти за Луноцветом нужно ночью через лес. Но это не самое страшное — в полнолуние можно открыть Лунную тропу, она безопасна. Хуже всего, что Луноцвет спит на острове, что на Чёрном озере.

Тая ахнула. Про Чёрное озеро и нимфу, живущую в нём, у них рассказывали страшные истории. Говорили, что нельзя смотреться в воду — никому и никогда, а особенно — молодым парням. Иначе увидят в воде нимфу, зачарует она, лишит покоя, будет тянуть и звать к себе, пока не уйдёт к ней человек. А там — погубит она его безжалостно. Зла и коварна нимфа Чёрного озера, сердце её — холодный камень, не ведает она ни любви, ни сострадания. И ненавидит людей.

— Да, Тая, — Лир тяжело вздохнул. — В том-то и дело. Нимфа охраняет Луноцвет. Говорят, когда-то она была добры стражем, но потом изменилась. Или, может быть, это уже другая нимфа, не та, что жила там когда-то… Она исполнена злобы и ненависти и не захочет никого допустить к Луноцвету.

— После разговора с шаманкой, я начал искать девушку, что решилась бы пробудить Луноцвет. Но в наших краях никто с оборотнем по доброй воле не пойдёт Мы, конечно, сами виноваты. Люди нас боятся и… не любят. Если не сказать — ненавидят. Некоторые, правда, живут рядом, торгуют, служат главам кланов, но за Луноцветом никто из них идти не захотел. Правда, со всеми я не говорил, конечно… В общем, решил попытать счастья за лесом, но попался мракам. Один из них зацепил меня когтями, но я всё же сумел убежать… Ну, потом ты знаешь. Если бы не ты, мне не жить. Пока ты меня выхаживала да и потом тоже, я присматривался к людям в Заречном и понял, что если кто-то и сумеет пройти Лунной тропой и разбудить Луноцвет, то только ты… — он замолчал.

— Почему же ты ничего мне не сказал? — тихо спросила Тая, ловя его ускользающий взгляд, в котором боль мешалась с нежностью.

— Потому что… потому что полюбил тебя. Я не хотел, чтобы ты… Только не ты.

— Я тоже люблю тебя, Лир, — прошептала Тая, чувствуя, как пылают от стыда и незнакомого внутреннего жара щёки. Он вскинул голову, потрясённо глядя на неё. — Да, люблю! — осмелела девушка. — Давно люблю!

— Но как же…

— Я так надеялась, что ты не просто кот… Конечно, я и котом бы тебя любила, но не так… Любила бы как друга, понимаешь?

Лир неуверенно кивнул, не отрывая взгляда от её медовых глаз.

— Но я надеялась, что ты оборотень. Мне казалось, что иначе и быть не может. Конечно, кошки умные… Но ты… ты всё понимал, как человек! И смотрел, как человек, и слушал… И ещё, — она хихикнула, — подрал тогда Витослава. Кот бы так не поступил. Я надеялась… и мечтала… Хотя я знаю, что оборотни презирают людей, — она опустила голову.

— Не могу сказать, что это не так, — печально сказал Лир. — Но не все. И я уж точно не презираю… тебя. Таких, как Витослав, презираю, конечно! Оборотни так не поступают. И не отдают своих женщин и девушек порождениям Мрака!

— Может быть потому, что не чувствуют себя настолько незащищёнными, как люди? — печально ответила Тая. — Ты же сам сказал: вы можете с ними биться, хотя это и опасно, но всё же — можете. А люди не могут. Если бы могли, то не поступали бы… так.

— Наверное, ты права, — Лир вздохнул и осторожно коснулся её щеки. — Не обижайся, прошу. Ты же понимаешь, что таких, как Витослав и его отец, уважать невозможно.

На это Тае нечего было возразить. Да и вообще — все мысли у неё разбежались и разлетелись от ощущения пальцев Лира на щеке, от его руки на её талии, от взгляда, такого близкого, такого одновременно знакомого и незнакомого… нежного и пылающего, такого… восхищённого?

— Тая… — прошептал он и склонился ещё ближе, хотя они и так были близко, слишком близко…

— Лир… — она прикрыла глаза и не могла понять, стыд или восторг заставляет так пылать щёки, когда губы их соприкоснулись сначала трепетно, потом — нежно, потом — жарко…

Они тонули в поцелуе, в своих чувствах и друг в друге, забыв о том, что вокруг опасный лес, что близится ночь полнолуния, когда порождения Мрака особенно сильны, забыв обо всём. Руки обнимали, глаза не могли насмотреться, поцелуи прерывались лишь на вдох и выдох. Не могли надышаться… друг другом.

Тае показалось, что миновала целая вечность, когда Лир, оторвавшись от её губ, взглянул на небо, видневшееся в просветах между деревьями, на Луну, что уже поднималась над ними, и лицо его, только что будто светившееся изнутри, погасло, стало угрюмым.

— Скоро мраки выйдут на охоту. Я так хотел уберечь тебя от этого, а теперь — не вижу другого пути, кроме Лунной тропы.

— Ты можешь её открыть? — стараясь, чтобы голос не дрожал, спросила Тая.

— Думаю, да. Шаманка научила. Надеюсь, я смогу вспомнить слова… Но там — на озере! — почти выкрикнул он. — Там я не смогу помочь! Нимфа…

— Если так суждено, значит так тому и быть, — Тая склонила голову ему на плечо. — Я верю, что милостивая Тена поможет. Я хочу этого. Даже если бы мы могли вернуться в посёлок, даже если бы могли пожениться и жить вместе… Нам же не будет покоя, пока мраки рыщут по округе, а мы знаем, что могли бы остановить это! Люди правы в одном — скоро они начнут резать не только скот… А ты знаешь, как открыть Тропу. Это судьба, Лир. И мы должны — должны идти до конца.

Он отвёл глаза, и целую минуту Тая, как ни старалась, не могла поймать его взгляд. А когда Лир всё же искоса глянул на неё, она увидела влажный блеск под его опущенными ресницами.

— Да, я понимаю, — проговорил он еле слышно. — Ты не можешь иначе. Потому я и люблю тебя так… Навечно люблю, слышишь? — он вдруг схватил её за плечи, сжав их до боли, до синяков. — Навечно. — И тут же отпустил, отвернулся, то ли торопясь, чтобы успеть до того, как их отыщут мраки, то ли пряча слёзы.

Тая вытерла лицо рукавом, влажные дорожки на щеках… когда успели появиться? Не так она представляла себе счастье, признание в любви, первый поцелуй. Думала, что это будет светло и радостно — лишь бы случилось, лишь бы дождаться! А у них всё вот так — на краю ночи, на краю жизни… Но от этого ещё ярче.

Лир поднял голову, глядя на Луну, несколько раз глубоко вдохнул, выдохнул, прикрыл глаза и заговорил нараспев, тщательно проговаривая, а возможно, и припоминая каждое слово:

“О Тена Всеблагая, нам Лунный Путь открой!

Туда, где спит чудесный Луноцвет.

Пусть порожденья Мрака услышат голос Твой.

Им для убийства воли ныне нет.

Без жадности и злобы, желая лишь добра,

Хотим Цветок прекрасный пробудить.

Пусть будет для живущих день светел, ночь темна,

А Мрак не прерывает жизни нить.

Луна — Твоё светило, мы — под Твоей рукой,

Среди теней от Мрака нас укрой!”

Затаив дыхание, Тая смотрела, как от Луны к ним протягивается серебристый луч, всё ниже, ниже… Он становится шире, вот касается вершин деревьев, скользит ещё ниже — к самой земле, к их ногам. Ложится пятном нежного лунного света — почти осязаемым, прохладным и мягким, — а потом льётся дальше — уже по земле, подобно ручью — льётся сквозь лес…