Фильм вызвал множество «зачем?». Зачем, например, все серии начинаются с княгини Радзивилл? Только потому, что в фильме должна быть женщина? Но в жизни Родса княгиня появилась лишь за два-три года до его смерти.

Многие зрители сочли, что буры выведены глуповатыми, англичане — * двуличными, зато черные африканцы — умны, честны и открыты.

Почему я тут пишу об этом фильме? Потому что миллионы зрителей смотрели его. И миллионы еще посмотрят.

В 1996-м в Южной Африке вышла книга под названием «Родс». Она бы, вероятно, не привлекла особого внимания — биографий Родса издано много. Но дело в том, что ее написал Энтони Томас, автор сценария телевизионного сериала. Очевидно, книга — результат работы над фильмом. И вышла большим тиражом.

То, что в фильме дано художественными средствами, в книге автор старается объяснить. Он собрал все негативное, что можно найти о Родсе (дело нетрудное!), прибавил намеки на гомосексуализм, привел исторические параллели, которые ему кажутся оправданными, — и все это подал как сенсацию.

Он сравнил Родса с Гитлером и Герингом. Родс «напоминает нам о связях и деяниях, которые лучше забыть», и поэтому памятники следует убрать не только в Африке, но и в Англии. Даже мемориальную доску в городке Бишопе Стортфорд, где Родс родился.

Вместе с тем автор считает Родса «блестящей харизматической личностью». Единственным, кому было по силам еще в прошлом столетии совершить великое дело: «он мог бы вдохновить и повести за собой африканцев, африканеров, цветных и всех остальных» по тому пути, по которому Южная Африка пошла в наши дни, «получив второй шанс» — уже во главе с Нельсоном Манделой.

Но если Родса можно сравнить с Гитлером, то как же он мог бы повести Южную Африку ее нынешним путем? И как его сравнивать с Манделой? Как вообще сопоставлять людей таких разных исторических эпох! Когда Ленина сравнивали с Петром Первым, Сталин с возмущением сказал, что любые исторические параллели опасны, а данная — бессмысленна. С этим трудно не согласиться.

И главное, возможно ли было в прошлом веке сделать то, что и в конце XX столетия оказалось отнюдь не просто.

Книга полна таких несоответствий. Автор убеждает читателей, что Родс так же точно мог бы выступать против империализма, как он выступал за, если бы ему было выгодно. Но доказательств этому не дает.

Автор — не историк. Взгляды его на Родса, по его словам, возникли как протест против традиций его семьи, где Родс был кумиром. Книгу свою он посвятил Манделе, который использовал «шанс», упущенный Родсом.

Прости, читатель, мою эмоциональность. Но книга, как и фильм, вызвала у меня чувство протеста. Мне все время приходили в голову сопоставления. Наши отечественные авторы — как их понуждали подчиняться политической конъюнктуре! Запись в дневнике Всеволода Иванова: «Когда я думаю о смерти, то самое приятное — думать, что уже никакие редакторы не будут тебе досаждать, не потребуется переделки и не нужно будет записывать какую-то чепуху, которую они тебе говорят».

И ведь так было не только при советской власти. Традиции-то вековые. Двести лет назад, в 1796-м, 16 сентября, матушка Екатерина издала указ «об ограничении свободы книгопечатания и ввоза иностранных книг, об учреждении ценсур». Павел I во многом перечил матери, но в этом был с ней единодушен. Его указ от 18 апреля Г800 года: «Так как через вывезенные из-за границы разные книги наносится разврат веры, гражданских законов и благонравия, то отныне впредь до указа повелеваем запретить впуск из-за границы всякого рода книг, на каком бы языке оные ни были, в государство наше, равномерно и музыку…»

Вспомнить об этом, и у каждого автора — боль. У меня меньше, чем у многих. И все же. Полвека назад, когда я писал студенческую работу о Родсе и Родезии, в СССР изучение истории Африки не считалось политически актуальным. Заведующий кафедрой, услышав о теме, скривилcя:

— Я думал, что вы толковый студент, а вас занесло в археологию.

В начале семидесятых я предложил одному из московских издательств выпустить книгу о Родсе. Ответили:

— Советскому читателю нужны книги о прогрессивных деятелях, а не о таких, как этот ваш Родс.

Если какой-то государственный деятель был не по вкусу тогдашней политической конъюнктуре, сравнение с Гитлером, Герингом или Геббельсом если и не навязывалось, то очень поощрялось.

Но это у нас. И тогда. А фильм и книга о Родсе делались в Англии, и теперь. Той традиции, что у нас, не было и вроде бы нет. Так почему же автор сценария и книги сравнивает Родса с Гитлером? И зачем посвящает книгу Нельсону Манделе? Мандеkа, несомненно, заслуживает уважения, но посвятить ему книгу о Родсе — не странно ли? Если книгу о Николае II посвятить Сталину, Хрущеву или Брежневу? Как-то неловко. Как-то не по-джентльменски. Отдает заискиванием перед властями предержащими.

В России даже в тяжелые цензорские годы Булат Окуджава показывал пример творческой свободы:

И тут тоже была традиция. Пушкин в николаевское время решился написать о своей «Истории Пугачева»: «Не знаю, можно ли мне будет ее напечатать, по крайней мере я по совести исполнил долг историка: изыскивал истину с усердием и излагал ее без криводушия, не стараясь льстить ни силе, ни модному образу мысли».

Это и есть долг историка: не угождать ни властям, ни настроению публики. Но трудно это. Требует и независимости, и мужества.

Английский историк Джордж Шепперсон утверждал, что еще не существует объективной, вполне достоверной биографии Родса.

— Я обращаюсь к грядущему биографу, который возьмет на себя громадный труд и, совершив великое путешествие по бесчисленным источникам, известным и неизвестным, письменным и устным, находящимся во многих странах, даст нам подлинно значительное исследование о Сесиле Родсе, великом викторианце, создателе и разрушителе империй, заговорщике и просветителе. Такое исследование, несмотря на уже почти столетнее изучение Родса, все еще необходимо нам, если мы хотим понять важнейшие черты прошлого, настоящего и будущего Европы, Америки и, разумеется, Африки… Об этом человеке написаны миллионы слов, но он все еще остается загадкой.

Шепперсон сказал это в 1983 году в «Лекции памяти Родса» в университете Родса в Грейамстауне. Думал ли он тогда, что совсем скоро в фильме и в книге, подготовленных в его собственной стране, Родса будут мерить совсем иными мерками. А узнав, мог бы, наверно, добавить с горечью:

Последствия распада империй все больше дают о себе знать и на постсоветском пространстве. Появляются и такие возгласы:

«Русские и чеченцы, русские и азербайджанцы, русские и грузины, русские и узбеки, русские и арабы, русские и негры — нации абсолютно некомплиментарные. Это означает, что наши интересы всегда будут прямо противоположны, а любое приближение друг к другу на расстояние ближе пистолетного выстрела будет восприниматься как вызов». Этой уверенностью Николай Лысенко, лидер Национально-республиканской партии России, поделился в 1994-м с читателями журнала «Молодая гвардия».

Раньше таких настроений не было? Были. Историки и политологи — те, конечно, кто жил с открытыми глазами, — хорошо это знали. Но, пел Высоцкий:

В конце 1991-го прекратилась цензура. «Легко быть смелым, если разрешили», — сказал другой поэт. Вот все это и вышло на поверхность. Хорошо это или плохо? Наверно, уж лучше наружу, чем за пазухой.