Во время осады Родса вряд ли можно было упрекнуть в отсутствии храбрости. Но раздражительность, вспыльчивость и нетерпимость в его характере становились все сильнее. Он писал резкие письма английским генералам, упрекал, что они медлят с освобождением Кимберли. Дошло до того, что Кекевич вынужден был пожаловаться высшему командованию и пригрозить Родсу арестом.

…15 февраля 1900 года английские войска заставили буров отойти от Кимберли.

Каким героем, должно быть, чувствовал себя Родс! Каких почестей, какого поклонения и восхищения ожидал. И как человек, вынесший 124-дневную осаду, и как политик, видевший во всей этой войне результаты своих многолетних страданий.

Но там, в осаде, он был изолирован от мира в течение бурных четырех месяцев, когда определилось отношение к этой войне и во всем мире, и в самой Англии. Не знал, что престиж Англии упал, как никогда, и что на Британских островах война становилась все менее популярной.

Родс не мог всего этого знать в своем блокированном городе алмазов. Да при его характере, манере мышления и эгоцентризме ему это и не легко было бы понять. И уж совсем трудно было представить, какие обвинения обрушивались на его голову.

Во французском журнале «Рир» появились карикатуры, где Родс с торжествующим видом разгуливал среди гор трупов английских солдат. А в кейптаунские газеты «С. А. ньюс», «Кейп аргус» и другие приходили письма, в которых его, Родса, объявляли виновником бесчисленных жертв войны, сравнивали с Нероном, называли войну его ужасным триумфом.

Английские социал-демократы напоминали, что они еще до войны постоянно разоблачали действия Сесила Родса и что в журнале «Социал-демократ» Эдуард Эвелинг, муж одной из дочерей Карла Маркса, опубликовал статью «Разбойник Сесил Родс и его «Привилегированная компания». Когда Конан Дойл своими книгами стал защищать действия Родса, он сразу получил отповедь в вышедшей в Лондоне брошюре «Кровь и золото в Южной Африке. Ответ д-ру Конан Дойлу».

Как было Родсу осознать, что правителям Англии приходилось учитывать эти настроения?

Родс видел все в ином свете. В Кимберли он чувствовал себя запертым в клетке. Вместо того чтобы управлять ходом войны, давать указания фельдмаршалам, был обречен пререкаться с каким-то безвестным подполковником, начальником маленького гарнизона.

Но вот, наконец, освобождение. Долгожданный момент, когда Томми Аткинсы своей кровью заставили буров снять осаду. И сразу же разочарование, как ледяной душ.

На командные высоты войны его не пускают. Ему ничего не поручают, в его услугах не нуждаются.

Какой страшной несправедливостью казалось ему все это. Идет его война. Но обходятся без него. А в левых газетах пишут даже, что другим приходится расхлебывать кашу, которую заварил он. Ему припоминают его слова, поступки, но не так, неверно, несправедливо, извращенно.

До сознания Родса его новое положение дошло не сразу. Поначалу он пытался бурно включиться в политическую жизнь. Осада в Кимберли была снята 15 февраля, а уже через неделю, 23-го, он выступил с программной речью на собрании пайщиков «Де Бирс». Он говорил, какой должна стать Южная Африка, объединившись под британским флагом после завершения бурской войны.

По этой речи видно, как энергично он ринулся снова на политическую сцену.

Тут-то он и написал фразу, которую потом, после его смерти, цитировали чаще любых других его слов. Больше того, она стала пропагандистским кредо всей британской колониальной политики и в этом качестве десятилетиями печаталась на обложках журналов и других изданий Южной Африки, Родезии и самой Англии.

Фраза эта зачастую приводилась в таком виде: «Равные права всем цивилизованным людям к югу от Замбези». Трактовали ее впоследствии расширительно: равные права всем цивилизованным людям не только в Южной Африке, а повсеместно. Назвали даже «принципом Сесила Родса».

Несколькими годами раньше он с предельной ясностью выразил свое отношение к европейски образованным африканцам: «Ученый негр — крайне опасное существо».

Политические лозунги нередко меняют смысл под влиянием обстоятельств. Так произошло и тут. В речи, произнесенной 23 февраля 1900 года, Родс упомянул не «цивилизованных», а «белых». Одно слово, а смысл сказанного иной. Фраза была рассчитана на буров. Родс надеялся привлечь на свою сторону хоть какую-то часть бурского населения. Он снова стал добиваться их доверия, которого всегда домогался и которое сам же разрушил набегом Джемсона.

Но формулировка о равных правах только для белых вызвала возмущение среди метисов — цветного населения Капской колонии. А именно в это время, в связи с бурской войной, английские власти особенно настойчиво заявляли о либерализме, даже демократизме своей колониальной политики, противопоставляли ее открытому расизму бурских республик, утверждали, что Англия борется за человеческие права небелых, попранные бурами.

Ассоциация цветных избирателей послала Родсу номер газеты «Истерн провинс гералд» с текстом его выступления и задала вопрос, как же понимать фразу о правах. Вот тогда-то Родс и изменил свой первоначальный лозунг. Он вернул газету, написав на полях: «Мой девиз — равные права каждому цивилизованному мужчине, живущему южнее Замбези. Кто может считаться цивилизованным? Каждый — как черный, так и белый, — если он достаточно образован, чтобы написать свое имя, а также обладает недвижимой собственностью или заработком. И конечно, не бродяга».

Через десять лет вся эта история была воспроизведена в кейптаунской газете «АПО», которую издавали цветные.

Самому Родсу эта фраза дала политический капитал только посмертно. Тогда же, при жизни, даже этот ход не помог ему восстановить утраченное место на официальной сцене.

Какие-то знаки внимания он, разумеется, получал. Приветствия. Даже от мусульманской общины города Кимберли. Но разве об этом он мечтал…

Родс стал метаться. Приехав из Кимберли в Кейптаун, он почти сразу же отплыл в Англию, а оттуда вскоре опять вернулся в Африку, но не в те страны, где шла война и куда, казалось бы, его должно было тянуть. Нет, он отправился на несколько месяцев путешествовать по Родезии. И в июне, когда в Капской колонии возник правительственный кризис и произошел раскол между министрами, которых Родс когда-то «выводил в люди», он у себя в Родезии даже постарался быть вдали от телеграфа, чтобы не слышать неприятных вестей.

Но в октябре 1900-го он все-таки снова приехал в Кейптаун, снова выступил с речью. Вероятно, он ясно осознал, что весь мир видит в нем виновника войны, неожиданно оказавшейся такой кровавой. Должно быть, поэтому он и обратился к аудитории со словами:

— Вы все время слышите, что эту войну вызвал вот такой-то или такой-то. Я скажу вам подлинную причину войны.

И он возложил вину… на нескольких депутатов капского парламента.

К этому времени Родс уже и сам, кажется, перестал претендовать на крупную политическую роль. Честолюбие было непоправимо уязвлено, и это пагубно сказывалось на здоровье. Так в отступающих войсках болезней и недомоганий всегда больше.

Друг и душеприказчик Родса писал: «У него уже не было иллюзий. Дело его жизни фактически подошло к концу».

Следующий, 1901 год в неожиданных и не очень оправданных поездках: Кимберли, Булавайо, Мафекинг, опять Кимберли. Потом Англия, Италия, Египет. В начале 1902-го — Англия и сразу же опять Кейптаун.

Все вокруг должно было казаться ему несправедливым и даже непонятным. Сколько бы еще ни упрямились буры, придется им идти на мир. А мир — это значит объединение бурских республик с английскими колониями, создание южноафриканской федерации в составе Британской империи. То, к чему он, Родс, стремился столько лет, ради чего жил. И враги помнят это, не прощают.

А собственная страна, Англия, — разве она благодарна ему? В такой мере, как того заслужил?

И другая несправедливость. Столько было событий, в которых он, Родс, лично не участвовал, не рисковал жизнью, не разделял всех тягот, и все же их связывали с его именем, его считали героем. Так было в войне с ндебелами, в 1893-м, и в походе пионеров, в 1890-м. А тут? Он четыре месяца был в осаде, кругом грохотали снаряды. И если бы Кимберли пал, буры могли его просто растерзать. Так разве не должны все вокруг понимать это, ценить?