Компания обещала: 1) построить железнодорожную и телеграфную линии до Замбии; 2) поощрять иммиграцию и колонизацию; 3) развивать торговлю.

Министр колоний поддержал просьбу, поскольку «такая компания сможет освободить правительство Ее Величества от дипломатических затруднений и тяжелых расходов».

Но это не было концом борьбы за хартию. Весь 1889 год Родсу пришлось работать не покладая рук. Прежде всего нужно было срочно задобрить соперников. Многим из тех, кто заявлял о своих правах в междуречье или к северу от Замбези, затыкали рты акциями будущей «Привилегированной компании». При этом даже не очень проверяли, действительно ли были у этих людей хоть какие-нибудь «договоры» или «концессии». Не до того было. Родс торопился. А ставка была так высока, что он с готовностью поступался малым ради главного, чтобы только не было нежелательных толков, пересудов, писем в редакции газет, чтобы только дело шло быстро.

Свое главное оружие — деньги — Родс пускал в ход часто. Он давал деньги политическим партиям. Десять тысяч Парнеллу, лидеру ирландской партии в палате общин. Еще пять тысяч — либералам.

А подкупы политиков, журналистов?

Родс предложил лорду Сесилу, сыну премьер-министра Солсбери, стать постоянным советником компании. Солсбери встревожился, но сын с его мнением не посчитался и предложение принял.

Действовал Родс не только в Лондоне. Влиятельные люди были и в Капской колонии. Они к апрелю 1890 года получили 4 тысячи акций. Не обошел Родс и бельгийского короля Леопольда II. Тоже мог пригодиться.

Важную роль в борьбе за хартию сыграл лорд Ротшильд. Если в 1888 году он решил исход схватки в алмазной промышленности, то теперь, став одним из учредителей создававшейся компании, помог Родсу не только как финансист, но и как политик.

Нужно было срочно провести еще одну операцию — пополнить совет директоров будущей компании высшей знатью О преклонении перед титулами и роли аристократов в тогдашней Англии Бернард Шоу с обычным сарказмом говорил устами одного из персонажей, лорда Августа Хайкасла:

— Я не останусь глух к зову родины. Пусть это будет роль посланника в одной из важнейших европейских столиц или пост генерал-губернатора в тропиках… я всегда готов жертвовать собой. Пока Англия остается Англией, вы всюду на видных государственных постах найдете представителей моего древнего рода.

На свои посты аристократы часто смотрели просто как на синекуру и о государственных делах рассуждали в духе того же лорда Хайкасла: «Видите ли, всегда находятся дела поважнее. Всякие семейные обстоятельства, например, и тому подобное…»

Аристократов стремились завлечь многие компании — громкие имена во главе списка директоров назывались «манишкой», придавали респектабельность и обеспечивали благожелательность высоких сфер.

Родс и его новые компаньоны вели переговоры в лондонском высшем свете. Наконец, договорились, что президентом компании будет лорд Эберкорн, а вице-президентом — лорд Файф.

Пятидесятилетний Эберкорн, сын вице-короля Ирландии, предпочитал жить в своих ирландских или шотландских поместьях. Но он был другом премьер-министра Солсбери, влиятельным консерватором, и его имя в списке директоров сразу же придавало компании должный вес.

А сорокалетний Файф, влиятельный либерал, был особенно близок к престолу. Как раз летом 1889 года состоялась его помолвка со старшей дочерью наследника, принца Уэльского. Файф сразу же стал герцогом и маркизом. Как и Эберкорн, он потом не вмешивался в дела компании и не утруждал себя чтением ее обширных отчетов, но получал тысячи ее акций по ценам намного ниже рыночных.

Чуть больше хлопот доставил Родсу третий лорд (во время создания компании он еще не был лордом) — Альберт Грей. Тот все-таки пытался вникать в дела компании, но был так нерешителен, что доктор Джемсон, ближайший помощник Родса, как-то сказал о нем:

— Своенравная старая леди, разумеется, отнюдь не гений и не любит связывать себя определенным мнением.

Как же неглубоки оказались разногласия в лондонской верхушке: ведь и Файф и Грей вплоть до конца весны 1889 года выступали против Родса.

От группы Родса в совет директоров вошли только он сам и Альфред Бейт, от ее главной соперничающей группы — Гиффорд и Коустон. Аристократы, к которым принадлежал и лорд Гиффорд, оказались в совете в большинстве.

Наверно, не так уж уютно было Родсу среди этих лордов. Он — a self-made man — не мог не считать их в душе ничтожествами, к тому же чванливыми, кичливыми. Но не мог и не завидовать им. Все им досталось само собой: они не дрались за богатство и титулы, не убивали лучшие годы на преодоление бесконечных препятствий. Что ни сделают, все равно останутся элитой, цветом Британии. А он, хоть вывернись наизнанку, никогда не будет им ровней.

А может, Родс считал себя польщенным, оказавшись в столь избранном обществе? То была иная эпоха, и ценности были другие.

Как бы то ни было, он понимал правила игры. И сумел заполучить для своей «манишки» самые высокие имена. Но сам стал директором-управляющим, то есть практически полноправным хозяином.

Все это — вербовку влиятельных союзников и задабривание соперников — Родс вел одновременно с переговорами в правительстве. С премьер-министром Солсбери столковались быстро: Родс буквально обложил его со всех сторон. К тому же и расхождений во взглядах у них не было. Оба полагали, что нужно и важно не только захватить бассейн Замбези, но и идти дальше на север, вплоть до Великих африканских озер. Солсбери считал необходимым занять район озера Ньяса, но просить у парламента средств не решался. Родс от имени новой компании взял на себя финансовую сторону: обязался давать британской администрации в Ньясаленде с момента ее установления по десять тысяч фунтов в год. Английское правительство с лихвой возместило потом затраты.

Кроме того, компания дала субсидию в двадцать тысяч фунтов и обязалась платить по девять тысяч фунтов в год английской Компании африканских озер, находившейся на пороге банкротства. Помощь тоже не была актом благотворительности. Группа Родса практически подчинила себе эту компанию.

Что ж, кажется, все готово. После таких услуг правительство возражать против хартии не станет. А общественность?

Утренними газетами Англия уже тогда начинала свой день, вечерними — кончала. Во многих странах газеты еще не стали частью повседневной жизни, но о своей родине Киплинг уже мог сказать:

Бернард Шоу не без яду обронил как-то:

— Даже Господь Бог — и он не был бы всеведущим, если бы читал газеты.

Чтобы получить поддержку печати, Родс не раз давал крупные суммы корреспонденту «Таймса» Скотту Келти и редактору влиятельного журнала «Фортнайтли ревью» Джону Вершойлу. Перетянул на свою сторону журналиста Сиднея Лоу.

Уильям Стед, издатель «Пелл-мелл гезетт» и журнала «Ревью оф ревьюс», до весны 1889-го выступал против Родса. Встретившись со Стедом в апреле 1889-го, Родс изложил ему свои идеи, а затем предложил участвовать в издательском предприятии Стеда. Внес для этого двадцать тысяч фунтов и обещал поддержку в дальнейшем. Стед провозгласил Родса «новым спасителем Британской империи». Кто знает, что повлияло сильнее: убеждение или деньги, но, несомненно, возникла и идейная близость, настолько тесная, что в нескольких завещаниях девяностых годов Родс поручил Стеду быть вторым душеприказчиком (первый — Ротшильд), обязанностью которого, как писал Родс, было «реализовать мои идеи».

С весны — лета 1889 года панегирики Родсу запестрели на страницах таких влиятельных изданий, как «Таймс» и «Сент Джеймс гезетт», хотя прежде первая была настроена скептически, а вторая — открыто враждебно. «Фортнайтли ревью», «Найнтинз сенчюри» и ряд других журналов не отставали от них.