Изменить стиль страницы

Возвращение послов из Англии принесло ндебелам разочарование. Правда, Лобенгула послал еще несколько жалоб королеве Виктории, но их интонация все более безнадежна. 10 августа 1889 года он писал: «Белые люди очень надоедают мне из-за золота. Если королева услышит, что я отдал всю свою страну, так это неправда. Я не понимаю, о чем идет речь, потому что я неграмотен».

Подлинное отношение к «Великой белой королеве» видно из обращения ндебелов с ее подарками. Лобенгула отдал золотую цепь одной из своих жен, «не желая, — как признали тогда же в газете «Таймс», — хранить подарки от белых людей», а Мчете и Бабиян подарили свои браслеты европейцам, жившим в Булавайо.

Лобенгула все яснее понимал, что за спиной «людей Родса» стоит и сама «Белая королева», и вся мощь британской колониальной машины. Он сказал миссионеру Хелму:

— Видели вы когда-нибудь, как хамелеон охотится за мухой? Хамелеон становится позади мухи и некоторое время остается неподвижным, а затем начинает осторожно и медленно двигаться вперед, бесшумно переставляя одну ногу за другой. Наконец, приблизившись достаточно, он выбрасывает язык — и муха исчезает. Англия — хамелеон, а я — муха.

СВОЕ ГОСУДАРСТВО, СВОЙ ГЕРБ, СВОЙ ФЛАГ

Языком, который выбросил хамелеон, чтобы слизнуть междуречье, стала «Привилегированная компания».

Почему «привилегированная»? Что это за привилегии? Кому и зачем они понадобились?

В схватке за Африку европейские державы зорко следили друг за другом, подстерегали каждый неосторожный шаг. Так что захват новых земель грозил осложнениями в европейской политике. Как же сделать так, чтобы и империю расширить, и рисковать уж не очень сильно? Вот и нашли новый способ — привилегированные компании.

Эти компании, заручившись договорами с «туземными» вождями, получали от правительства своей страны привилегию — хартию. В ней говорилось, что правительство одобряет эти «договоры», а с ними — и действия соответствующей компании.

Практически это значило, что правительство разрешало компании захватить ту или иную пока еще не поделенную территорию и управлять ею. Договоры нужны были, поскольку существовало все-таки международное право. А с точки зрения этого права ни одно правительство не могло распоряжаться землями, которые не находились под его юрисдикцией. Требовалась какая-то зацепка.

Подлинному содержанию договора никакого значения не придавалось. Правительство просто присоединялось к той его трактовке, которую давала компания. Договор становился предлогом, чтобы правительство отдало такой-то компании такую-то страну.

Вот так привилегированные компании получали мандаты на захват громадных областей Африканского материка. Предоставление хартии означало поддержку со стороны правительства. А само правительство, стоя за спиной компании, прямой ответственности за ее действия не несло. В случае столкновения с державами-соперницами компания, на худой конец, могла и отступить. Это не было бы прямым ударом по престижу государства.

Ну, а если компания особенно люто расправлялась с африканцами, так, что европейская общественность начинала возмущаться и дело принимало скандальный оборот, правительство могло занять позицию стороннего наблюдателя или даже выступить третейским судьей. Компания ведь сама себе голова…

К тому же захваты обычно не сулили немедленных прибылей. Наоборот, само завоевание, разведка недр, подготовка к эксплуатации, не говоря уже о подавлении восстаний и сложном деле умиротворения покоренных народов, — все это требовало денег и денег.

Официально просить денег у парламента — недоволен налогоплательщик. К тому же обсуждение в парламенте вызовет раздоры между партиями и даст державам-соперницам возможность и время принять контрмеры.

Ну, а тут — компания, у нее — свои средства, и к карману налогоплательщика они вроде бы никакого отношения не имеют, и правительство — ни при чем.

На деле правительство давало компаниям не только деньги, но и солдат. Со временем это становилось проще. Публика привыкала к мысли, что африканские страны — те, где утвердились компании, — чем-то нужны и важны. С ними уже связаны «героические эпизоды», далекая земля «освящена» кровью соотечественников, «наших парней»… Одним словом, почва подготовлена. После этого правительство могло спокойно брать бразды правления в свои руки.

Такой тактикой колониальных захватов — в два приема — пользовалось чаще всего английское правительство. Русский посол в Англии Егор Стааль доносил в Петербург: «Там, где оно не могло или не желало действовать собственными средствами, оно давало особенные грамоты и привилегии частным торговым компаниям, которые вели на свой счет войны в уверенности, что правительство метрополии, в случае опасности и нужды, не откажет им в помощи».

Но эти компании, созданные финансистами Сити и королями горной промышленности, подчас и сами диктовали правительству свою волю. В совет директоров входили обычно и представители аристократии вплоть до членов королевской семьи.

Идея создания этих компаний в Африке овладела правительствами Альбиона в разгар схватки за раздел мира. В 1886-м хартия была дарована Нигерской компании, в 1888-м — Британской восточноафриканской. В те годы многие газеты и журналы наперебой восторгались компаниями, восхваляли их активность, противопоставляли ее нерешительности правительства. В начале 1886 года и Бисмарк провозгласил идею «германской коммерческой империи» в Африке путем создания компаний, поддерживаемых правительством, и через два года германское правительство дало хартию Германской восточноафриканской компании.

Главным полем деятельности этих компаний была Африка. В конце прошлого века они да еще несколько сходных с ними ассоциаций Великобритании, Германии, Франции и Бельгии господствовали по крайней мере над пятьюдесятью миллионами жителей Африканского континента.

«Привилегированная компания»

Вот такую компанию — для захвата земель в глубине Африки — и стремился создать Родс. Но о таком мандате мечтали и его соперники. С Гиффордом и Коустоном он сговорился быстро. Но нашлись и противники, не желавшие, чтобы громадные территории были даны на откуп узкой группе магнатов. Возражала часть торгово-промышленной буржуазии, и от ее лица — Лондонская торговая палата и уже влиятельный тогда Джозеф Чемберлен, будущий министр колоний. Они не желали, чтобы доступ к африканским богатствам был монополизирован одной компанией. Их рупор, журнал «Экономист», осуждал Родса и его компаньонов и требовал, чтобы правительство само занялось захватами, не передоверяя столь важное дело частным лицам.

Против выдачи хартии выступили миссионерские организации и Общество защиты аборигенов. Мишенью для публичной критики Родса оказались злополучные ружья — те, что Родс обещал дать Лобенгуле. Газеты рисовали картины страшных бедствий, которые принесут англичанам вооруженные ружьями африканские воины. К голосам критиков присоединился даже министр колоний Натфорд. Он назвал это обещание ошибочным и опасным.

Всерьез говорили и писали, будто речь шла не о тысяче устаревших ружей, а о перевооружении настоящей армии. Будто не знали, что воины Лобенгулы не умели пользоваться огнестрельным оружием, что научиться им негде, не у кого, что патроны достать трудно…

На деле ружья были, конечно, лишь поводом. Родс понимал главную причину затруднений — среди его союзников не было тогда никого из высокопоставленных лиц Англии. Сам он был еще не настолько влиятелен, чтобы его имя дало компании оттенок респектабельности в глазах имущих классов. Да и политические его взгляды не всем были ясны.

Тридцатого апреля 1889 года лорд Гиффорд обратился к правительству от имени компании, которая «должна быть создана», — с просьбой «санкции и моральной поддержки правительства Ее Величества и признания на этой территории полученных законно прав и интересов». Гиффорд сослался на поддержку родсовской «Голд филдс», своей «Бечуаналенд эксплоринг компани» и поименно — лорда Н. Ротшильда, крупного банкира барона Эрлангера, Сесила Родса, Чарлза Радда.