Кама1, вождь племени бамангватов, предложил распространить британский протекторат на территорию в восемьдесят тысяч квадратных миль. Уоррен назвал это «беспрецедентным дружеским предложением». Но вскоре выяснилось, что Кама «дружески» уступил англичанам земли народа ндебеле, с которым он тогда враждовал.
Все это нисколько не помешало Англии гордиться результатами своих действий. Один военный корреспондент написал тогда, что Британия, «соединяя выгоду с филантропией», еще раз «защитила туземцев и от плодов их собственного невежества, и от вторжения грабителей извне».
В сентябре 1885-го Лондон вынес решение: южную часть земель тсванов объявить королевской колонией — территорией Бечуаналенд, а северную — протекторатом Бечуаналенд.
«Путь на Север» был открыт. Но чтобы сразу идти дальше, Родсу еще не хватало сил.
КОРОЛЕВСТВО АЛМАЗОВ И ЗОЛОТА
Раздвигать границы империи — для этого нужны деньги, много денег. И то могущество, которое они дают. К середине восьмидесятых Родс был очень богат, но все же недостаточно для осуществления своих планов.
В районе Де Бирс к 1887-му его компания стала уже единственной. Остальные она сумела поглотить. Родсу удалось снизить себестоимость добычи с 1882 по 1888 год в два с лишним раза, повысить дивиденды в восемь раз, а капитал компании — почти в двенадцать: с 200 тысяч фунтов до 2332 тысяч. В основном за счет механизации и ужесточения мер против кражи алмазов. Вводилась система компаундов — лагерей, обнесенных железной оградой или колючей проволокой. Там содержали рабочих-африканцев. За пределы компаундов они не могли выходить, их жизнь строго контролировалась. В последнюю неделю работы им давали слабительное, чтобы они не утаили алмаз, проглотив его.
Но амальгамацией занимался не только Родс, и она не ограничивалась районом Де Бирс. Появились и другие крупные компании. Добыча росла, цена алмазов на мировом рынке падала. Только за пять лет она упала на тридцать процентов, и Родс понимал, что это только начало.
Рынок же был, по мнению Родса, ограничен. Рассуждал он так: крупные покупки совершаются не часто, а массовый потребитель — это женихи, которые перед свадьбой по традиции дарят невестам кольцо с маленьким бриллиантом. Таких свадеб в Европе и Америке бывает ежегодно около четырех миллионов. Значит, четыре миллиона бриллиантов. Далее Родс исходил из того, что зачастую бриллиант покупался недорогой, в один карат. Стоил он один фунт стерлингов. Значит, делал вывод Родс, четыре миллиона фунтов — это и есть ежегодная емкость мирового бриллиантового рынка.
У человека, который за всю жизнь, кажется, так и не подарил ни одной женщине кольца с бриллиантом, рассуждения о психологии жениха выглядели как-то забавно. Но рациональное зерно в них было. А это означало, что только монополизация добычи даст гарантию от падения цен.
Схватка за корону
В 1887 году Родс начал последнюю, решающую схватку за власть — уже над всем алмазным рынком. К этому времени у него остался только один серьезный соперник — Барни Барнато, глава Компании кимберлийских копей. В распоряжении Барнато были самые богатые копи, да и капитал его превышал все, что имелось у «Де Бирс».
Яркое, хотя и не во всем точное описание карьеры Барнато появилось через десять лет в петербургском журнале «Русское богатство» — в корреспонденции из Лондона уже упомянутого выше Шкловского.
«Барней Барнато мог бы составить центральную фигуру в романе «Золото». Двадцать лет тому назад по улицам Уайтчепеля бродил клоун и акробат, который тут же на тротуаре, на дырявой попоне, показывал оборванной публике свое искусство. Но уайтчепельские нищие плохо оплачивали «искусство», а клоун был молод и честолюбив. Тогда он решил переехать в Южную Африку, попытать там счастья. В то время только что еще пронесся слух о бриллиантовых полях. Когда клоун высадился в Кейптауне, в кармане у него было пять шиллингов; но Барней Барнато, так звали акробата, не унывал. Он тотчас пристал к партии приискателей. Ей повезло, и через десять лет Барнея Барнато ценили уже в миллион».
На самом деле, конечно, все было не так просто и легко, как это получилось у Шкловского. Разве просто «повезло»? Ведь кроме Родса только один такой Барнато и появился среди тысяч старателей. Сколько, должно быть, заложила в него природа талантов, чему его соперники люто завидовали. Шкловский признавал это: «Как ни успешны были тогда пашни алмазов, но молодой человек жаждал еще более быстрой наживы. И вот он становится во главе акционерной компании. Тут он очутился в своей сфере. Как полководец посылает на бой батальоны солдат, так Барней посылал на рынок тучи акций. В его руках они делали чудеса.
…На Лондонской бирже до сих пор помнят появление Барни Барнато в первый раз после того, как он оставил столицу. Это было появление князя; нет, слово «князь» слишком слабо: то явилось своему народу индийское божество. И экзальтированные поклонники готовы были броситься под колесницу бурхана. Да на одной ли бирже произвел такое впечатление Барни Барнато! В роскошный дворец его близ Грин-парка считали за честь попасть на бал герцогини, насчитывавшие еще больше дюжин предков, чем тетушка мамзель Кунигунды («Кандид»)».
Конечно, десятью годами раньше, во время схватки с Родсом, Барнато не добился еще всего этого, но все же и тогда, в 1887-м, он считался на южноафриканском горизонте одним из самых богатых людей.
Ожесточенная борьба с ним заняла у Родса почти целый год. Как писал Шкловский в другом своем очерке, лондонские биржевики долго потом вспоминали о ней «с таким восторгом, с каким, вероятно, солдаты наполеоновской гвардии рассказывали внукам о битвах при Йене, Аустерлице и Ваграме».
В этой схватке у Родса особенно проявились те черты, которые признает даже преклонявшийся перед ним биограф Бэзил Уильямс: «он умел быть безжалостным», «не церемонился с теми, кто становился ему поперек пути».
Правда, безжалостность бывает разная. Родс не нанимал киллеров, как это бывает в схватках между «новыми русскими». Он играл на повышение и понижение курса акций. Сложной биржевой игрой ставил соперников перед дилеммой: разориться или подчиниться «Де Бирс».
Он выбирал направления ударов, а методы ему подсказывал Альфред Бейт, выходец из Германии, которого в Южной Африке считали непревзойденным финансистом, финансовым гением. Сказалось и тут умение Родса находить и использовать нужных людей. Бейт был для Родса неоценим. Как только возникала очередная трудная проблема, Родс говорил:
— Надо обратиться к маленькому Альфреду.
Считается, что от Бейта Сесил Родс получил совет, который помог ему заручиться поддержкой одной из самых влиятельных сил тогдашней Европы. Бейт посоветовал Родсу обратиться к английским Ротшильдам.
Дело было так. Родс хотел скупить акции компании, которая в Кимберли была второй по значению — она уступала только компании Барни Барна-то. Если бы Родсу это удалось, он стал бы победителем в борьбе с Барнато. Но владельцы этой компании — она называлась Французской компанией капских алмазных копей — потребовали за акции почти полтора миллиона фунтов.
Тогда-то Родс и обратился к Натаниэлю Ротшильду. Кажется, Ротшильд был приятно удивлен, увидев не того неотесанного старателя с дурными манерами и необузданным нравом, какие обычно приезжали с алмазных копей. Пригодилась Родсу оксфордская выучка.
Но дело, конечно, не в манерах. Ротшильд зорко следил за добычей алмазов, хотел вмешаться и, чтобы не упустить удобного момента, даже послал своего наблюдателя на алмазные копи. Так что он был осведомлен о ситуации и знал, с кем имеет дело.
Почему он решил помочь Родсу? Барнато — богаче. К тому же он, как и Ротшильд, — еврей. Но сказался, как бывает, отнюдь не голос крови.
Родс поделился с собеседником идеями о расширении влияния Англии по всему миру. Это должно было импонировать Ротшильду. Недаром его называли банкиром Британской империи. Отец Натаниэля, Лайонел Ротшильд, в 1875 году, даже отказавшись от процентов, дал четыре миллиона фунтов премьер-министру Дизраэли на покупку акций Суэцкого канала. Если бы Ротшильд этого не сделал, Дизраэли пришлось бы просить денег у парламента. Процедура оказалась бы такой долгой, что весь план Дизраэли мог рухнуть. Еще через несколько лет уже Натаниэль Ротшильд дал очень нужный тогда для английской политики крупный заем Египту — восемь миллионов фунтов.