Королева Титания нахмурилась, хотя морщинка на лбу и опущенные уголки губ не портили ее красоту.

— Смертная? — сказала она и с требовательным вопросом посмотрела на мужчину с зелеными глазами. — Как это понимать, капитан?

Мужчина с зелеными глазами снова отсалютовал, во рту пересохло.

— Я… пообещал, — сказал он. — Обещал присматривать за этой смертной девой, прийти к ней, если ее жизнь будет слишком опасной, и вмешаться.

Титания склонила голову, золотые пряди мерцали, скользнув на ее плечо.

— Кому пообещал?

Он замешкался, но не мог не ответить королеве. Он произнес имя, от которого королева тут же улыбнулась.

— Ах! — сказала она. — Это обещание нужно сдержать, — она посмотрела на шар, медленно подняла изящную бровь на фарфоровом лбу. — Но я не вижу сейчас опасности в жизни этой девы. Может, жизнь не такая светлая и милая, как ей бы хотелось, но она не в смертельной опасности. А ты, — она снова посмотрела в глаза капитана, — рискуешь рассердить своего повелителя, который уже довольно долго вызывает тебя криками. Если ценишь свою жизнь, спеши к нему.

— Конечно, Ваше величество, — ответил капитан. Но он не сдержался и посмотрел напоследок шар, пока кланялся. Верность господину перевесила, и он покинул комнату в башне и спускался, перепрыгивая по три ступеньки.

Титания следила за ним, на ее милом лице отражались разные эмоции: любопытство, удивление, заинтересованность… а сильнее всего было озорство.

— Это, — сказала она себе, голос напоминал урчание кошки, — может оказаться интересным.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Роковой поступок

— Элиана.

При звуке своего резко произнесенного имени Элиана резко села в саду, ее ладони были полны сорняков. Мачеха стояла над ней, облаченная в лучшее платье, слишком хорошее для вдовы мельника. Элиана помнила, как три месяца назад госпожа Карлин вернулась из города и развернула это и два похожих платья из бумажных свертков.

Но два года не научили госпожу Карлин экономии. Пока Элиана работала на мельнице с помощью Грэхема, которого она наняла делать тяжелую работу, и копила все, что удавалось, ее мачеха и две ее дочери не обращали внимания на положение и жили так же расточительно, как раньше.

Госпожа Карлин закрепила на плече брошь с жемчужиной, едва глядя на Элиану, пока говорила:

— Мы с Бридин и Иннис отправимся к жене священника. Хлеб должен быть приготовить, камин убран, прочие мелочи доделаны. Понятно?

— Да, мачеха, — сказала Элиана, вытирая пот со лба грязной рукой, оставляя темный след на бледной коже.

Госпожа Карлин скривила губы при виде грязи. Без слов она ушла, позвала Бридин и Иннис. Грэхем привел во двор осла, прикрепил к повозке, в которой госпожа Карлин и ее дочери прибыли два года назад. Он помог забраться госпоже Карлин, а потом повернулся к девушкам. Элиане было интересно, заметил ли он скромную улыбку Иннис, посланную ему. Если да, то он не осмелился ответить при ее матери.

Они поехали по дороге. Элиана вздохнула, глядя им вслед. Она не была против работы. Она трудилась всю жизнь, родители воспитали ее гордиться хорошо проделанной работой. Но то, что госпожа Карлин приказывала ей, как слуге… это было просто стерпеть.

Было сложно держать мельницу на плаву, из-за причуд мачехи она к ночи валилась с ног, падала на солому у камина, дрожа под тонким одеялом.

Она посмотрела на кольцо на пальце, среди грязи его было сложно заметить. Элиана очистила его и вдруг поцеловала и прошептала:

— Боже, придай мне смелости! И сил.

Госпожа Карлин стремилась к лучшему в жизни. Вдова мельника могла немногое, но она хваталась за все, что могла.

Так что она сидела с дочерьми в гостиной дома священника, смотрела свысока на других дам, живущих в деревне. Госпожа Карлин считала себя выше этих женщин, но общества лучше не было на много миль вокруг. Так что она решила стать частью этого небольшого круга, запугивая жену священника своим холодом.

Бридин и Иннис тихо сидели по бокам от матери и не осмеливались говорить.

— Мой мальчик, Эйлберт, вернулся на пару дней, — сказала миссис Бэрклей, жена торговца тканью, улыбаясь всем, но улыбка пропала от ледяного взгляда госпожи Карлин. — Он работает конюхом в Крейгбаре, — гордо добавила она.

Все одобрительно зашептались, даже госпожа Карлин. Крейгбар был летним дворцом короля Гендри в двадцати милях отсюда. Даже конюх, работавший там, заслуживал уважения.

— Юный Эйлберт слышал новости при дворе? — сказала жена священника, ее глаза сияли от мыслей о королях, принцах, коронах и камнях, что было далеким от ее скромного окружения.

— О, да! — сказала миссис Бэрклей, чуть не разлив в энтузиазме чай. — Да, говорят, принц выберет невесту на балу в честь начала весны. Все юные дамы четырех королевств будут в Крейгбаре! Такое хорошее событие.

Другие дамы взволнованно шептались, но госпожа Карлин поджала губы в строгую линию. Все юные дамы… а ее дочери должны сидеть в доме мельника, видеть только молочника, а в будущем печь мужьям пироги! Они были не хуже богатых дам королевства.

— Мальчик сказал мне, что принцессы Грира не будет на балу, — продолжала миссис Бэрклей. — Говорят, она выйдет замуж еще до весны… за крестьянина!

— Что? — воскликнула жена священника. — Как такое возможно?

— О, Эйлберт рассказывал эту странную историю! — сказала миссис Бэрклей. — Этот юноша забрался на волшебный бобовый стебель, попал в верхние царства, где живут великаны. Он вернулся оттуда с богатствами… и спас в процессе дочь короля! Король Грира так обрадовался — одних только сокровищ хватало — и он тут же согласился на просьбу принцессы выйти замуж за мальчишку.

В комнате стало шумно, всем было любопытно. Госпожа Карлин долго молчала, а потом, когда возникла короткая пауза, она заговорила невероятно ледяным тоном:

— Не вижу ничего чудесного в приключении мальчишки. Если сокровище пропало, оно пропало.

Все посмотрели на нее, потрясенные тем, что она заговорила. Вдруг она заговорила, не понимая, что делает:

— Моя дочь прядет золото из соломы! Иначе откуда у нас деньги на такие красивые платья? И с каждым днем она становится все талантливее. Этот навык может обогатить на десятки лет! — она сделала глоток чая, который остыл от ее дыхания. — Хорошая пара для любого принца, — пробормотала она.

Миссис Бэрклей и жена священника нервно переглянулись, они не могли придумать годный ответ. Но колеса уже крутились, набирая скорость быстрее, чем могла представить госпожа Карлин.

— Солому в золото! Она так и сказала.

Юный Эйлберт смотрел на маму узкими глазами.

— Не верю, — заявил он.

Но три дня спустя, вернувшись на работу в Крейгбар, он прошептал это одному из товарищей, пока они вычесывали лошадей.

— Говорят, она становится лучше в этом с каждым днем. Скоро она за один присест сможет сплести целую комнату соломы.

— Ого, — его друг покачал головой, вытирая сильное каштановое плечо. — Целую комнату, говоришь?

Их наставник проходил мимо и зарычал на них:

— Вы еще и находите время на болтовню?

— Это не болтовня! — возмутился юный Эйлберт. — Я просто слышал об этой чудесной деве, — несмотря на хмурый вид наставника, он начал рассказывать историю мамы, насколько помнил… возможно, пару раз приукрасив, чтобы впечатлить.

Наставник слушал до конца, а потом шлепнул парня по затылку и сказал не отвлекаться на бред. Но историю он запомнил и тем же вечером нашептал ее красивой служанке, что порой приносила ему вкусные кусочки с кухни. Она внимательно слушала, как он рассказывал ей об этой невероятной девушке, а когда он закончил, она выдохнула:

— Это лучше, чем лазать по бобовому стеблю, да?

Она вернулась к работе со сплетней на языке. Сдерживаться она не умела и рассказала все, как только смогла, одному из помощников поварихи, а тот передал самой поварихе.