— Если они сюда ворвутся, — пробормотал Мак-Гилл, — то разорвут нас на куски.

Я украдкой выглянул в окно. Мне показалось, что Мак-Гилл преувеличивает, говоря, что мы окружены — почти вся толпа была сосредоточена возле патрульной машины, стоявшей перед главным входом. Вид у людей был агрессивный и, хоть мне и не хотелось уходить, я в то же время опасался, что мое присутствие здесь послужит причиной нападения толпы на Молли и моего лучшего друга. Полиция без ордера не войдет, а толпа может ворваться. И я решил исчезнуть в надежде, что какое-нибудь новое явление отвлечет внимание сборища от лаборатории. Что касается меня, то ничего худшего я уже не ожидал. Лучший выход для меня — это постоянно двигаться.

Молли и Мак-Гилл все еще обсуждали положение, когда я на цыпочках выбрался в коридор. Я хотел поискать запасной выход где-нибудь в полуподвальном помещении — и сбежал на три этажа вниз. Я очутился в темном коридоре с цементным полом и при свете спичек нашел дверь, ведущую на зады здания. Открыв ее и выглянув во двор, я заметил каменные ступеньки, которые вели вдоль невысокой стенки на землю. Я закрыл за собой дверь, замок щелкнул, и я понял, что сжег за собой все мосты, иначе говоря, отрезал себе обратную дорогу. В руке у меня по-прежнему была промокашка с завернутым в нее осколком кристалла.

Несколько правее стояли двое полицейских. Они оживленно беседовали, стоя спиной ко мне, и посматривали на небо. Я поднял голову и увидел описанный Молли воздушный вихрь порядочных размеров. Сжимая в руке как талисман промокашку, я осторожно сошел по ступенькам и свернул влево. Сразу же за углом стояла группа молодежи, тоже глядевшая вверх.

— По-моему, — сказал один из юношей, — эта толпа готовится к линчеванию. Не совсем понятно почему.

— Такова психология толпы, — ответил другой.

Я оцепенел, когда они приблизилось ко мне, но потом вспомнил, что в газетах не было моей фотографии, да и откуда ей было взяться? Значит, никто не мог узнать меня и, следовательно, я мог свободно выйти за пределы университетской территории. Что делать потом — это уже другой вопрос. Во всяком случае, у меня было время поразмыслить.

Теперь я двигался с большей уверенностью, притворяясь одним из зевак и время от времени поглядывая на воздушный вихрь. Оказавшись на другой стороне двора, я пережил новое потрясение. В нескольких шагах от меня стояла группа полицейских, среди которых, к своему ужасу, я узнал лейтенанта из ресторана. Он как раз поворачивался в мою сторону; мне едва удалось ускользнуть незамеченным в какие-то ворота. Было ощущение, будто я ирландский повстанец в Дублине во время беспорядков. Я притаился за дверью, откуда мне был слышен голос лейтенанта:

— Он, несомненно, там, наверху. Мэдиган вот-вот появится с ордером, а тогда… — голос отдалился.

Дверь, у которой я стоял, вдруг открылась, и я чуть не упал. Показался студент с пачкой бумаг под мышкой.

— Извините, — сказал он и отошел в сторону собравшихся.

Он, однако, не закрыл за собой дверь, и, испугавшись, я ввалился внутрь. Тут царил мрак, но я сориентировался, что передо мной пожарная лестница. Взобрался на третий этаж, вошел в какую-то аудиторию, а оттуда в кабинет, напоминающий кабинет Мак-Гилла. Лаборатория теперь была прямо напротив меня.

Из окна хорошо было видно всю толпу, полицейских, верхний ряд окон лаборатории, ярко освещенных прожекторами, а над всем этим — вихрь бумаг и мусора. Но в эту минуту вихрь начал опадать. Ни Молли, ни Мак-Гилла мне не удалось разглядеть. Я с тревогой думал о том, заметили ли они мое отсутствие.

На стоявшем поблизости столе я увидел телефон и решил позвонить Мак-Гиллу. Но прежде мне хотелось проверить мою новую концепцию. Я опустил жалюзи на окнах, зажег лампу на столе и внимательно осмотрел вынутый из промокашки осколок. Он великолепно сверкал. На столе, рядом с чернильным прибором, спортивным кубком и мячом для игры в гольф стояла оправленная в кожу фотография молодой женщины с толстощеким малышом на руках. Фотография была под стеклом. Я потер стекло осколком и заметил слабый, но ясно видимый след. Итак, значит, подтвердилось одно предположение. Я набрал номер кабинета Мак-Гилла. Через минуту трубку подняли, но — ни звука.

— Говорит ядро кристаллизации, — произнес я, а Мак-Гилл в ответ облегченно вздохнул.

— Куда ты девался?

— Я в доме напротив. Взгляни в окно, а я пару раз зажгу и погашу свет.

— Ты, — сказал Мак-Гилл, — в кабинете профессора Грэндола. Почему ты убежал?

— Об этом поговорим позже. Слушай, Мак-Гилл, этот осколок — алмаз.

— Что?

— Во всяком случае он оставляет след на стекле.

— Почему ты раньше не сказал об этом? И вообще — где осколок? Я никак не мог найти его.

— Вы не дали мне высказаться. А осколок у меня. По моей концепции…

— Алмаз! Все становится ясным. А какова твоя концепция?

— Мы все время говорим о кристаллах, и когда ты сказал Молли об угле и алмазах, мне пришло в голову, что, может, это нечто силится выкристаллизоваться. Что-то, что некогда было кристаллом, было разбито и хочет восстановить первоначальное состояние. Оно пробует сделать это с помощью игральных карт, машин и других штучек, но из этого ничего не выходит. Поэтому не думаешь ли ты, что уголь?..

Наступило молчание. Я посмотрел напротив, но Мак-Гилла не было видно. Я заметил кусок старой газеты, зацепившийся за толстый провод, натянутый между окном кабинета Мак-Гилла и окном, у которого я стоял. Вероятно, своего рода антенна. Затем я увидел, что вихрь, вместо тою, чтобы опадать, передвигается в моем направлении. Значит, вскоре он снова выдаст меня.

— Ты, очевидно, имеешь в виду графит, — произнес Мак-Гилл. — Но зачем ты ушел и забрал с собой осколок?

— Забыл, — ответил я, — что держу его в руке. Во дворе меня никто не узнал, поэтому думаю, что смогу вернуться.

Я уже собирался ответить на первый вопрос, как вдруг вспомнил, что защелкнул замок полуподвального помещения и что Мак-Гилл, вероятно, не сможет меня впустить, поскольку полицейские стерегут все вокруг. Однако я чувствовал себя странно беспечно и уверенно. Кристалл охранял свое ядро, а именно я держал его в руке.

— Подожди немного! — воскликнул я. — Надо кое-что проверить.

Я положил трубку, взял со стола мяч для игры в гольф и, положив на землю, встал на него правой ногой, а левую осторожно оторвал от пола. Во всяком случае, я упал бы с небольшой высоты. Однако я вовсе не падал. Стоял, выпрямившись, с промокашкой в руке и только слегка покачивался. Кроме того, я закрыл глаза — но со мной опять ничего не случилось. Талисман действовал, как и предсказывал Мак-Гилл. Сойдя с мяча, я взял трубку.

— Сейчас я приду к вам, — сказал я. — Если только провод между окнами выдержит меня.

— Алек! Ты сошел с ума! — крикнул Мак-Гилл, а я положил трубку.

Я посмотрел, как закреплен провод. Его поддерживал мощный крюк, крепко вбитый в стену. Сжимая в кулаке промокашку с осколком, я вылез в окно, поставил ногу на провод — и у меня сразу же закружилась голова. Провод вибрировал, как струна, но прогнулся лишь незначительно, и я встал на него также и второй ногой. Я был близок к беспамятству и закрыл глаза.

Когда я открыл их, то увидел, что прошел порядочный путь над пропастью. У меня не было ничего, чтобы поддерживать равновесие, но мое тело, казалось, сохраняло его автоматически, как будто я был опытным канатоходцем. Замирая от страха, я продвигался дальше, неотрывно глядя в окно лаборатории, в котором видел Мак-Гилла и Молли, наблюдавших за мной с побледневшими лицами.

Я был на полпути, когда меня заметили из толпы. Раздались восклицания. Выбежал какой-то мужчина в шляпе с широкими полями. К моему ужасу, он вытащил револьвер. Другой мужчина поднял с земли камень, раскрутил его, как дискобол, и метнул на секунду раньше, чем первый нажал на спуск. Выстрелы были необычайно меткими: пуля попала в камень, и оба снаряда распались в воздухе. Мужчина в шляпе хотел выстрелить снова, но револьвер заело, а полиция ухватила обоих героев за руки.