«Дорогой гражданин! – писали ему из Женевы Бартенев, Утин и Трусов. – Разрешите в этом письме горячо рекомендовать Вам нашего лучшего друга, г-жу Элизу Томановскую, искренне и серьезно преданную революционному делу в России. Мы будем счастливы, если, при ее посредничестве, нам удастся ближе познакомиться с Вами и в то же время более подробно осведомить Вас о положении нашей секции, о которой она может Вам обстоятельно рассказать.

Положение это, несомненно, является печальным… – стал читать, пропуская строки, Маркс: ему показалось, что сидящая против него в кресле девушка беспокоится из-за того, что он так долго читает. – От нас потребуется еще много усилий, чтобы водрузить и укрепить наше общее знамя в России… Г-жа Элиза напишет нам обо всем, что Вы найдете нужным нам сообщить… Мы уверены, что Вы своими советами и своими ценными указаниями поможете ей… Помогая ей в ее занятиях, Вы тем самым поможете всем нам».

– Сколько же вам лет? – спросил по-французски Маркс – Элиза, представляясь ему, заговорила по-французски. – И откуда вы такая… такая красивая, такая юная и уже серьезно преданная революционному делу, как пишут ваши друзья?

– Мне девятнадцать лет, – ответила Элиза. – Я русская и, стало быть, из России. Мой отец – помещик Кушелев, мать – бывшая крепостная. Я получила дворянское воспитание, знаю европейские языки. Из России убежала, вступив в фиктивный брак. Так поступают многие наши девушки, чтобы вырваться из России, чтобы приобщиться к европейской культуре и общественной деятельности. Для примера могу назвать сестру нашего знаменитого математика Софьи Ковалевской – Анну. Она вышла замуж за бланкиста Виктора Жаклара. Я встречалась с ней в Женеве.

– Прекрасно, прекрасно, – сказал Маркс: Элиза ему поправилась, она походила на его дочь Женнихен – такая же смуглая, черноволосая, с прекрасными темными глазами. – Ваши друзья также пишут, что вы поможете мне лучше познакомиться с ними. Вот тут, в конце письма, стоят подписи, – Маркс заглянул в письмо, – подписи Виктора Бартенева, Николая Утина и Антона Трусова. Что вы о них скажете? В одном из предыдущих писем ко мне они назвали меня достопочтенным, словно мне уже сто или, по меньшей мере, восемьдесят лет…

Элиза весело и звонко засмеялась.

– Их надо простить, – сказала она, – потому что все они еще молодые люди, хотя и вы, конечно же, не старец.

– Спасибо за неожиданный комплимент, – улыбнулся Маркс. – Я действительно еще не старец, хотя и не молод уже: мне пятьдесят два… Но расскажите же мне о ваших друзьях, – попросил он. – И говорите, пожалуйста, по-русски, – добавил он, перейдя на русский язык. – Мне кажется, что я уже достаточно хорошо понимаю разговорный русский.

– Да, да! – обрадовалась Элиза. – Пожалуйста! Итак, о моих друзьях. Прежде всего о Николае Утине. Он начал свою революционную деятельность еще студентом, в Петербурге. Его учитель – Чернышевский. Утин был членом Центрального комитета «Земли и воли». Он создал подпольную типографию и печатал прокламации к восставшим полякам, подвергаясь постоянной опасности быть арестованным. Когда полиция напала на его след, он уехал из России. Царь заочно приговорил его к смертной казни. В Женеве Утин сначала примкнул к Бакунину. Даже жил с ним в одном доме. Но потом отошел от анархиста Бакунина, захватил его журнал «Народное дело» и создал свою типографию, так как Элпидин, печатавший ранее этот журнал, отказался его печатать.

– Элпидин? – переспросил Маркс.

– Да, тот самый Элпидин, у которого агент царской охранки выведал план Лопатина вызволить из каторги нашего Чернышевского. Элпидин просто проболтался, доверившись хорошо замаскировавшемуся агенту.

– Мы все очень тревожимся о Германе Лопатине, – сказал Маркс. – И не знаем, как ему помочь.

– Отсюда помочь Лопатину невозможно, – вздохнула Элиза. – Вся надежда на то, что его прошлый опыт поможет ему убежать из тюрьмы и на этот раз. А он мог бы освободить из каторги Чернышевского. И тогда Россия имела бы своего революционного вождя.

– Да, – кивнул головой Маркс. – России нужен вождь.

Они помолчали.

– Я привезла вам несколько экземпляров «Народного дела», – первой заговорила Элиза. – Журнал Утина. Секретарем редакционного совета в этом журнале работает Антон Трусов. Он, как и Утин, тоже был членом «Земли и воли». Во время польского восстания шестьдесят треть его года Антон Трусов командовал повстанческим отрядом в Белоруссии. Ясно, что после подавления восстания он должен был покинуть Россию.

– Бедная Россия, – сказал Маркс. – Царизм в ней все подавляет. Но когда-нибудь этому придет конец. Тем скорее, чем больше мы будем работать. Я верю.

– Я тоже верю, – горячо заговорила Элиза. – Мы все верим, что Россия проснется, а молодежь перестанет играть в заговоры и революционные игры и займется настоящей революционной работой.

– Еще о Бартеневе, – попросил Маркс. – Что вы скажете о нем?

– Это просто замечательный человек, – всплеснула руками Элиза. – И жена его, Екатерина Григорьевна, – тоже замечательный человек. Мы очень близко сошлись в Женеве. Виктор Иванович Бартенев, как и Трусов, тоже принимал участие в польском восстании.

– Да, революционность русских проверяется на польском вопросе, – сказал Маркс. – Русские революционеры не могут не выступать за свободу Польши.

Элиза Томановская, как говорят в России, очень пришлась к дому Марксов. Все ее полюбили. Особенно Женнихен и Тусси. У нее оказалось много талантов: она замечательно пела, играла на рояле, знала много стихов и любила их декламировать. И еще она так интересно рассказывала о России. Высокая, тонкая, она ловко затевала всякого рода игры. Ее громкий и чистый смех то и дело звучал в Модена-Вилла. Маркс, заслышав голос Элизы, часто отрывался от работы и присоединялся к играм и разговорам молодежи.

Но Элиза могла быть и другой: молчаливой, сосредоточенной, строгой. Беседы, которые не раз вел с нею Маркс, обнаруживали в ней недюжинный ум, глубокие научные знания и революционную страстность. Порою Маркс с восхищением думал о ней как о человеке, способном совершить революционный подвиг.

Однажды, подумав, что серьезный разговор уже утомил Элизу, Маркс спросил ее:

– Есть ли у вас жених, Элиза? Мне все время думается, что многие молодые люди, плененные вашей красотой, то и дело предлагают вам руку и сердце.

Элиза улыбнулась, но не ответила.

– Я сказал что-нибудь не так? – забеспокоился Маркс.

– Нет, нет. Просто вы не угадали. У меня нет жениха. Хотя некоторые пытались сделать мне предложение. Но я всегда останавливаю попытки такого рода, так как считаю, что я сама найду себе жениха. Мой жених должен быть прежде всего моим единомышленником, разделять мои взгляды на жизнь, на общество, на семью. Ведь это очень важно, не правда ли?

– Пожалуй, – согласился Маркс, поняв, что увести разговор от серьезной темы ему не удалось. – И каковы же ваши взгляды на семью? – спросил он. – Какое место должны занимать в ней дети, их воспитание?

– Одно из самых главных, если не самое главное, – ответила Элиза. – Семья создается ради детей. А без правильного воспитания детей немыслимо общество, о котором мы мечтаем. Стало быть, воспитание детей не только главная забота семьи, но и общества. Разве не так?

– Элиза, вы получили дворянское воспитание, – напомнил ей Маркс. – А какое воспитание вы изберете для ваших детей?

– Мои убеждения – не следствие дворянского воспитания, а следствие самовоспитания, – сказала Элиза твердо. – Я хочу, чтобы мои дети были по убеждениям и по участи сродни классу, которому мы служим и который победит, – рабочему классу. Они должны любить труд. Каждый ребенок с девятилетнего возраста должен стать производительным работником. Чтобы есть, он должен работать, и работать не только умом, но и руками. Это ваши слова, доктор Маркс, – улыбнулась Элиза.

– Да, это мои слова, – согласился Маркс. – Они записаны в резолюции Женевского конгресса Интернационала.