Мунира».

У него даже дух захватило. Он глядел на кипевший от артиллерийских разрывов противоположный берег Свири и в нем крепла уверенность, что он войдет в этот огненный ад без колебания и останется жив.

Поцеловав записку Муниры, он спрятал ее в нагрудный карман и побежал к своим бойцам.

11

Не успел отгреметь гул тысячи орудий, «катюш» и минометов, от которых сотрясалась земля, как в воздухе вновь показались сотни самолетов. Они шли волна за волной, и от невиданных бомбовых ударов вражеский берег словно поднялся на дыбы. Одновременно танки и самоходные орудия, выйдя из укрытий, подошли вплотную к берегу и тоже открыли ураганный огонь по неподавленным огневым точкам белофиннов.

Финны растерялись перед стремительной и внезапной силой, которая заставляла взлетать в воздух железобетонные, строившиеся годами и обошедшиеся в миллионные суммы укрепления. Они сидели в своих подземных казематах, оглушенные, растерянные. Вокруг все трещало и рушилось. Ни железо, ни бетон не в состоянии были выдержать мощный огонь советской артиллерии.

Настал самый решительный и трудный момент — форсирование Свири. Горячий подтянутый Ростов — теперь уже командир полка — давал бойцам последние указания. В густых зарослях около лодок стоял передовой отряд разведчиков Урманова. Ростов, в такой же, как и солдаты, каске, подошел к ним. Операция очень рискованная. Кто знает, что ждет первых смельчаков на том берегу? Да и доплывут ли они? Была бы темная ночь. А тут все как на ладони. Конечно, Ростов готов был бы сам пойти с головным отрядом. Но он отдавал себе отчет, что этого делать нельзя. Он должен распоряжаться боем отсюда. Он отвечает за переправу всех своих батальонов, он обязан, если понадобится, прикрыть огнем первые шеренги высадившихся бойцов…

Разведчики в сосредоточенном молчании смотрели на тот берег за широкой водной гладью. Да не только они, а десятки тысяч бойцов и офицеров в эту минуту только ждали команды, устремив нетерпеливый взгляд на северный берег Свири. Все уже были в полной боевой готовности. Крепко привязанные пулеметы, орудия, минометы стояли на плотах и понтонных лодках.

Ростов краешком глаза посмотрел на часы и дал команду разведчикам и саперам начинать переправу.

— В лодки! — приказал Урманов и первый прыгнул в одну из лодок.

Вслед за ним сели Шумилин, Дудин и связист Шагиев с катушкой. Лодки быстро отчалили. Заверещала катушка, с нее разматывался стальной провод, который должен был немедленно соединить правый берег с левым.

Как только лодки показались из зарослей, финские тяжелые минометы разом обрушили на них сосредоточенный огонь. И плохо пришлось бы разведчикам, если бы артнаблюдатели тут же не засекли и не передали нашим батареям координаты финских минометных батарей. Финны даже не успели дать второго залпа, как их накрыли снаряды наших дальнобойных орудий.

Между тем лодки, маневрируя между разрывами, уходили все дальше. Река опять бурлила многочислен ными фонтанами — это рвались снаряды дальнобойной артиллерии финнов. А в небе метались финские и советские самолеты. Там шел яростный воздушный бой.

Урманов оглянулся Все его лодки отчалили от берега. Он крикнул что-то, но грохот заглушил его голос.

Лодки доплыли до середины реки и попали под прямой обстрел финских орудий и пулеметов, установленных на высоком берегу.

— Нажать на весла! — приказал Урманов.

Спасение было только в стремительности. И вдруг послышались знакомые слова.

— Молодец Касаткин! — узнал его голос Шумилин.

Лодка, где находился Касаткин, дала течь. Кто-то закричал:

— Тонем!

Сержант Прокофьев погрозил пальцем заробевшему молодому бойцу и принялся с неистовой энергией вычерпывать воду каской. Но она все прибывала, лодка оседала глубже и глубже. Вот тут-то Саша Касаткин и запел. Прокофьев звонко подтянул. И понеслась над рекой родная песня, подхваченная всеми атакующими.

Боявшийся воды Галяви Джаббаров, крепко вцепившись в борта лодки, пел громче всех, чтобы заглушить страх Он надсаживался так истошно, что в лодке, несмотря на опасность, засмеялись.

— Тяни, Галяви, тяни громче! — закричали ему товарищи.

Галяви понял наконец, что смеются над ним.

— Было время, мы еше зычнее кричали, с того света чертей скликали, — сразу забыл он страх, — А вы чего воды в рот набрали?.. Ну-ка, начали:

И весла задвигались еще быстрее.

Чуть впереди плыли две лодки с саперами. Эти пойдут впереди пехоты, не только открывая ей проходы через минные поля и проволочные заграждения, но и штурмуя иод смертоносным огнем противника его долговременные укрепления. Саперы сидели спокойно и быстро продвигались вперед. Вдруг от прямого попадания мины одна из лодок взлетела на воздух, другая чуть не опрокинулась.

Урманов велел гнать лодку быстрее, надеясь спасти тонущих саперов. Но было уже поздно.

Одновременно он приказал Шумилину бросать дымовые шашки. Шумилин быстро выполнил приказание. Над рекой сгущался белесый дым. Противоположный берег пропал из виду.

Вдруг лодка наткнулась на что-то твердое.

— Земля! Братцы, земля! — поспешил обрадовать всех Дудин.

Но до берега было еще не близко. Лодка уперлась носом в проволочные заграждения, протянутые по реке.

— Правее! — скомандовал Урманов.

Дудин сильными взмахами весел резка повернул лодку вправо. Но проволока оказалась и там.

Инженерной разведке было известно, что финны, укрепляя свои позиции вдоль Свири, ставили проволочные заграждения не только на суше, но и в воде. Во многих местах подводные проволочные заграждения при артиллерийской обработке переднего края финнов были сметены совершенно, но кое-где они уцелели, встав поперек дороги переправляющимся под огнем подразделениям.

Лодка Урманова натолкнулась на такой неразрушенный участок. Не найдя прохода, Урманов приказал взорвать проволоку гранатами. В воду полетели гранаты. Но безрезультатно. Оставаться и искать невидимый под водой проход, направляя лодку вдоль реки, было бы явно опрометчиво, потому что ежеминутно финны могли перенести сюда огонь своих минометов. Задние лодки тоже приближались. Урманов, став на корму, взмахами руки и голосом дал им сигнал:

— Делать, как я! — и прыгнул в воду за проволоку. Коснувшись ногами дна, он оттолкнулся со всей силой, чтобы выбраться наверх. Но что-то не пускало его. Он смотрел во все глаза, пытаясь узнать, что с ним случилось. На миг он зажмурился от невольно охватившего его ужаса: он понял, что зацепился за колючую проволоку.

Это короткая и бесшумная борьба далась Галиму много труднее, чем иная атака на открытой местности. У Галима не было времени для долгих размышлений, жизнь могла спасти лишь мгновенная находчивость. И Галим не растерялся. Он выхватил из-за пояса острый, как бритва, кинжал и провел им по туго натянутому маскхалату в том месте, где его держала проволока. Вырвавшись из железных когтей, Галим пробкой вылетел на поверхность. Несколько секунд он озирался по сторонам, с трудом разбираясь в окружающем. Когда к нему вернулась ясность мысли, он разглядел впереди, сквозь дымовую завесу, которую ветер нес к берегу, Шумилина, плывшего с автоматом над головой. Шагах в десяти позади плыли Дудин и Шагиев с телефонным аппаратом на голове. «Молодец, аппарат не бросил!» — мелькнуло в голове Урманова.

Их лодку, вероятно, унесло течением или разбило миной. Другие лодки взяли правее и левее.

«Бойцы рассыпаются. Скорее на берег!» — подумал Галим и сильными взмахами поплыл к берегу. До берега уже было совсем близко, но вдруг, словно тяжелые дождевые капли, зашлепали пули. Урманов всмотрелся и в разрывах черного дыма на крутом берегу увидел короткие красноватые языки пламени, выбивавшиеся словно из-под земли. «Наверно, там дзот, — соображал Урманов. — Но странно, что пули из дзота залетают сюда с крутого берега. Ведь здесь уже мертвое пространство». Прислушавшись, Урманов по звуку определил, что в дзоте крупнокалиберный пулемет, а по направлению пламени решил, что противник сосредоточил огонь по флангу переправляющихся подразделений.