«Немедленно блокировать, не ожидая саперов», — решил Урманов и еще быстрее поплыл к берегу.

На берег они вышли одновременно с Шумилиным. Парторг воткнул в развороченную землю красный флажок, побежал вперед и лег под крутым яром. А маленький красный флажок на этом дымном, содрогающемся, ревущем берегу трепетал как символ победы. Он извещал, что советские люди уже здесь и не уйдут отсюда. Вскоре такие флажки замелькали справа и слева. Свирь форсировали одновременно во многих местах от Онежского озера до Ладожского. Вся поверхность кипящей, вздымающейся, словно готовой выскочить из берегов, реки была покрыта переправляющимися лодками, плотами, паромами. Вслед за разведчиками, уже достигшими северного берега, устремились автомашины-амфибии с десантом автоматчиков, минометчиков и саперов — они вели огонь с ходу из пулеметов и автоматов. В воду ринулись плоские, как коробки, плавающие танки, также с десантом на броне. С южного берега, поддерживая переправляющихся огнем, беспрерывно били орудия прямой наводки и тяжелые самоходные установки. На мощных плотах и понтонных лодках плыли орудия полковой и батальонной артиллерии.

Финны вели ожесточенный огонь из глубины своей обороны. Разрывы снарядов выбрасывали высоко вверх водяные столбы, ослепительно сверкавшие брызгами на солнце.

И над всем этим стоял неумолчный гул боя. А на берегу трепетали первые красные, воодушевляющие бойцов флажки.

Обернувшись назад, Урманов несколько секунд наблюдал, как с того берега отделяются все новые и новые лодки, плоты, паромы с пехотой и артиллерией, амфибии и плавучие танки, и, восхищенный мощью переправы, радостно подумал: «Вся Советская страна двинулась. Попробуй останови нас! Мы уже за Свирью!» Он махнул рукой Дудину и Шагиеву, чтобы они скорее пробивались к нему. Шумилину он приказал бить по амбразуре дзота.

Дудин и Шагиев, пригнувшись, легли в воронку рядом с Урмановым. По ним застрочил финский автоматчик, взбивая пыль. Вдруг Шагиев вскрикнул. Но никто не услышал его, хотя все были рядом. Он схватил здоровой рукой локоть раненой руки и быстро пошевелил пальцами: не перебиты ли жилы, цела ли кость? Ни кость, ни жилы небыли повреждены.

— Дудин, уничтожь автоматчика, — приказал Урманов и взял трубку из окровавленных рук связиста. — «.Москва»! «Москва»! — кричал он во весь голос. — «Москва», слышите меня?.. Кто это? Докладывает Урманов… Да, да. Зацепился… Держусь… Слышите?.. У самого берета дзот… Нод водой проволока… Не везде разрушена… Саперы начали очищать… Дзот блокирую… Есть. Есть непрерывно наблюдать за противником и идти вперед…

Пока Урманов разговаривал по телефону, еще две лодки прибились к берегу: саперы тотчас же прыгнули в воду и начали резать проволоку.

В это время Шумилин с противотанковой гранатой полз по крутому яру к дзоту. Дудин и Ликкеев били из автоматов но амбразуре. Старший сержант Прокофьев со своим отделением обходил дзот с другой стороны.

Временами Шумилин прижимался к земле, и Урманову казалось, что парторг погиб. Но как только ослабевал огонь противника, Шумилин продолжал упрямо ползти. Наконец он привстал, размахнулся, и граната попала в амбразуру. Воспользовавшись тем, что вражеский пулемет замолк, Урманов повел сбоях разведчиков на высокий берег и ворвался в траншею.

— Вперед, к дзоту! — скомандовал он.

Навстречу по траншее бежала группа финских автоматчиков. Разведчики забросали их гранатами и, прыгая через трупы врагов, прорвались к дзоту. Ликкеев и подоспевший Джаббаров вдвоем дернули за ручку. Тяжелая дверь подалась. Дудин молниеносно бросил гранату и застрочил из автомата.

Старший сержант Прокофьев доложил, что финны поспешно оставляют первую линию траншей и уходят на вторую.

— Следи за ними, держи связь со мной! — приказал Урманов, — Я сейчас свяжусь с генералом.

Раненый Шагиев, успевший сделать перевязку, пробрался со своим аппаратом в траншею. Урманов опустился на дно и крикнул:

— Связь есть?

— Есть, — и Шагиев передал ему трубку.

Урманов не успел доложить генералу обстановку, как на берет посыпались мины и порвалась связь. Не дожидаясь отхода своей пехоты, финны обстреливали первую линию траншей. Урманов, с головы до ног в болотной грязи, в сдвинутой назад каске, с досадой сжал мертвую трубку.

Шагиев вскочил на бруствер и, держа одной рукой провод, пополз назад к берегу. Обрыв оказался совсем близко, но у связиста не хватило проволоки. Тогда он лег на живот и своими вытянутыми руками соединил оба конца.

— Говорите! — крикнул Шагиев лейтенанту Урманову, и в его голосе звучало удовлетворение — выход найден.

Урманов взял трубку. Слышимость была нормальная: человеческое тело — хороший проводник. Урманов доложил генералу обстановку и упомянул о начале обстрела финнами оставленной ими первой линии траншей. Генерал приказал держаться и вести непрерывное наблюдение за противником.

Переправившиеся батальоны Ростова с боем заняли почти всю первую линию траншей и под прикрытием танков, амфибий, батальонных минометов и противотанковых орудий теснили противника ко второй. Шквальный обстрел остановил продвижение наших бойцов, они вынуждены были залечь. В траншеях Урманов столкнулся с майором Ростовым. Урманов доложил, что разведчики впереди, следят за противником безотрывно.

— Далеко они, твои разведчики?

Урманов указал рукой на группу расщепленных артиллерийским огнем сосен.

Снаряды начали рваться так близко, что Ростов и Урманов вынуждены были залечь на дно траншеи. На них сыпалась земля, по каскам стучали мелкие камни.

Прибежал запыхавшийся, потный, без пилотки Джаббаров. Он сообщил, что разведчики вместе с группой автоматчиков оседлали ведущую в тыл к финнам дорогу и сдерживают огнем отступающего противника.

— Поскорей бы, товарищ лейтенант, подмогу, а го жарко там!

Урманов посмотрел на Ростова, ожидая его приказания.

— Роту, можешь провести? — спросил Ростов Джаббарова.

— Проведу, товарищ майор!

Немногочисленная группа старшего сержанта Прокофьева и автоматчиков еще держалась под натиском финнов, но остро нуждалась в помощи. И эту помощь привел Джаббаров. Он подполз к Прокофьеву:

— Роту привел. Тебя вызывает лейтенант. Он в той лощине.

Урманов расположился в укрытом логу. Когда Прокофьев появился, Урманов давал задание Шумилину:

— Пробирайся со своей группой ближе ко второй линии траншей и следи за противником. Я буду вот здесь, — он указал на карте местность. — А правее тебя будет действовать Прокофьев.

Шумилин со своей группой разведчиков быстро скрылся в редком лесу. Урманов обернулся к Прокофьеву, тот доложил обстановку.

— Хорошо, — сказал Урманов, выслушав его. — Теперь нам тут нечего делать. Со всеми своими бойцами отправляйся ко второй линии траншей…

Урманов остался с Ликкеевым и Касаткиным. Пробираясь лесными завалами, они втроем пошли вперед Позади них все сильнее разгоралась пулеметно-ружейная стрельба — это рота, посланная Ростовым, сдерживала отступающих финнов. Финны прекратили артиллерийский обстрел. Зато наши орудия били безостановочно. Над головой со свистом летели снаряды и глухо разрывались впереди.

Вскоре Урманову сообщили из группы Шумилина и из группы Прокофьева, что к финнам движется по дороге около роты солдат. Урманов приказал немедленно отойти и занять оборону по обе стороны проселка: нужно было во что бы то ни стало уничтожить это подкрепление финнов, чтобы предотвратить их возможный удар с тыла.

Урманов приказал без его команды огонь не открывать. Он понимал, что в такой обстановке только внезапность и стремительность могут обеспечить удачу.

Из-за поворота показались финны. Они шли очень быстро, почти бежали. Урманов уже видел их потные, испуганные лица, «Пусть дойдут до той разбитой машины, — думал он, не спуская глаз с обгорелого грузовика, — Ударим из автоматов и одновременно забросаем гранатами».

Трудно быть спокойным солдату в такую минуту, когда нестерпимо хочется нажать на спусковой крючок. Но командир неумолим. Он собрал в кулак всю свою волю и молчит до поры до времени. Урманов подпустил финнов на расстояние броска гранаты и только тогда приказал открыть огонь…