При изучении проблемы этнической принадлежности македонян особенно резко выступает Каллерис против болгарских историков Кацарова, Бешевлиева и Ценова, обвиняя их в несостоятельности и тенденциозности научных выводов. По мнению Каллериса, руководимые личными интересами, болгарские ученые, поддерживаемые другими иностранными исследователями, старались во что бы то ни стало доказать, что македоняне не были греками.[89] Вряд ли можно согласиться с такой резкой оценкой крупных исследований болгарских античников. Сам Каллерис в пылу полемики забыл о своем обещании излагать [22] историю объективно и впал в другую крайность. В противовес болгарским ученым он тенденциозно прилагает все усилия, чтобы доказать греческое происхождение македонян.[90] Задуманный в широком плане труд Каллериса еще не закончен, и поэтому судить об окончательных выводах его концепции пока рано.[91]
В советской науке история Македонии и греко-македонские отношения доэллинистического периода разрабатывались далеко недостаточно. За исключением отдельных интересных высказываний в учебной литературе и работ общего характера, мы можем назвать только некоторые исследования, непосредственно относящиеся к данной проблеме. Среди них в первую очередь следует назвать монографию о Демосфене, изданную С. А. Жебелевым в 1922 году, и статью С. И. Ковалева о македонской оппозиции, опубликованную в 1930 году.[92] В этой статье имеется подробный экскурс в историю древней Македонии. Для нас имеет особый интерес постановка автором проблем родоплеменных отношений в Македонии до эпохи Филиппа, политической централизации страны, достигнутой в половине IV века, социального состава македонской армии, социальной борьбы в эпоху складывающегося и затем сложившегося Македонского государства.
В 1954 г. в переводе проф. С. И. Радцига вышли речи Демосфена, снабженные хорошим историко-филологическим комментарием и статьей об афинском ораторе и политическом деятеле.[93] В этой обстоятельной статье биография Демосфена показана на фоне той исторической обстановки, которая характеризовала кризис греческих городов-государств. «Вся жизнь его и деятельность, — пишет С. И. Радциг, — полная упорной борьбы за спасение и свободу родины, имеет глубокий исторический интерес, как живое свидетельство того кризиса, который позднее привел к гибели античный рабовладельческий строй».[94] [23]
Можно указать еще на статью Т. В. Прушакевич «Договор македонского царя Аминты с городами халкидского союза», в которой рассматриваются некоторые вопросы социально-экономического положения Македонии в первой половине IV века до н. э.[95]
В большой литературе об античной Македонии нет ни одной работы, которая бы специально ставила себе целью на конкретном материале македонской истории проследить процесс развития македонских племен от первобытной общины до становления македонской государственности. Решение этой задачи требует выяснения процесса социальной дифференциации македонских племен, их взаимных отношений и определения уровня их производительных сил, приведших в конечном счете к классообразованию и возникновению государства. Возникновение государства в Македонии связывается с эпохой Филиппа и со всеми мероприятиями этого времени, направленными на укрепление сил молодого государства, а также на выполнение этим государством своей внешней функции.
Осуществление Македонским государством своей внешней функции подводит нас к вопросу о взаимоотношениях Македонии с соседями и о столкновении ее с Грецией. В связи с этим македонские завоевания Греции должны изучаться на основании социально-экономических сдвигов, происшедших в самой Македонии, а также на основании социально-экономического кризиса самих греческих государств.
Многочисленные исследования по отдельным вопросам македонской истории не затрагивают основных проблем, связанных с переходом от первобытно-общинного строя к государственному периоду, не показывают той роли, которую сыграл этот общественный скачок в судьбах греческого мира.
Данная работа делает попытку осветить ранний период македонской истории от первобытно-общинных отношений до расцвета древнемакедонского государства. [24]
Глава I. Источники
§ 1. Археологические памятники
Археологическое изучение Македонии началось еще с 60-х годов прошлого века, когда французские ученые предприняли раскопки в этой стране и в соседних с нею областях: Фракии, Иллирии, Эпире и Фессалии.[1] Результаты их усилий были позднее обнародованы в сочинении «Mission archéologique de Macedonie; Paris, 1876 (2 т., текст и таблицы).
Более интенсивно археологические изыскания на македонской земле начались в конце XIX в. и были связаны с деятельностью русского археологического института в Константинополе, открытого 26 февраля 1895 года.[2] Несмотря на то, что основная задача института заключалась в изучении русско-византийских отношений, работники его, под руководством директора Ф.И. Успенского, устраивали научные экскурсии и археологические раскопки.[3] Наиболее важной в научном отношении задачей было признано археологическое изучение долин [25] Вардара и Марицы.[4] В этой работе принимали участие и ученые балканских стран: Г. Кацаров, К. Шкорпил (Болгария), М. Васич (Сербия) и др.[5]
В 1897 году при содействии почетного председателя института русского посла в Константинополе А. И. Нелидова был получен султанский фирман, давший институту разрешение предпринимать археологические изыскания по всей Турецкой империи с условием передачи половины открытых памятников Турции.[6] Первые же экскурсии в Македонию обнаружили чрезвычайное богатство памятников. Летом 1898 г. Ф. И. Успенский поднял вопрос о разрешении институту произвести раскопки возле македонского села Патели.[7] В том же году предприняты археологическим институтом две поездки в Македонию. В экспедиции принимали участие: директор института Ф. И. Успенский, проф. П. Н. Милюков и русский консул в Бишоли А. А. Ростковский. Экспедиции стало известно, что при прокладке рельсового пути между Монастырем и Солониками[8] найдены весьма сходные по своему характеру сосуды и разные бронзовые вещи. Начатые П. Н. Милюковым в присутствии директора института, а затем при участии ученого секретаря Б. В. Фармаковского и члена института А. А. Васильева раскопки дали чрезвычайно важные результаты. Был открыт некрополь галльштадтского периода в Македонии. В нем обнаружены хорошо сохранившиеся скелеты и значительное количество инвентаря. Раскопанные вначале 154 могилы одинакового устройства пролили новый свет на эпоху родового строя этих мест.[9] Раскопки в Патели дали довольно значительное количество предметов из керамики, бронзы и железа.[10] Из бронзы: спиральные фибулы, бусы и привески, кольца, браслеты, пуговки и другие мелкие украшения; из железа: браслеты, шпильки, стержни, щипчики, мечи, ножи, стрелки, наконечники копий; серьги из золота; бусы из сплава бронзы и свинца, бусы из [26] глины, янтаря, из камня; точильный камень, глиняные сосуды и т. д. — всего 593 предмета.[11]
89
Каллерис утверждает, что на решение вопроса об этнической принадлежности древних македонян отразились дальнейшие судьбы самой Македонии. Особенно ярко это проявилось в 1878 г. в месяцы, предшествовавшие Берлинскому конгрессу, и на самом конгрессе. На Македонию стали выражать притязания в особенности ее соседи Болгария и Сербия. Особые притязания выдвигала Болгария, считавшая, что Македония принадлежит ей по праву, поскольку она входит в карту великой Болгарии, навязанной туркам русскими после войны 1877—1878 г.г., но уничтоженной Берлинским договором. Болгария, указывает Каллерис, вела ожесточенную пропаганду с двойной целью: 1) доказать, что Македония населена больше всего болгарами; 2) показать, что Болгария имеет свои исторические права на Македонию. Это отразилось на работах болгарских историков. Они, по мнению Каллериса, старались доказать отсутствие прав на Македонию у греков или свести эти права к минимуму. Они пытались сделать все для себя возможное, чтобы доказать, что Греция не имеет исторических прав на Македонию больше, чем Болгария. Они стали нападать на то положение, что Македония во все времена была обитаема греками. При этом им будто было совершенно безразлично, какова была в действительности национальность македонян, лишь бы она не была греческой. Этим обстоятельством объясняет Каллерис то, что Кацаров доказывал иллирийское происхождение македонян, Ценов — фракийское, а Бешевлиев просто отрицал, что македоняне были греками (Kalléris, p. 40-42). Мы не можем согласиться с мнением Каллериса о том, что представленные болгарскими историками аргументы «не были серьезными и не были получены посредством действительно научных методов» (Там же, стр. 42).
90
Kalléris, р. 66 сл. {В книге цифра сноски не пропечаталась; в электронной версии поставлена примерно там, где могла быть по смыслу. HF}
91
Во втором томе Жан Каллерис обещает дать исследование по македонскому языку в сравнительном плане, македонской религии и о нравах и обычаях македонян.
92
С. Жебелев, Демосфен, Москва-Берлин, 1922; С. Ковалев, Македонская оппозиция в армии Александра. Известия ЛГУ, II, 1930.
93
Демосфен, Речи, АН СССР, М., 1954.
94
Там же, стр. 405.
95
См. Ученые записки Ленинградского гос. ун-та, серия исторических наук, выпуск 21, № 192, 1956, стр. 81-93.
1
Изв. на Болгарского истор. дружество, V, стр. 3; Ф. Папазоглу, Македонски градови у римско доба, стр. 11.
2
Архив АН СССР, ф. 116, оп. 1, № 1, 179, л. 1.
Русский археологический институт в Константинополе прекратил свою деятельность в 1914 г. Вследствие разрыва с Турцией, личный состав института перенес свою работу в Россию (Одесса, Трапезунд, Петроград). Принадлежавший институту богатый книжный и музейный инвентарь был по распоряжению турецкого правительства передан в Оттоманский музей. В Турции остались все коллекции и библиотека института.
По свидетельству Ф. И. Успенского, русский посол М. Н. Гирс и советник посольства К. Н. Гулькевич не приняли никаких мер к спасению ценного имущества Русского археологического института в Константинополе, в результате чего это имущество осталось на месте и было реквизировано. Посол Гирс предъявил Ф. И. Успенскому категорическое требование не подавать туркам никакого повода к мысли о приготовлениях института к эвакуации и, в частности, воздержаться совершенно от укладки вещей и перевозки ящиков на пароходы. См. ЦГИАЛ, ф. 733, оп. 156, ед. хр. 393, 1916, л. 19-20.
3
Архив АН СССР, ф. 127, оп. 1, № 1, л. 20.
4
Архив АН СССР, л. 132.
5
Там же.
6
Там же, № 118, л. 8.
7
Получить разрешение на раскопки было не так легко, встречалось много формальных затруднений со стороны местных властей. Село Патели в Македонии и вся вокруг лежащая земля считались эмляк, т. е. личным уделом султана, поэтому, несмотря на наличие султанского фирмана о разрешении раскопок, Ф. И. Успенскому, кроме согласия Порты и местных властей, нужно было еще заручиться в Константинополе согласием управления султанскими имениями. Это согласие было в конце концов получено.
8
так — HF.
9
См. «Известия русского археологического института в Константинополе», т. IV, вып. 3, София, 1899; т. VI, вып. 1, София, 1900; Археологические известия и заметки, издаваемые императорским московским археологическим обществом, т. VII М. 1899 № 8-10.
10
Архив АН СССР, ф. 116, оп. 1, № 179, л. 5.
Из состава коллекций керамики с. Патели в государственном Эрмитаже в Ленинграде хранится 27 глиняных сосудов. Они были переданы сюда 22 ноября 1936 года (акт № 718).
11
Известия РАИ, т. IV, вып. 3, София, 1899, стр. 151.