- Розита была права… – шепнул Годрик. – Ты действительно меня слышишь…

Отчего-то на душе у волшебника стало немного легче.

Рождество проходило в тишине. Не было ни праздничного бала, ни веселого смеха, ни даже гостей – лишь несколько волшебников приехали поблагодарить Основателей и повидать своих детей. Замок погрузился в странную атмосферу напряжения и тягостного ожидания. Настроение не поднимали даже рождественские украшения: ученики понимали, что их наставники, не смотря ни на что, пытаются устроить для них праздник. Но обстоятельства были не на их стороне.

Приехавших на праздничный пир гостей Годрик встречал в одиночестве. На все вопросы мужчина вежливо отвечал, что Пенелопа себя плохо чувствует, но обязательно выйдет к ним ближе к концу вечера, а в глубине души надеялся, что волшебница найдет в себе силы хотя бы просто показаться вне своих покоев.

После смерти Ричарда женщина сильно сдала. Патрик, как мог, поддерживал мать, но Пенни угасала на глазах. На занятиях Пенелопа держалась из последних сил, даже успехи подопечных ее не радовали. Здоровье волшебницы тоже пошатнулось – она все чаще уставала, все реже покидала свои комнаты и все больше проводила время в одиночестве. К себе в покои она пускала только сына. Иногда Годрик все же умудрялся навестить ее, а потом долго не мог прийти в себя от потерянного вида подруги и ее удрученного состояния.

Когда гости скрылись в Обеденной зале, Годрик с облегчением вздохнул. Пора было начинать вечер, но рыжебородый волшебник все еще с надеждой поглядывал на лестницу – вдруг там появится Пенелопа? Когда мимо него прошел светловолосый юноша, Годрик проворно схватил его за край рукава.

- Как Пенни?

- Плохо… – честно ответил Патрик. – Она почти ничего не ест, не встает, плохо спит. Я дал ей настойку бадьяна и валерьяны, но пока все безрезультатно.

- Она очень его любила, – промолвил Годрик. – Знаешь, пожалуй, из всех нас она была той, кто был счастлив и здесь, и дома. Ей и Кандиде удавалось быть и Основателями, и самими собой, у них были семьи, дети, все то, что должно быть у человека. Мы с Салазаром так никогда не могли.

- Мама всегда ставила семью превыше всего остального. Дети и ее ученики – вот что всегда было для нее важно. За это ее и любят.

- Она спустится? – Патрик пожал плечами.

- Не знаю…

Печально глянув на своего наставника, юноша скрылся в Обеденной зале. Годрик еще долго провожал его взглядом, шагнул к дверям и остановился, прислонившись плечом к косяку. Вид почти полностью пустого стола Основателей заставил его печально вздохнуть. Куда делись те дни, когда они вчетвером разговаривали за этим столом за вечерней трапезой, обсуждали совместные планы и успехи их учеников?

Резко повернувшись, Годрик свернул на лестницу, спустился на цокольный этаж и, пройдя по коридору, остановился перед жилыми комнатами. Темная дверь из медового дерева с латунной ручкой была накрепко закрыта, это Годрик знал наверняка. Мужчина мгновение постоял в тишине, собираясь с мыслями, потом взялся за ручку, на всякий случай попробовал открыть дверь – неудачно, а затем коротко постучал.

- Пенни! Открой, пожалуйста, – попросил он. Ответа он не услышал. – Пенни, я знаю, ты не хочешь никого видеть. Я помню себя после того, как потерял Розиту. Я закрылся от всех, не желал ничего слышать и видеть, лишь бы просто забыть эту боль, ты же помнишь? Но правда в том, что в одиночку от скорби не избавиться. В конце концов, однажды она может затопить тебя с головой, слышишь? Я прошу тебя, позволь помочь. Тебе не нужно переживать это одной, когда рядом есть люди, которые могут тебя понять.

Пенелопа не ответила. Годрик прислушался, но за толщей двери было тихо и как-то холодно, словно все окна были открыты нараспашку, и камины не справлялись с обеспечением тепла. Годрик еще раз подергал ручку. Заперто.

- Пенни? Пенелопа, открой!

Позади волшебника вдруг раздались шаги, и он обернулся. К нему направлялся Патрик. Завидев Годрика, юноша напрягся и ускорил шаг.

- Что случилось?

- Она не открывает, – сообщил Годрик, выхватывая из рукава волшебную палочку и наставляя ее на дверной замок. – Алохомора!

Дверь щелкнула и медленно отворилась наружу. Быстро потянув на себя створку, Годрик ворвался внутрь.

Окна и впрямь были открыты настежь. Огонь в камине потух от гуляющего по покоям ветра, светлые шторы взметались от ледяных порывов, зеркала и стекла покрылись морозной дымкой, а растения на полках зябко тянули друг к дружке замерзшие листочки и веточки.

Пенелопа лежала в постели, укутавшись в бежево-черное одеяло, как в кокон. Годрик быстро преодолел разделявшее их расстояние и присел на краешек кровати. Перина жалобно скрипнула, но волшебница даже не обратила внимания на мужчину. Закрыв все окна, Патрик в замешательстве замер неподалеку от двери.

Осторожно протянув руку, Годрик коснулся ладони Пенелопы. Горячие пальцы буквально обожгла ледяная кожа, но маг не отдернул руку, лишь крепче сжал ее запястье и слегка потряс женщину.

- Пенни!..

Годрик понял, что было не так, когда не почувствовал под своими пальцами биения жилки, той, что в основании запястья. Зеленые глаза волшебника изумленно расширились, Годрик наклонился ближе, коснулся холодного женского лица… Патрик у дверей все понял раньше, чем это признал сам Гриффиндор.

- Так не должно было быть… – зашептал он, горячие слезы побежали по его щекам и закапали на покрывшийся инеем ковер.

- Пенни… – тихим шепотом позвал Годрик, но надежда мужчины уже угасла. Глубокая складка залегла между его бровей, ладони сжались в кулаки – волшебник изо всех сил сдерживал свои эмоции и слезы. – Я знаю, ты еще слышишь меня… Не бросай меня, Пенни. Только не ты. Вернись ко мне, слышишь? Вернись ко мне…

Крупные хлопья снега, медленно кружась в холодном свете звезд, опускались на обледеневшую землю, неся с собой дыхание зимы и рождественское волшебство, которое Пенелопа Пуффендуй уже не могла увидеть.

- Вам необязательно уезжать, – почти умоляюще проговорил Патрик. – Вы нужны нам как никогда. Ребята Вас очень любят, да и никто из нас не знает магическую защиту лучше, чем Вы. Может, все же останетесь?

- Я не могу, Патрик. – Годрик подхватил с земли сумку, закрепил ее у луки седла и повернулся к юноше. – Мое время прошло, время Основателей прошло. Мы положили начало этой школе, отдали самих себя ее созданию. Теперь твой черед.

- Что, если я не справлюсь? – спросил молодой волшебник. – Я не просил об этом…

- Мы тоже не просили, – тепло и как-то немного грустно улыбнулся Годрик. – И все же это была наша судьба. И мы тоже не были готовы. Но именно это означает, что ты справишься. Просто верь в себя и своих учеников. Верь в Хогвартс.

Он пошел прочь, туда, где стоял уже готовый к дальней дороге конь. Патрик с печалью смотрел вслед волшебнику. Все было кончено. Основатели распались, и последний из них покидал замок, ибо тяжесть воспоминаний была слишком велика. И Патрик не мог его винить.

С похорон Пенелопы прошли неполных две недели, но Хогвартс все еще скорбел. Юноша подозревал, что эта скорбь не пройдет быстро, и кто-то должен будет поднять школу с колен. Что ж, если таково последнее желание Годрика Гриффиндора, этим кем-то будет он.

Когда рыжебородый волшебник забрался в седло, Патрик вдруг понял, чего ему не хватало в его облике.

- Ваш меч. Вы оставили его здесь?

- Каждый из нас оставил в Хогвартсе частичку себя, – промолвил Годрик. – Если случится так, что Хогвартс будет в опасности, этот меч пригодится тебе и ребятам больше, чем мне. У меня только одна просьба – когда этот меч окажется в чьих-то руках, не сомневайтесь в том, что этот человек может быть недостоин. Им сможет владеть только истинный гриффиндорец.

- Но где Вы его спрятали?

Годрик лукаво улыбнулся, и на секунду Патрик увидел того веселого и насмешливого мужчину, каким он был в их первую встречу.

- Береги наше наследие. Особенно Распределяющую Шляпу. Она куда ценнее, чем может казаться на первый взгляд.