Изменить стиль страницы

Во имя волшебного мира я предаю себя вечности.

- Ты сделал все, что мог, чтобы сделать этот мир лучше, – шепнула Пенелопа, поднявшись с колен. – Тебя будут помнить, я обещаю…

Последний раз окинув обелиск взглядом, волшебница отвернулась и пошла прочь с поляны, по пути мягко коснувшись плеча Годрика. Всю церемонию мужчина не проронил ни слова, лишь стоял и неотрывно смотрел на могилу своего друга, словно боясь поверить в то, что его больше нет.

Все это казалось каким-то нереальным, бредом. Но Годрик понимал, что этим всего лишь успокаивает себя.

Подождав, пока Пенни отойдет под деревья, рыжеволосый волшебник подошел ближе к надгробию и замер, крепко сжав руки в кулаки и нахмурившись.

- Прости, что не приходил раньше, – начал он. – Знаешь, я винил тебя во всем, в чем только мог. В смерти Розиты, в наших с тобой размолвках. Мне было проще обвинить тебя, чем взять всю ответственность на свои плечи. Я просто не хотел верить в то, что сам во многом повинен. – Годрик перевел дух и закрыл глаза. – Наверно, я никогда не понимал тебя так, как она. Я считал твои эксперименты обычным чудачеством, но она видела в них будущее. Наверно, ты не знаешь, но я долго не мог смириться с тем, что она тебя полюбила. У меня столько раз чесались руки, я даже со счета сбился. А потом я увидел, как она расцветает рядом с собой… Я долго не мог смириться, хотя любил вас обоих. Но потом понял, что так будет неправильно, что я не должен стоять на вашем пути. Но пришел я к этой мысли слишком поздно… Слишком долго я был для вас помехой, слишком долго вы с Рози скрывали свои чувства, не желая ранить меня. И все это моя вина. Я виноват в том, что произошло. Только я…

Где-то неподалеку закричала выпь, отчего Годрик вздрогнул. По щеке скатилась и затерялась в отросшей бороде одинокая слеза.

- Знаешь, я так много тебе не сказал… Прости меня, за то, что вынудил тебя уйти, за мои слова. За то, что ни разу не написал и не приехал… Розита не раз уговаривала меня извиниться, говорила, что ты услышишь меня, даже теперь. Прости, что делаю это только сейчас… Прости меня, Салазар, друг. Мне, правда, очень жаль…

С потемневших небес вдруг закапал дождь, как если бы природа тоже скорбела о безвременно ушедшем волшебнике. Еще мгновение Годрик стоял в полном молчании, под набирающим силу дождем, потом выпрямился, кивнул, глядя на обелиск, и медленно направился прочь. А каменные змейки печально смотрели ему вслед, и осевшие на них капли дождя напоминали горькие слезы.

- Аккуратно обрезайте только верхние листочки, – распоряжалась Пенелопа, проходя между столами. Ученики старательно выполняли задание, пытаясь дотянуться до макушки самого высокого куста. – Старайтесь, чтобы листья и сок не касались вашей кожи – не забывайте про яд алихоции. Кто мне скажет, в чем опасность алихоции?

В воздух взметнулись несколько рук.

- Николас!

- Сок алихоции вызывает нервный смех,– ответил мальчонка с русыми волосами. – Иногда он может перерасти в депрессию и хроническую истерию, тогда от него помогает только патока ипопаточника.

- Все верно. Но мало кто знает, что и сам ипопаточник не так прост: патока, которую он производит, в неверной пропорции лишь усугубит истерию и добавит к ней уныние и меланхолию. Но об этом вам лучше расскажут на уходе за волшебными существами. Все надели перчатки? Тогда продолжайте.

Уроки были отрадой Пенелопы. Ей нравилось наблюдать за детьми, видеть их полные восхищения лица и знать, что она приносит пользу. Да и самим детям нравилось изучать растения: от простых бубонтюберов до ядовитой тентакулы.

Конечно, теперь все было совсем иначе. В Хогвартсе стало намного тише, больше не слышались перебранки двух старых друзей, не было насмешек и язвительных замечаний. Лишь тишина и мелкие стычки между двумя некогда дружными факультетами, которые с каждым днем становились все чаще.

Когда в комнату вошел Годрик, Пенелопа не заметила. Вид у рыжебородого волшебника был до крайности подавленный, отчего у женщины сразу защемило сердце. Что-то было не так, но что, она не знала. И, по правде сказать, знать и не хотела.

Бросив на детей быстрый взгляд, Годрик выразительно поднял бровь. Пенни кивнула.

- Ребята, оставьте перчатки при выходе, кусты не трогайте. Можете идти в Обеденную залу.

С интересом поглядывая на Гриффиндора, ученики потянулись к выходу, собирая листы пергамента и книги. Терпеливо подождав, когда последний ученик выйдет из теплицы, Годрик аккуратно прикрыл дверь и обернулся к волшебнице. В зеленых глазах мужчины блестело отчаяние.

- Пенни… присядь, пожалуйста.

Пенелопа, чуя недоброе, села на краешек стула.

- Что случилось? – вмиг севшим голосом поинтересовалась она.

- Ты только не нервничай… – забормотал Годрик. – Мне написала Магдалина.

- Почему она написала тебе? – недоуменно переспросила женщина.

- Не хотела тебя сходу волновать, решила сначала все рассказать мне… Пенни… – он вновь замялся. – Ричард… он скончался сегодня ночью… Мне жаль…

Пенелопе показалось, что в груди вдруг что-то оборвалось, сердце остановилось, а легкие сжались настолько сильно, что было невозможно продохнуть. Годрик присел на корточки рядом с ней, взял волшебницу за руку и сжал ее.

- Этого не может быть… – наконец выдохнула Пенни. – Нет, я не верю… нет…

Годрик долго не мог ее успокоить – весть оказалась настолько неожиданной, что почти довела Пенелопу до истерики. В конце концов, мужчина поднял волшебницу на руки и отнес на кухню, где домовики принялись отпаивать ее чаем с корнем валерьяны. Сам Годрик еще немного посидел рядом с женщиной и, лишь убедившись, что ей стало немножко лучше, тихонько вышел в коридор, где и остановился в нерешительности. Идти в башню волшебнику не хотелось, рассказывать все Розите тоже. Еще мгновение постояв, Годрик быстрым шагом прошел по коридор, взлетел по лестнице и вышел из замка.

Он шел, погруженный в свои мысли, почти не разбирая дороги, не обращая внимания ни на встречных учеников, ни на кружащих неподалеку птиц. От раздумий его отвлек лишь яркий блеск, и Годрик огляделся.

Он сам не знал, почему пришел именно к озеру, ноги сами его привели. Годрик вспомнил, как Рози, Кандида и Пенелопа любили устраивать здесь посиделки, пока он и Салазар тренировались в бою на мечах: от сильных ударов и тяжести его серебряного меча у него потом долго болела рука. Как давно это было… Они были молоды, импульсивны, немного наивны и полны желания привнести в магический мир что-то лучшее. Кто из них знал, что на пути к исполнению их мечты они потеряют так много?

Волшебник пошел вдоль кромки воды, глядя на легкую рябь и мелкие гребешки волн от щупалец кальмара. Он помнил, как они впервые наткнулись на это место. Не верилось, что с тех пор минуло столько лет. А еще он не хотел верить в то, что людей, с которыми он начал этот путь, больше не было.

- Салазар… – прошептал Годрик. – Ты не представляешь, как мне тебя не хватает. Ты бы точно нашел выход, понял бы, как лучше поступить, а я… Знаешь, мне начинается казаться, что я проклят, что все, кого я знаю, кем дорожу, умирают из-за меня. И самое страшное, что исправить это я не могу… Что если это действительно так? И Рози, Канди и ты сам погибли по моей вине? Я не могу перестать винить себя, пусть во всем этом больше обстоятельств, чем моего вмешательства… Тогда почему я продолжаю винить себя? Даже сейчас?

Где-то совсем рядом с ним громко хрустнула ветка, и Годрик схватился за волшебную палочку. В нескольких футах от воды, в тени деревьев стоял белоснежный единорог и внимательным взором наблюдал за мужчиной. Голубые глаза в свете дня казались почти бездонными, а взгляд был настолько осмысленным, что Годрик невольно удивился мудрости этого животного.

Еще немного поглядев на волшебника, единорог коротко всхрапнул, склонил голову и медленно скрылся за ветвями. Мужчина припомнил, как Пенелопа отпустила жеребенка единорога – подарок Розите и Салазару на их помолвку.