- В самом деле дураки,-повторил Вовка.-Ты посмотри туда.
Дима посмотрел туда, куда указывал Вовка.
В самом конце коридора возле актового зала висел большой кумачовый лозунг и на атом лозунге большими белыми буквами было написано:
«СЛАВА ДОБЛЕСТНЫМ СОВЕТСКИМ ВОИНАМ!»
Ну и что ж тут такого? Дима и без плаката знал, что сегодня День Победы.
Утром отец Димы уходил на работу и надел все свои ордена - и Красного Знамени, и Звезды, и серебряный солдатский орден Славы.
Дима еще тогда вспомнил, что у отца и вообще у всех советских людей сегодня праздник.
Но Дима все-таки не понимал, при чем тут тетрадки и ручки.
А быть дураком Дима не хотел. Он стоял посреди коридора и делал вид, что ему уже все давно понятно, только он не хочет говорить о таких пустяках.
- Ну что, дошло наконец? - спросил Вовка.- Теперь понял? Я первый догадался, что это они нам сюрприз сделали.
- Тоже загнул! Так они и сделают тебе сюрприз. Держи карман шире!
- Ничего я не загнул,-упрямо сказал Вовка.- Ты сам загнул. Сегодня наш мужчинский день. Раз мы мужчины, значит, мы тоже будем солдатами и будем всех защищать, и женщин тоже.
Вовка был большим фантазером и порой отливал такие пули, что все за голову брались.
Но сейчас в словах Вовки было что-то похожее на правду.
Дима не хотел сразу сдаваться. Он хмыкнул в ладонь и спросил:
- И Светку Ложкареву тоже будешь защищать?
Вовка подумал малость, стрельнул глазом на приятеля и сказал:
- Если она будет не вредная, тоже будем защищать, а если будет вредная, тогда не будем. Верно?
В коридоре снова затрещал звонок, и все повалили в класс слушать про древних римлян и про то, какая была у них империя.
Историчка Ольга Александровна про римлян начала не сразу. И это вполне понятно, потому что римляне - это римляне, а русские - это русские.
Ольга Александровна сначала рассказала про войну с фашистами, про славный День Победы и, конечно, про памятник советскому солдату в Берлине.
И, казалось, все видели перед собой этого солдата с маленькой немецкой девочкой на руках.
Будто легкий комочек пуха, девочка доверчиво прижималась к своему спасителю. Она знала - это самый мужественный и самый добрый во всем мире человек.
В классе было очень тихо. Только слышалось порой, как вздыхала Тоня Капустина, которая сидела за первой партой. У Тони погиб на фронте отец, и теперь она не могла спокойно слушать, когда вспоминали про войну.
Ложкарева то и дело оборачивалась и поглядывала на Диму.
Дима примерно догадывался, о чем говорил ее взгляд:
«Мы к тебе вот как относимся, а ты к нам вот как… Сегодня ты хочешь меня поколотить. Но я тебя все равно не боюсь, потому что ты не мужчина и не солдат, а самая настоящая шляпа…».
Дима понимал, что Светка была права, и ему было стыдно смотреть ей в глаза.
Но вот окончился урок, и все начали собирать учебники.
Вовка Сорокин не торопился. Застегивал и снова расстегивал портфель, искал что-то под партой.
Дима догадывался, что Вовка просто тянет резину и не хочет идти вместе с ним колотить Светку.
Дима не подгонял приятеля, и они вышли из класса самые последние.
У подъезда Вовка снова замялся. Повертел в руках портфель, посмотрел куда-то поверх Диминой головы и сказал:
- Давай лучше по Ленинской пойдем. Может, солдат увидим. Они там всегда ходят…
Дима понял Вовкин маневр и тут же согласился. Ему уже и самому расхотелось идти по Садовой, где жила Светка.
«Все-таки сегодня День Победы»,- оправдывался он.
Приятели свернули направо и скоро вышли на самую большую и самую красивую в городе улицу Ленина.
Из-за крыш светило из последних сил вечернее солнце. Вокруг все стало розовым - и витрины магазинов, и бегущие куда-то вдаль троллейбусы, и высокая, похожая на граненый стакан будка милиционера.
На углу Ленинской и Пушкинской Вовка остановился и стал прислушиваться.
- Ты чего? - спросил Димка.
- Ничего, кажется, солдаты идут…
Издалека и в самом деле доносилась песня.
Сначала едва слышно, потом все громче и громче.
Солдаты ходили по Ленинской почти каждый день.
Если под мышками у них были свертки, значит, они шли в баню, если с винтовками и деревянными мишенями - на ученье.
Дима и Вовка подождали немножко и увидели солдат.
Сегодня у них не было ни свертков, ни винтовок. Они были в новеньких, с неразглаженными складками гимнастерках и в надраенных до черного сияния сапогах.
Наверно, они шли в кино, а может быть, даже в цирк, где сегодня выступали молдавские наездники Рогальские.
Справа, зорко поглядывая на солдат, шел капитан с боевыми орденами на кителе. Наверно, этот капитан не раз ходил на фашистов с автоматом в руках. Глаза у него были строгие и синие, а через всю щеку тянулся шрам.
Грох, грох, грох, - стучали по мостовой тяжелые, подкованные железками солдатские сапоги.
Когда строй прошел мимо, Дима и Вовка спрыгнули на мостовую и пошли за солдатами, звонко припечатывая шаг.
Капитан с орденами на кителе сразу заметил, что строй стал немножечко больше, но он ничего не сказал им и не прогнал их.
Капитан знал, что они тоже мужчины и тоже хотят быть такими, как солдат с девочкой на руках в немецком городе Берлине. Он только поправил свою боевую фуражку и специально для Димы и Вовки суровым командирским голосом приказал:
Левой, левой!
ВОРОБЬИНАЯ СТОЛОВАЯ
Мать пришла с базара и начала выкладывать покупки на стол. В большой, сплетенной из красных прутиков корзине было много всякого добра: и лук, и картошка, и квашеная капуста, и орехи, и даже мандарины. Ира и Андрей уже успели расколоть по одному ореху и принялись очищать мандарины, а мать все запускала и запускала руку в корзину.
И вот, когда все уже думали, что в корзине больше ничего нет, мать еще раз запустила туда руку и вынула большущий кусок мяса.
- Ого! - удивился отец.-Прямо целый баран!
- Ничего,-сказала мать.-Теперь зима, не испортится.
Она сняла с гвоздя сеточку, затолкала в нее мясо и вывесила за форточку на мороз.
Не успела мать слезть с подоконника, как внизу, возле огромного сугроба, уже сидела собачонка Катушка. Три дня назад мать вывешивала сеточку за окно и уронила вниз кусок колбасы. Катушка тут же подхватила колбасу и слопала. Теперь Катушка вспоминала этот случай и ждала, что с неба снова свалится что-нибудь вкусное и она бесплатно позавтракает.
Но с неба, конечно, ничего не падало. Катушка посмотрела на сетку с мясом, обиженно вытерла морду лапой и ушла восвояси.
Разве с такого склада что-нибудь достанешь? Туда не только собака, туда даже кошка не допрыгнет.
Мать и все остальные тоже думали, что мясо лежит в надежном месте и туда никто и никогда не доберется.
Но люди жестоко ошиблись.
На следующее утро, когда Андрей пришел на кухню умываться, на сетке, уцепившись коготками за веревочки, сидел большой серый воробей с общипанным хвостом.
Он разрывал клювом газету и клевал мясо.
- Кыш! - крикнул Андрей и постучал пальцем по стеклу.
Воробей вспорхнул, покружил немного возле сараев, а потом снова примостился на свертке и начал, что называется, уплетать мясо за обе щеки.
И тут Андрей не выдержал такого нахальства. Ом взял щепку, открыл форточку и хотел стукнуть воробья по чем попало.
В это время в кухню вошла мать. И конечно же. она отобрала у Андрея щепку и не разрешила ему стукать воробья по чем попало.
- Стыд и позор! - сказала она. - Позор и стыд! Разве можно обижать птиц?
Мать усадила Андрея на стул и начала объяснять ему, почему нельзя разорять птичьи гнезда, стрелять в птиц из рогаток.
- Ласточка ловит за лето целый миллион мух и комаров,- сказала мать.- И если бы не было ласточек и других птиц, тебя бы уже давно съели комары. Понятно?