Но Димку будто ветром сдуло.
Лесорубы обошли вокруг весь остров.
Всюду была вода. Живое черное кольцо с каждой минутой затягивалось все уже и уже. Река наступала на остров со всех сторон.
Они вновь пришли к палатке.
Лука разгреб веткой догоревший костер. Вокруг, озарив на миг лица людей, разлилось жаркое огненно-красное сияние.
- Братцы, а где же наш Димка? - спросил Лука, прикуривая от маленького, стынувшего на глазах уголька.
Все принялись кричать, звать беспутного Димку.
- Димка-а!
- Димка-а-а!
- Димка-а-а-а!
Но тайга не откликалась. Только по-прежнему слышался глухой сдержанный плеск разгулявшейся реки.
Где же он, в самом деле?
И вдруг откуда-то с вышины донесся слабый, заикающийся голос.
- Л-лорды, я ту-ут…
Глеб задрал голову и увидел Димку.
Скрючившись в три погибели от страха и стужи, Димка сидел на верхушке толстой корявой лиственницы. Внизу валялись брошенные при отступлении валенки и полушубок.
- Слазь! - кратко крикнул беженцу Лука.
Димка опустился чуть-чуть пониже, обхватил лиственницу, будто клещами, длинными ногами.
- Л-лорды, там в-вода, я б-боюсь.
После долгих уговоров Димка сполз на землю и тотчас полез в полушубок.
- Л-лорды, я з-замерз, разведите к-костер.
Но какой там костер!
Вода шумела уже совсем рядом. По ложбинкам затекали на поляну юркие, как лесные ящерицы, ручейки.
Что же делать? Забраться, как Димка, на лиственницу?
Но хорошее дело - «забраться»!
А полушубок и валенки?
Разве в полушубке влезешь?
Замерзать на дереве или тонуть ни с того ни с сего в реке никто не хотел.
На поляне, не смолкая ни на минуту, стоял тревожный гул голосов.
Отогревшись в тулупе, Димка наседал на Луку:
- Л-Лука, н-надо действовать! Ты почему м-молчишь, Л-Лука!
Ну до чего все-таки глупый этот человек, Димка. «Действовать»!
Сам ничего придумать не может, а пристает. Это еще счастье, что с ними был такой решительный человек, как Лука.
Лука даже ничуть и не растерялся.
Отстранил Димку рукой и громко сказал:
- Тише, ребята, не волнуйтесь!
Лука решил все очень просто и очень быстро.
Вырубить из тонких березок жерди и привязать к двум стоящим рядом лиственницам. Одна жердь справа, а другая слева. На таких полатях не только сидеть, на таких полатях, если хочешь, танцевать можно.
На поляне закипела работа. Прошло каких-нибудь полчаса, и высотные дома были готовы. Жерди привязали к лиственницам гибкими березовыми ветками, а вместо перин постелили пышные и мягкие сосновые лапы.
Сначала они побросали в новые квартиры полушубки и валенки, а потом, подсаживая друг друга, полезли сами, В каждой квартире разместилось по четыре человека.
Но лучше всех, пожалуй, устроились Лука, Сережа Ежиков, Зина-Зинуля и Глеб.
Лука прикрепил к деревьям еще пару жердей, и теперь у них получилось что-то очень похожее на кресло или длинный диван со спинкой.
Ребята ожили. Послышались веселые шутки.
Воспрянул духом и Димка Кучеров. Беспечно болтал ногами на своем высоком насесте и, подражая индейцам, выкрикивал какую-то боевую, воинственную песню.
Горбоносый, с пучком длинных растрепавшихся волос на голове, он и в самом деле походил на вождя дикого племени из книги Фенимора Купера.
Но вот луна ушла за деревья, и от этого в тайге стало как-то сразу тихо и грустно.
Сколько сидеть им еще на деревьях - день, два, а может быть, целую неделю?
Только вчера Федосей Матвеевич привез продукты, и теперь, наверное, о лесорубах вспомнят не скоро. Пока то да се, как раз ноги от голода протянешь или бабахнешься ночью с дерева.
Вода беспрепятственно разливалась по тайге. С неба посыпал мелкий снежок. Где-то далеко, за темным гребешком леса, вспыхивали зарницы.
Глеб присмотрелся и понял, что это вовсе и не зарницы. Это вспыхивали быстрые, живые огни электрической сварки на строительстве железнодорожного моста.
Тайга жила своей новой, хорошей жизнью.
И, хотя Глеб ничего не видел из-за густых деревьев, он ясно представлял все, что тут происходило.
Лязгая гусеницами, стаскивали с просек тяжелые сосны трелевочные тракторы; в стороне бил ковшом в мерзлую землю экскаватор, а еще дальше, видимо у Трех Монахов, пыхтели маневровые паровозы.
И оттого что рядом была жизнь, рядом были свои, близкие, родные люди, у Глеба стало немного легче на душе.
Он запахнул покрепче полушубок, склонил голову на плечо Луки и незаметно уснул
Проснулся Глеб перед рассветом. Вокруг все было бело от снега. Рядом с Глебом, на том месте, где был Лука, сидела Зина-Зинуля и тихо всхлипывала.
На жердях лежала аккуратно сложенная одежда Луки и старые, подшитые войлоком валенки.
- Лука! - вскрикнул Глеб. - Лучок!
Зинуля притянула к себе Глеба, прижалась к его лицу мокрой щекой:
- Не бойся, Глеба, он там… Ты не бойся…
Глеб ни о чем не расспрашивал Зинулю.
Сидел рядом и смотрел в ту сторону, куда уплыл Лука.
Одна за другой гасли в вышине звезды. С далеких гор потянул зябкий, пронизывающий шелоник. Тихо вокруг. Только слышно, как мерно шлепаются внизу волны, сталкиваются и разбегаются по сторонам рыхлые тонкие льдинки.
Застигнутые водой, проплыли на большой черной коряжине двое серых облинявших зайчишек.
Над тайгой поднималось солнце. Зарумянились макушки сосен и лиственниц, загорелись на березках жухлые прошлогодние листья.
Грустная, примолкшая сидела Зинуля. Тревога и ожидание застыли на ее осунувшемся, усыпанном веснушками лице. Глебу было очень жаль Зинулю, хотелось сказать, что теперь он на нее не сердится. И, если Лука неравнодушен к ней, пускай так и будет. Он ничего не имеет против…
Но что это? Вдалеке, там, где сливались новое и старое русла реки, послышалось прерывистое татаканье мотора.
- Наши! - тихо вскрикнула Зинуля. - Это наши!
И тотчас на деревьях поднялся шум и гам:
- Наши!
- Наши!
- Наши!
Не находил себе места от радости Димка Кучеров. Дрыгал своими длинными ногами, воинственно размахивал над головой огромной, как сорочье гнездо, шапкой.
- Лорды, бледнолицые братья! За нами плывет пирога!
Та-та-та, - неслось в ответ. - Та-та-та, та-та-та…
Виляя меж деревьев, на помощь десятиклассникам шла моторная лодка.
Глава двадцатая
- Димку стригут!
- Димку стригут!
Эта весть мгновенно облетела весь поселок. Никто не хотел верить, что Димка расстается с длинной поповской шевелюрой.
- Неужели стригут?
- Пропасть на месте, если вру!
Глеб и Варя первыми прибыли на это потешное зрелище.
Закутанный простыней, Димка сидел посреди поляны на низенькой табуретке и покорно ждал своей участи.
Сережа Ежиков, который наловчился в последнее время стричь и брить, как настоящий парикмахер, не торопился.
Он ходил вокруг Димки, пощелкивая портновскими ножницами, примеривался, откуда отхватить клок.
- Чего ты ходишь? Стриги! - взмолился Димка.
Сережа зашел справа, поддел расческой густую, пепельно-рыжую прядь:
- Вас под полечку?
- Стриги-и! - простонал Димка.
Чик-чик-чик, - неторопливо защелкали ножницы. - Чик-чик-чик…
Сегодня Сережа Ежиков стриг как-то странно.
Вначале он обработал правую половину головы, затем подумал, ткнул Димке под нос мыльной кисточкой и сбрил узенький курчавый ус.
- Ты как стрижешь? - подозрительно спросил Димка, выпутывая руки из-под простыни.
- Сиди-и, - протянул Сережа. - Как умею, так и стригу.
Сережа чикнул еще несколько раз ножницами, отошел в сторону и начал придирчиво смотреть на свою работу.
И тут толпа, обступившая Димку, охнула, застонала и начала хохотать:
- Аха-ха-ха! Охо-хо-хо!
Глеб подобрался поближе, глянул на Димку и тоже залился неудержимым смехом. Уже слезы выступили на глазах, уже кололо в животе, а он все хохотал и хохотал.