Драндулет стоял на своих высоких жилистых ногах и слегка покачивался. Казалось, дунет ветер, и он кубарем полетит в траву.

- Расставляйте ему ноги! - крикнул Димка.

Глеб и Варя ухватились руками за плотные, покрытые длинной, свалявшейся шерстью бабки и расставили циркулем ноги Драндулета.

Димка отошел в сторону, издали следил за каждым вздохом Драндулета.

- Как ты думаешь, - спросил он Глеба, - не упадет?

Но тут произошло невероятное.

Драндулет вскинул морду кверху, ощерил зубастую с розовыми губами пасть и заржал так зычно, с такими могучими густыми перекатами, что Глеб невольно зажал уши.

Не успели они опомниться, Драндулет взвился свечой, ударил копытами в землю и, выворачивая огромные, как тарелки, комья дерна, помчался вперед через кусты и болота.

Только к вечеру бывший утопленник, вволю нагулявшись и натешившись в тайге, пришел на конюшню и покорно стал в стойло.

В этот же вечер комсомольцы собрались возле «конторы» на закрытое комсомольское собрание.

Глеб тоже хотел послушать, но Лука прогнал его и сказал, чтобы он не подходил к «конторе» на пушечный выстрел.

Глеб был совсем одинок. Варя не показывала глаз из вагона. Она сидела возле деревянной зыбки, нежно смотрела на девочку, которая весила четыре килограмма двести пятьдесят граммов, и вполголоса напевала песню «Славное море, священный Байкал…»

Из окна Глебу хорошо была видна «контора» и длинный, застеленный красным кумачом стол на поляне.

Неярко горел в ночной мгле фонарь. С черного неба, будто снег, летели и летели на огонек легкие, юркие мотыльки.

Около стола, опустив руки по швам, стоял Димка Кучеров и что-то долго рассказывал собравшимся.

Что говорил Димка, Глебу не было слышно, но он и так все прекрасно знал… Комсомольское собрание по пустякам собирать не станут…

В вагон пришли Лука и Сережа. Сели на кровати и снова начали говорить про Димку, про его мышцу и про то, какой он бессовестный лентяй.

Из разговоров этих Глеб понял, что Димку хотели вначале прогнать со стройки, а потом пожалели его и решили написать про все Димкины художества отцу, который служил где-то в армии.

Глеб и Сережа легли спать, а Лука достал из чемодана тетрадку и сел к столу.

Керосиновая лампочка озаряла лицо Луки. Было оно какое-то очень задумчивое и грустное.

Скрипело в ночной тишине перо.

Глеб смотрел на брата и думал, что было бы очень хорошо вообще не писать и не отправлять это письмо Димкиному отцу.

Непонятно почему, но ему было жаль несчастного Лорда.

Глава четырнадцатая

Тетрадка геолога, которую Георгий Лукич отдал начальнику, пошла гулять по рукам.

То один читает, то второй, то третий…

Не дождавшись ответа, Георгий Лукич разозлился и бухнул куда надо телеграмму.

В этот же вечер пришел ответ.

«Дневник тщательно изучается тчк Ближайшее время будут сделаны соответствующие выводы тчк Сердечный привет».

Но Георгия Лукича не успокоили ни эти «тчк», ни «сердечный привет». Он сидел возле «конторы» с телеграммой в руках и курил одну папиросу за другой.

За этим скучным занятием и застал Глеб Георгия Лукича.

Глеб пришел к Варе, чтобы узнать, какие назавтра задали в школе задачи по арифметике.

Уже три недели они ходили с Варей в школу, в то самое село, где летом лежала в больнице Варина мать.

Увидев Глеба, Георгий Лукич бросил папиросу и спросил:

- К Варе пришел? Погоди немного, девчонку укачает.

В приоткрытой двери «конторы» Глеб увидел краешек занавешенной марлей зыбки и протянутую руку Вари.

Она сидела около сестрички и пела тоненьким и уже чуть-чуть охрипшим голоском про Иртыш и объятого думой Ермака.

Глеб понял, что появился не вовремя, и сказал, что он пришел вовсе и не к Варе, а пришел просто так… Но Георгий Лукич даже не выслушал его до конца.

- Пойди позови Луку, - сказал он. - Пусть немедленно идет.

Глеб отправился разыскивать Луку.

Работа уже кончилась, и найти Луку было нелегко. Глеб прикинул, где в это время может быть Лука, и решил для начала заглянуть в вагон Зины-Зинули.

Наверняка сидят рядом и готовятся в свой заочный институт.

Глеб не ошибся. Он заглянул в окошко и увидел брата.

Лука и Зинуля ничего не писали и не решали. Они просто сидели возле стола; смотрели друг на друга и молчали.

Тоже занятие себе нашли!

Глеб деликатно кашлянул, сказал, чтобы Лука бросал все и немедленно шел к Георгию Лукичу.

Выполнив задание, Глеб отправился к «конторе» вслед за Лукой. Он стоял неподалеку, ждал, когда мать раскрепостит Варю, и слушал, между прочим, о чем говорят Лука и Георгий Лукич.

Лука и Георгий Лукич говорили о тетрадке, о том, что ждать больше нельзя и, пожалуй, надо послать новую телеграмму и разбомбить кого-то в пух и прах.

Разговора Глеб до конца не дослушал. Георгий Лукич заметил его и сразу же прогнал.

- Иди, иди! - прикрикнул он. - Нечего тут…

Глеб уже кое-что знал про эту тетрадку. Куда ни пойдешь, только и слышно - «тетрадка, тетрадка, тетрадка»…

В тетрадке, которую нашел Глеб, геолог писал про строительство железной дороги.

Дорогу эту хотели прокладывать вокруг Трех Монахов, а геолог предлагал идти напрямик через горы.

Глеб и Варя уже давно все обсудили и решили, что геолог прав.

Если дорогу вести вокруг Трех Монахов, значит, надо рубить просеку, осушать вязкие, заросшие осокой болота. Если же идти напрямик, не надо ни рубить, ни осушать.

Правда, Глеб не совсем представлял, как будут прокладывать дорогу в горах, но все равно он верил отважному геологу. Раз он написал, значит, он знает. Не будет же он писать просто так…

Что порешили делать Лука и Георгий Лукич, Глеб узнал в этот же вечер.

Лука пришел домой, увидел, что Глеб спит, и начал рассказывать все Сереже Ежикову.

Но Глеб в это время еще не спал. Он просто лежал с закрытыми глазами и думал про всякую всячину.

Разве Глеб виноват, что Лука подумал, будто он спит?

Глеб услышал, что в воскресенье замышляется поход в горы. Время сбора - пять ноль-ноль, форма одежды - повседневная, запас продуктов - на одни сутки.

Приближалось воскресенье, но Лука ни слова не говорил Глебу о походе.

Все было ясно: поход устраивался тайно.

«Ну, дудки! - сказал сам себе Глеб. - Хотите или не хотите, а я все равно пойду».

Да, так он и сделает. Встанет, оденется и пойдет вместе со всеми.

Пускай попробуют не пустить! Пускай только попробуют!

Глеб боялся лишь одного - как бы ему не проспать.

Вечером Глеб мог преспокойно сидеть до десяти и даже до двенадцати; утром же Глеб никак не мог проснуться. Утром Глебу снились самые приятные и самые важные сны.

В какие только края не увозил его старый красный вагон!

То прикатит в Никополь, то остановится на Красной площади около высокой кремлевской башни с большими круглыми часами.

Но чаще всего Глеб приезжал к синему-пресинему морю. Глеб очень любил море. На море и штормы, и шквалы, и мертвая зыбь. И вообще все это не то, что тайга. Там можно какой хочешь подвиг совершить.

Один раз Глеб чуть-чуть не попал на боевой корабль.

Случилось это так.

Глеб пришел в порт и увидел на рейде большой, готовый в дальние походы крейсер. Из труб корабля валил черный густой дым, и сигнальщик отдавал флажками какие-то последние распоряжения.

Глеб присмотрелся и понял, что это ему так настойчиво и требовательно отдавали приказ с боевого корабля. Флажки взлетали вверх, задерживались на какое-то мгновение и так же стремительно расходились по сторонам.

Вверх - вниз, вверх - вниз…

«Бабкин Глеб, приказываем тебе явиться на боевой корабль и занять свое боевое место!»

Но Глеб так и не успел выполнить приказ. Сон оборвался…

В субботу Глеб пораньше улегся в постель и проснулся в половине пятого. Он напился воды, потому что вчера съел целую селедку, и решил прилечь еще минут на пять, на десять.