С проезжей части во двор свернул черный «Мерседес» с «дутым задом» и медленно двинулся по дорожке вдоль дома в мою сторону. Было во всем этом плавном приближении нечто зловещее и пугающее; я непроизвольно напряглась и поплотнее прижала к себе купленный накануне кофр. Беспокоясь о моем здоровье, Шура порекомендовал мне взять только одну фотокамеру с тремя разными объективами, вспышку, легкий штатив и пленку. Для первого раза, заявил он, мне и этого слишком много, могу запутаться.

«Мерс» подкатил к подъезду и остановился. Я поднялась с лавочки. Правая передняя дверца открылась, из нее выбрался высокий молодой парень в черном костюме и темных очках и подошел ко мне.

— Вы Мария?

Голос у него был очень приятный, мягкий и располагающий к доверию.

— Да, я.

— Давайте я помогу вам погрузить вещи, — он взял у меня кофр. — Это все?

— Нет, еще штатив.

— Не беспокойтесь, я сам. Садитесь в машину, у нас мало времени.

Пока он загружал «железо» в багажник, я открыла заднюю дверцу и, затаив дыхание, забралась на заднее сиденье. К моему удивлению, там никого больше не оказалось: ни сфинксов, ни дуболомов, намеревающихся свернуть меня в дулю и сунуть между сиденьями. За рулем сидел пожилой мужчина в черном. На меня он даже не взглянул. Все это было очень странно и подозрительно. Или, может, они решили, что если фотограф девушка, то можно взять ее голыми руками, без всяких лишних усилий? Щас! Это мы еще посмотрим, кто кого возьмет без лишних усилий. Приготовившись к самому худшему, я забилась в дальний угол и застыла там, ожидая дальнейшего развития событий. А они развивались следующим образом. Молодой парень уселся рядом с водителем, и машина тронулась. Негодяй повернулся ко мне, удивленно посмотрел на мою скрюченную позу и спросил:

— Вам удобно?

— Да, спасибо.

— Вы взяли все необходимое?

— Конечно, я ведь профессиональный фотограф, — небрежно бросила я.

— Такая молодая и уже профи. Завидую. Давно этим занимаетесь?

— С детства.

— А, тогда понятно. Кстати, нам бы хотелось иметь несколько снимков в черно-белом исполнении. Сами понимаете, похороны, все в трауре, в печали… Вы взяли черно-белую пленку?

Вот что значит профессионализм! Даже в мелочах. Если бы не Шура, который настоял на том, чтобы я на всякий случай взяла и черно-белую, потому как никогда не знаешь, как жизнь повернется, я бы сама ни за что не догадалась и сейчас бы выглядела полной дурой. Но теперь я смогла позволить себе бросить на молодого мерзавца уничижительный взгляд и процедить:

— Естественно.

— Ах, простите, вы же профи, — стушевался тот. — Знаете, я в детстве тоже мечтал стать фотографом…

«А стал головорезом», — мысленно продолжила я его фразу.

— …но жизнь диктует свои правила, и мне пришлось заняться карате, чтобы выжить. Не в том смысле, конечно, чтобы защищать себя от хулиганов на улице, а чтобы найти приличную работу. У меня сейчас черный пояс, между прочим. Вам никогда не хотелось заниматься восточными единоборствами?

— Нет, я предпочитаю умственную деятельность, связанную с творчеством. Драки — это не мой стиль жизни.

— А зря. Если хотите, мы могли бы как-нибудь встретиться, я бы сводил вас на тренировку. Там бы вы поняли, что карате — это не драка, а красота, боевое искусство.

Что-то он больно болтлив, этот уголовник, подумала я с удивлением. Или зубы мне: заговаривает? Я посмотрела в окно. Мы ехали уже по Садовому кольцу. Никто не пытался завязать мне глаза или ударить по голове тяжелым предметом — все было тихо и спокойно, как будто мы действительно ехали на настоящие похороны. Впрочем, могло так статься, что они просто-напросто не собираются выпускать меня оттуда живой, поэтому и не боятся, что я запомню дорогу. Парень тем временем продолжал болтать:

— Я начинал с простого охранника в казино, а теперь работаю заместителем начальника службы безопасности крупной фирмы. Мне доверяют, меня ценят, меня уважают подчиненные и боятся враги — что еще нужно для счастья? Или я не прав? — Он пытливо посмотрел мне в глаза.

— Нет, вы тысячу раз правы, — успокоила я его. — Просто каждому свое, вот и все.

— Полностью согласен. Вы живете с родителями?

— Да, с папой и мамой. Они у меня оба дипломаты, правда, работают в разных странах, но это им не мешает любить друг друга.

— Вы их, наверное, тоже очень любите? — Он улыбнулся.

— Люблю.

— Я смотрю, у вас нет обручального кольца, вы не замужем?

— Нет, я не замужем, — мне уже начали надоедать его вопросы.

— Странно, такая красивая девушка и до сих пор не замужем.

— Ничего странного. Мой парень сейчас в длительной загранкомандировке, он тоже по консульской линии работает. Вот приедет через полгода, и распишемся.

— Он вам очень нравится?

— А то. Мы с ним познакомились на приеме в австрийском посольстве два года назад, я влюбилась в него с первого взгляда, и с тех пор мое сердце принадлежит только ему, так что оставьте свои попытки привлечь мое внимание при себе. Я однолюбка.

Выдав эту тираду, я отвернулась к окну и стала рассматривать причудливую архитектуру пробегающих мимо старинных московских зданий. Парень тоже замолчал и больше не доставал меня своими нудными расспросами.

— Уже совсем близко, — вздохнув, сказал бандит.

— А куда мы едем? — осмелилась наконец спросить я.

— На Ваганьковское — похороны будут там. Вам разве не сказали?

Что-то противное и горькое стало подниматься к моему горлу: Господи, неужели все-таки придется снимать?! А я-то, дура, размечталась! Думала, что сейчас завезут в самое зловещее логово преступного мира Москвы, где я займусь тем, что могу делать действительно профессионально, а не на дилетантском уровне. Какая вопиющая несправедливость! Везет же Шуре!

У меня затряслись поджилки. Я начала лихорадочно вспоминать, в каком отделении кофра лежит черно-белая пленка, как прикручивать объектив и устанавливать штатив, но все в голове путалось и ничего ясного и толкового не вырисовывалось. Когда машина притормозила у ворот одного из самых старых московских кладбищ, где уже давно никого из простых смертных не хоронят, я решила отдаться на волю случая и заставила себя успокоиться. В конце концов, бывали в моей жизни ситуации и покруче этой. Как-нибудь выкарабкаемся.

— Мне поручено сопровождать вас во время церемонии и обеспечивать вашу безопасность, — парень повернулся ко мне и снял очки. Карие глаза его оказались очень красивыми, чистыми и, что самое удивительное, честными. — Простите, я, кажется, забыл представиться: Михаил. Можно просто Миша.

— Очень приятно, — буркнула я. — Где покойник?

— Покойник?! — ошарашенно спросил Миша. — Извините, вы так обидно говорите о таких вещах…

— Ой, это вы меня извините! — спохватилась я. — Знаете, до того привыкла уже эти похороны снимать, что воспринимаю это как обычную работу, а не торжественные проводы усопшего. Еще раз простите.

— Да нет, ничего, — пробормотал он, бросив удивленный взгляд. — Я вас понимаю. Но постарайтесь не употреблять таких выражений во время церемонии, хорошо? Я уважаю ваш профессионализм, но и вы уважайте память человека, которого мы провожаем сегодня в последний путь. Вы знаете, кто это?

— Увы, мне не сообщили.

— Странно, вам вообще ничего не сообщили. Наверное, это Хабибулин звонил, хозяйственник наш. Он такой хам… Мы хороним президента нашей фирмы Завряжного Иннокентия Борисовича. Умер во сне в шестьдесят два года. Человек старой закалки, был вхож в Кремль и не только туда. При жизни его многие боялись, да и сейчас еще его тень витает над нашей фирмой, прикрывая ее от врагов своим авторитетом. Так-то, Мария. А вы говорите: «покойник».

Мы вышли из машины, Миша достал из багажника аппаратуру, отдал мне кофр, а сам взял штатив. На стоянке уже собралось около трех десятков шикарных иномарок и автобусов, людей видно не было. Миша повел меня через ворота, по аллейкам, вдоль длинных рядов старинных надгробий и памятников. Странно, но кладбищенская тишина подействовала на меня отрезвляюще. Я вдруг сразу вспомнила все наставления Шуры и почувствовала уверенность в том, что справлюсь с этой нечеловечески трудной задачей.