Шура тупо уставился на банку и растерянно пробормотал:

— Как это в холодильник? Она же уже открыта!

— Ничего, пиво не пропадет. Как только вы уйдете, я его сам с удовольствием выпью.

— Тем более что вы сегодня уже целых три банки выпили, — язвительно вставила я. — Эта четвертая.

— Ну хотя бы пару глотков можно сделать? — Шура судорожно сглотнул пересохшим ртом.

— Ни глоточка, — безжалостно проговорил босс. — Мария, отбери у него пиво.

— Значит, или пиво, или мое согласие? — хрипло спросил несчастный фотограф.

— Именно так.

Мучительная борьба, происходившая в его душе, отразилась на изможденном, покрытом каплями пота лице Шуры. Кадык его ходил ходуном, глаза, неотрывно глядевшие на вожделенную банку, то темнели, то светлели, лоб покрылся морщинами, по щекам заходили желваки, а усы стали перемещаться от одного уха к другому. Наконец он выдавил:

— Ладно, черт с вами, — и тут же жадно присосался к пиву. Победила жажда!

Мы с боссом облегченно перевели дух, и я впервые за все лето поблагодарила Господа за то, что он наслал на Москву такую жаркую погоду. Примерно через два часа, когда я съездила на джипе в ближайший фотомагазин за оборудованием, моя приемная напоминала фотомастерскую. Кругом были разбросаны коробки, футляры, штативы, вспышки, объективы и пленки в фирменной кодаковской упаковке. Среди всего этого барахла восседал Шура и с мудрым видом рассказывал мне, куда что вставляется, как крепится, чем зажимается и зачем, собственно, все это требуется. Я внимательно слушала, стараясь не упустить ни одной детали, чтобы потом не попасть впросак из-за какой-нибудь досадной мелочи, и к вечеру мне уже было совершенно ясно, что профессиональная фотосъемка — это нечто запредельное, заоблачное, непостижимое и недоступное для понимания простого смертного любителя фотографии. То ли дело «мыльница» — щелк, и готово! Но все же кое-что я уловила, чем несказанно удивила Шуру, когда тот, часам к двенадцати ночи, начал принимать у меня «экзамен» по прочитанному курсу. Около часа ночи мы собрали все «железо», погрузили в джип и все втроем поехали ко мне домой на Новослободскую улицу, где, собственно, и предполагали разыграть очередной акт придуманного Родионом хитроумного спектакля, главная роль в котором была отведена мне. И на том спасибо.

Глава 3

Как ни странно, первые звонки по объявлению начали поступать уже начиная с десяти часов утра. Звонили какие-то странные типы, предлагали фотоаппаратуру, дешевую пленку и еще черт-те что по самой сходной цене, из чего мы сделали вывод, что это все ворованное. Было два звонка из роддома, просили сфотографировать счастливых папаш с младенцами, но я вежливо отказывалась, говоря, что уже еду по другому заказу. Бедный Шура прямо извелся от зависти и все только ходил вокруг телефона и сверлил его ненавидящим взглядом — ему бы такое обилие неделю назад! Босс сидел в кресле и штудировал газеты бесплатных объявлений, пытаясь отыскать хоть какую-то ниточку. Но, похоже, безрезультатно. Я с утра приготовила всем завтрак, накрыла на стол, накормила, напоила своих гостей, затем перемыла посуду и в перерывах между звонками наводила в квартире мелкий марафет, вытирая пыль с мебели. После того как мы с Валентиной выкупили эту коммуналку и сделали в ней евроремонт, мы практически здесь не жили. Валентина переехала к мужу в «башню», как мы до сих пор по привычке называли наш офис, а я, ленясь таскаться каждый день туда и обратно, поселилась там в одной из гостевых комнат около спортзала. И в результате шикарная наша семикомнатная квартира, обставленная по последней моде, большую часть времени пустовала. Лишь иногда я приезжала сюда, чтобы проверить, все ли в порядке, или взять что-нибудь из вещей, а затем здесь снова наступали тишь и покой. Поначалу мы с Валентиной хотели ее сдать каким-нибудь жильцам, чтобы хоть деньги копились, но потом за делами все как-то само собой забылось, отошло на задний план, и даже сама мысль об этом уже не приходила нам в голову. И вот теперь эта квартира пригодилась. Шура долго ходил по всем комнатам, удивленно разглядывал интерьер и тяжко вздыхал, что-то бормоча себе под нос. Наконец вошел в гостиную, где мы устроили штаб боевых действий, и заявил:

— Слушай, Мария, ты все равно здесь не живешь. Давай поменяемся?

— В смысле?

— Ну, я тебе свою однокомнатную, а ты мне эту. Жалко, столько добра пропадает.

— Оно не пропадает, Шура, — резонно заметил босс, не отрываясь от газеты, — оно ждет своего часа. И этот час еще не пришел.

— Ха, а если он вообще никогда не придет?

— Придет, — рассмеялась я. — Вот выйдет Валентина из роддома — и придет! Босс, вы скольких детей хотите иметь?

— Пятерых, — проворчал тот.

— Вот и как раз, комнат на всех хватит…

Зазвонил телефон.

— Это по твою душу, Мария, — босс с волнением отбросил газету. — Я чувствую, это то, чего мы ждем.

Испытывая легкое волнение, я сняла трубку. И услышала грубый мужской голос:

— Объявление давали?

— Здравствуйте, — я старалась казаться спокойной. — Да, давали. Что вас интересует?

— Похороны. У нас сегодня похороны, а фотограф заболел. Сможете?

По моей спине пробежали мурашки. Босс с Шурой напряженно слушали разговор по спикерфону. Лица у них были очень серьезные.

— Конечно, смогу, о чем разговор.

— А вы на самом деле профи? А то сейчас полно всяких любителей, которые только цену себе набивают.

— Могу привезти вам свои снимки, если хотите. Я член Союза фотографов России, между прочим. Сам принц Майкл приобрел пять моих работ для своей частной коллекции, можете у него спросить…

— Ладно, верю, — оборвал меня голос. — Но только это срочно, прямо сейчас нужно.

— Ради Бога, аппаратура у меня всегда готова.

— Отлично. Сейчас за тобой заедет наша машина…

— А откуда вы знаете мой адрес? — быстро спросила я.

В трубке замолчали. Потом раздался едкий смешок:

— Слушай, детка, мы же не в игрушки играем, а на серьезное мероприятие приглашаем, поняла? Тут сегодня не тетю Клаву хоронят, а большого человека, поэтому все должно быть солидно. Мы сначала узнали твой адрес по номеру телефона, проверили и теперь звоним. Не волнуйся, все будет чики-чики. Твой гонорар будет прямо пропорционален количеству и качеству отснятых пленок. Двадцать минут тебе на сборы хватит?

— Хватит.

— Тогда до встречи у подъезда. Там будет стоять черный «мерс» с «дутым задом». Тебя как зовут, кстати?

— Мария.

— Ну вот и славненько.

И положил трубку. Я посмотрела на босса. Тот сидел, погрузившись в раздумья, и молча глядел на телефонный аппарат. Шура высказался первым:

— Это они. Голос, правда, другой, но методы те же самые: похороны, адрес знают, лимузин у подъезда…

Родион решительно поднялся.

— Действуем, как договорились, Мария. Главное, ничего не бойся. Мы с Шурой поедем за вами следом на джипе. Если он узнает то самое место, где был сам, то я тут же вызову подкрепление, и мы их всех накроем тепленькими. Выполняй все, что ни прикажут, не вступай в споры и пререкания, фотографируй все, что нужно, и жди нас. Когда начнется штурм — бросайся под кровать с балдахином и лежи там, как мышь. Об остальном я позабочусь. Ну, с Богом.

Они помогли мне снести вниз «железо» и пошли к джипу, который стоял на другом конце двора. Оттуда все было прекрасно видно, и, если что, как считал Родион, они могли бы прийти мне на помощь. Наивные… Честно признаться, я и сама немного волновалась. Причем сами по себе бандиты мне были не страшны. Куда больше меня пугала опасность выдать свой дилетантизм в фотосъемке. А вдруг нажму не на ту кнопку или штатив упадет в самый ответственный момент? Да, нужно быть очень внимательной и собранной, иначе все рухнет на корню. Усевшись на лавочку у подъезда, я напялила на лицо выражение деловой озабоченности и стала ждать. На мне были просторные шелковые брюки и светлый топик — одеваться по поводу похорон во что-то темное в такую погоду было самоубийством. На Москву снова наступала давящая тяжесть душной жары. Небо было девственно чистым, будто кто-то тщательно вымел с него все облака огромным веником. Одуревшие, вяло чирикающие воробьи забились в густой кустарник рядом с подъездом, пытаясь спастись там от перегрева. По тротуару вдоль Новослободской улицы прошла сухонькая старушка с цветастым зонтиком. Гарь от проходящих там машин забивалась в легкие и затрудняла и без того сдавленное жарой дыхание. Видимо, Москва-матушка подвергалась этому тяжкому испытанию за какие-то свои прошлые грехи. А может, виной всему конец века, когда все природные катаклизмы усиливаются…