Рано утром в комнате поднялась обычная возня. Купали детей. Некоторые матери лежали больные и вместо них детей купали сиделки. В комнате раздавались голоса матерей и детей. Ей хотелось поболтать со своим крошечным сыном, который выражал явные признаки недовольства её невниманием к его нуждам. Если бы только она смогла выкупать, прибрать его и спеть ему песенку! Рядом с нею шла веселая возня. Одна из матерей, очевидно. совершенно поправившаяся, шумно играла с своею малюткою. Она катала ее по кровати, подбрасывала в воздух и ласково теребила ее. В веселом тоне её голоса слышалась грустная, патетическая нотка, невольно наводившая на мысль, что эта молоденькая девушка уже многое успела пережит тяжелого на своем веку.

– Как, ты опять хочешь груди! – говорила Текла. – Ах ты мошенница! Не к чему было обзаводиться зубами в таком случае. Вот что выдумала, ни за что не позволю кусать меня! Срам какой, а еще большая девочка!

Дора раскрыла глаза и увидела в двух трех шагах от своей кровати молодую мать лет семнадцати не больше. Её исхудалое лицо и фигура ясно говорили о только что перенесенной тяжелой болезни, но несмотря на её плохой вид от неё так и веяло молодостью и здоровьем. Поймав устремленный на все взор Доры, она посадила свою девочку на пол и подошла к соседке.

– Вас кажется совершенно забыли, – сказала она. – Сиделки всегда очень заняты по утрам. Вам придется подождать с пол-часа, пока до вас дойдет очередь. Позвольте мне все вам устроить, как следует.

Дора хотела было ей ответить, но от слабости не к состоянии была выговорить ни слова. В ответь на дружелюбное предложение она тихо заплакала.

– Сперва я займусь вашим маленьким, – сказала Текла. – Нет, нет, успокойтесь, я никуда не унесу его. Сейчас притащу сюда лоханку и полотенца.

Она убежала и, вернувшись, поставила лоханку на стул рядом с кроватью так, чтобы Доре было виден процесс купания.

– Боже мой, какой драчун! – удивилась она. – Никак мальчик, очень рада. Вот так, ну ка посмей только еще раз меня ударить! Смотри ты у меня. Да, господин человек, я сразу догадалась, что ты мальчик. Ну, теперь, берегись.

Она окунула его в лоханку и, смеясь, стала проводить мокрой губкой по его тельцу и плескать на него водою. Его никогда в жизни так не купали, но он покорно подчинялся и не плакал. Он фыркал и плескался и с удовольствием дал себя вымыть и вытереть, не переставая все время дрыгать руками и ногами. Дора с волнением и беспокойством следила за купанием сына. Волнение пошло ей впрок и она почувствовала прилив сил. Глаза уже не закрывались сами, на щеках появился легкий румянец. Все её тело как будто вдруг согрелось. Ни одно лекарство не подействовало бы так быстро.

– Пожалуй, лучше мне не тормошит вас, – сказала Текла. – Вы еще так слабы.

– Благодарю вас, – прошептала Дора. – Если бы вы знали, как вы мне помогли. Я теперь верно скоро поправлюсь, – прибавила она и её губы задрожали.

– Конечно. Если бы вы видели, какая я была страшная, когда пришла сюда.

Спустя минуту Дора заснула. Она настолько окрепла, что смогла взять на руки своего ребенка. Когда она опять раскрыла глаза, то очень удивилась, увидя девушку, купающую её мальчика рядом с её кроватью.

– Зачем вы его опять купаете? – взволнованно спросила она, не замечая в своем возбуждении как ей легко теперь говорить.

– Нечего сказать и спали же вы! Разве вы не знаете, что теперь опять уже утро?

– Не может быть?

– Вид у вас сегодня гораздо лучше.

– Да, я хорошо себя чувствую.

Дора была очень изумлена, когда девушка, покончив туалет её сына, стала кормить его грудью.

– Он предпочитает груд соске, – весело заявила она. – Я вчера несколько раз кормила его. Смешно было смотреть на мою Кэти. Раньше я все никак не могла отнять ее от груди, ну, а с тех пор как появился соперник, она очень охотно сосет ложку.

С этими словами она нагнулась и, подняв с пола свою девочку, усадила ее к себе на колени. Кэти дружелюбно наблюдала за своим соперником и время от времени тянулась к нему, чтобы погладить его по головке или тыкала свой маленький кулачек в грудь матери, от которой и она была не прочь.

– Мне очень жаль, что скоро придется уйти отсюда, – несколько грустно проговорила Текла. – Мне бы так хотелось побыть здесь, пока вы не поправитесь совсем.

– Вы скоро уйдете? Мне так жаль.

– Я совсем поправилась и пора уходить отсюда. Моя кровать нужна уже кому-нибудь другому, к тому же я не могу сидеть дольше сложа руки. Надо как можно скорее отыскать себе место.

В глазах её появилось испуганное выражение. Да, скорее бы ей найти работу, а то беда, не отдадут ей её Кэти.

Глава XXI

Лу была очень встревожена: прошло целых шесть месяцев со времени её последнего свидания с Дорой и она еще не разу не видалась с нею за все это время. Она знала, что Дора при смерти и очень беспокоилась за исход болезни. Первое время Лу даже и не подозревала, чем так сильно больна её приятельница. Мисстрисс Сторс так же до некоторой степени разделяла тревогу дочери и чтобы хоть немножко ее успокоить отправилась к мисстрисс Вандемер разузнать о здоровье больной. Вернувшись домой от сестры, она сказала Лу, что от них положительно что-то скрывают.

– Мне не удалось ничего узнать. Сусанна держала себя, по моему, очень странно. Помяни мое слово, тут есть какая то тайна и болезнь Доры только ширма, чтобы скрыть правду от всех.

Лу отлично знала способность матери превращать муху в слона и всех заподозревать, но все же она не на шутку встревожилась. Она вспомнила Дика и у неё промелькнула мысль, не вышло-ли у него какой-нибудь крупной размолвки с Дорой. Через несколько дней они узнали о неожиданном отъезде Дика.

– Я так и знала! – воскликнула мисстрисс Сторрс. – Меня не проведешь! Я сейчас же заметила, что между судьею и Сусанною пробежала черная кошка. Наверное произошло нечто ужасное. Страшно подумать даже о таком скандале.

– Что ты говоришь? – возмутилась Лу. – Не понимаю как тебе могут приходить в голову такие мысли?

– Все возможно, моя милая, как вы это не было ужасно. Такие случаи очень часты, к сожалению. Ты сама скоро увидишь, как я была права, так тщательно оберегая тебя от той грязи, которой изобилует жизнь. Но ты еще так мало знаешь жизнь!

Лу не слушала, что ей говорить мать. Известие об отъезде Дика перепугало ее не на шутку. Должно быть, случилось нечто ужасное, а то бы он никогда не решился уехать, зная, что Дора так опасно больна. Но что же могло произойти между ними? Она несколько раз заходила к Престонам, но ни разу не могла добиться свидания с Дорою. Дворецкий объявлял ей то, что мисс Доре сегодня немного лучше, то, что ей хуже, но что с нею такою, чем именно она больна, он не знал. Лу виделась и с судьею, который категорически заявил ей, что запрещает всякия свидания с Дорою и просит не пытаться завязать с нею переписку.

– Она, вероятно, поправится, – сказал он ей холодно. – На этот счет можете быть вполне спокойны. Но я не желаю, чтобы она теперь виделась по своими знакомыми. Как только можно будет, я сейчас же дам вам знать.

Добиться от него другого ответа не было никакой возможности. Он не хотел пускать посторонних к дочери, но лгать и сказать, что доктор запретил всякие визиты к больной, он не решался. Во избежание огласки необходимо было временно устранить от Доры всех её друзей. Такая продолжительная болезнь, конечно, вызовет толки, но лучше это, чем если узнают настоящую причину, заставлявшую его уединить ее от всех. Он был готов решительно на все, не переступая, конечно, пределов законности, только бы скрыть от света позор своей дочери.

Он по своему любил свою дочь. По его мнению, она навсегда опозорила себя и совершила величайшее преступление, на которое способна женщина. Его представление о нравственности, разделяемое сотнями сытых, богатых людей, не выходило за пределы шаблонного понимания. На его взгляд женщина должна быть чиста и неиспорчена и должна уметь повиноваться. Всякия проявления нежности и сочувствия со стороны мужчины доказывали бы, по его мнению, лишь полную бесхарактерность. Он требовал от мужчин твердость характера, железную силу воли и суровое, беспристрастно-холодное отношение к окружающим.