– Справится-ли она со стиркою?

– Наверное.

– Хорошо, я исполню вашу просьбу, возьму эту девушку.

На следующее утро в ворота въехали дроги и остановились около домика привратницы. Гробовщик и Майк вдвоем вынесли простой черный гроб и поставили его на дроги. Затем из домика вышел викарий с молитвенником в руках, за ним следовали Молли и Текла. До кладбища было не далеко и все пошли пешком за гробом. Через каменные полуобвалившиеся ворота дроги направились на кладбище, и, проехав немного по заросшей травой дороге, остановились возле только что вырытой могилы. Гроб подняли с дрог и опустили на веревках в глубокую яму. Викарий прочел погребальные молитвы. Его молодой, мелодичный голос звучал особенно хорошо под открытым небом. Со всех сторон доносилось щебетание птиц. Легкий ветерок пробегал, шелестя по засохшей траве, веткам кустов и листьям тополя. По дороге, за оградой кладбища проехала телега и Текла вспомнила вчерашнего возницу, так охотно вызвавшегося помочь в её горе. Вспомнила она, как мать спала у неё на коленях, как прижимал Карл к своей груди её седую голову, гладил и целовал ее. Живо представила она себе желтенький домик на улице Ван-Бюрен, отца за работой в своем садике и мать с бесконечных вязанием на крылечке. Ей стало невыразимо тяжело. Все побросали на гроб по пригоршне земли, Текла не выдержала, обняла Молли и отошла от могилы.

На новом месте Текле жилось отлично. Прошло несколько месяцев и она вдруг прихворнула, но быстро поправилась и не сообразила даже, что с ней произошло. О матери она горевала недолго и вскоре утешилась. Весело распевала она за работою и так надоела, наконец, своим пением ворчливой кухарке, что та приказала ей замолчать и не мешать ей своим криком.

Она была в большой дружбе со всеми конюхами и этим восстановила против себя одну из горничных, которая стала распускать про нее разные сплетни. Старика садовника Текла удивляла своими познаниями в садоводстве и он скучал, если она не заходила к нему поболтать после работы. Она ходила гулять с Молли и часто ездила в город с Майком. Все её мечты о будущем сосредоточивались на отце. Она все чаще и чаще призадумывалась о том, что ей предпринять, когда его выпустят из тюрьмы. Она мечтала получить, как Молли, место привратницы, взять к себе отца и дать ему возможность ухаживать за своих собственным садиком.

– Мне бы хотелось пристроиться здесь где-нибудь по близости, – говорила она Молли. – Не хотелось бы уезжать далеко от её могилки.

– Может быть, м-сс Говард порекомендует вас кому-нибудь. Тут много поместий. Я поговорю с нею как-нибудь об этом.

Итак, Текла была счастлива. Надежда на светлое будущее, веселые разговоры с конюхами, общество доброго старика садовника, Майка и Молли вполне удовлетворяли ее. Ей было необходимо любить кого-нибудь, без этого она не могла быть счастлива и потому-то она так и мечтала поселиться вместе с отцом. Как мало она требовала от жизни!

Как-то раз, возвращаясь вечером с кладбища, она почувствовала острую боль в боку. Боль была настолько сильна, что у нее захватило дыхание и она принуждена была присесть на дороге. Уже несколько раз ощущала она эту боль, но не в такой сильной степени. Боль не утихла еще совсем, когда она вернулась к Молли.

– Мне как-то не по себе, – испуганно сказала она.

– Вы больны, Текла? Вы так побледнели.

– У меня ужасные боли. Они начались вдруг и вот до сих пор не проходят. – Она провела рукой по платью и вопросительно взглянула на Молли. – Как вы думаете, что такое со мною?

– Вы бы лучше сказали экономке, что вы больны и попросили бы доктора прописать вам какое-нибудь лекарство, хотя сама я не очень то им верю. Обыкновенно у вас очень хороший вид.

Боль прошла и Текла не заикалась более о ней. Через несколько дней боли опять возобновились, но Текла никому ничего не сказала. У неё появилось странное ощущение: она чувствовала свое тело. Она видела, что внутри у неё происходить что то, но что именно не понимала. И она инстинктивно молчала.

Прошло довольно много времени, прежде чем Текла поняла, что с ней происходит. Объяснила ей все Молли, которая сама испытывала тоже, что и Текла. По секрету сообщила она Текле о своей беременности и недовольным тоном прибавила:

– Я просто в отчаянии. Пока мы совсем не хотели иметь детей.

Тут только Текла поняла, что с ней, и ей вдруг стало страшно. Она не знала, как ей быт. На сострадание людей нечего было рассчитывать, она сама не раз слышала, каким тоном говорили о девушках-матерях.

Прислуга стала вскоре громко делать замечания на счет её изменившейся фигуры и даже Молли и Майк стали как-то странно относиться к ней. Враждебные отношения сильно тревожили и мучили Теклу. Она стала избегать людей и положительно теряла голову, не зная, что ей делать. Убедившись, что Текла действительно беременна, ревнивая горничная тотчас же отправилась к экономке и рассказала ей все.

– Никто из нас не будет служить с какою-то девкою, – дерзко заявила она. – Выбирайте между ею и нами. После этого заявления экономка обратила особое внимание на фигуру Теклы и затем велела позвать ее к себе.

Всегда вежливая и любезная с господами, экономка не стеснялась в выражениях, когда приходилось иметь дело с прислугою.

– Как вы смели поступить сюда в таком положении, – сказала она презрительно. – По вашему у нас здесь родильный приют, что-ли?

Текла пристально посмотрела на экономку, щеки её пылали, глаза сердито мигали. Не сдержись экономка во время, дотронься до неё хоть одним пальцем, а у неё так и чесались руки от желания ударить Теклу, и между ними неминуемо произошла бы драка.

– Соберите сейчас же ваши вещи, я пойду к м-сс Говард и доложу ей, что вас необходимо рассчитать.

М-сс Говард не позволяла ни нанимать, ни рассчитывать прислугу без её ведома. Она считала себя ответственной за благоденствие своей прислуги. Она не допускала в своем доме гонений и несправедливостей, но дальше прописной морали она не шла. Как у всякой богатой, светской женщины, у неё было много общественных обязанностей и потому она зачастую полагалась на отзывы о прислуге своей экономки. Она была очень огорчена, узнав о несчастии, постигшем её веселую, быстроглазую прачку. Вся эта история была ей очень неприятна: м-сс Говард не любила вмешиваться в подобных случаях, да кроме того досадно было лишиться такой хорошей работницы.

– Я сама поговорю с нею, – сказала она. – Пришлите ее ко мне, м-сс Уилльс.

М-сс Говард была очень занята: с минуты на минуту ожидала она приезда гостей из Нью-Йорка. Как только Текла вошла в её уборную, она тотчас приказала горничной уйти и заговорила вслед затем мягким, ровным голосом:

– Я очень огорчена, моя милая. Я считала вас такой хорошей девушкой и желала, чтоб вы остались служить у меня.

Весь гнев Теклы моментально пропал. Глаза её заполнились слезами. Она молча стояла, опустив голову, вся фигура её дышала грустью.

– Зачем вы это сделали? Разве вы не знаете, как это дурно и стыдно? Вы так еще молоды, только что начинаете жить. Если бы не этот позор, вы с вашей красотою и здоровьем…

М-сс Говардь, вдруг, не докончив фразы, замолчала. Девушка положительно интересовала ее, и хотя смутно становилась понятна её психология. – Ваш любовник служит у нас? – спросила она.

Удавленная таким прямым вопросом, Текла подняла голову, и, встретив устремленный на нее дружелюбный взгляд, отрицательно покачала головою.

– Скажите же мне, кто он? Если мне удастся его разыскать, я заставлю его жениться на вас.

Щеки Теклы горели лихорадочных румянцем. Она утерла рукавом слезы и опустила глаза.

– Вы не хотите мне сказать?

– Я…я не знаю.

М-сс Говард не поверила ей и решила, что Текла лжет.

– Удивительно сколько эти девушки готовы вынести и перестрадать, лишь бы не выдать бросивших их возлюбленных, – подумала она, взглянула на часы и сказала рассеянно:

– Очень жаль. Вы приехали сюда, кажется, из Нью-Йорка? Лучше всего для вас вернуться в город и переговорить с ним. Быть может, он согласится жениться на вас. Если же он откажется, отправляйтесь в приют для беззащитных девушек. Вы знаете, где он помещается?