В 1073 году римским папой Григорием VII стал субдьякон римской церкви Гильдебранд и сразу же заявил о неслыханных до этого времени притязаниях папского престола на господство не только в духовных, но и в светских делах. И сразу же римская церковь столкнулась с германским императором. Кто будет назначать епископов и архиепископов, кто станет посвящать клириков в духовный сак, кто имеет преимущественное право управлять аббатствами и епископствами? Григорий VII направил европейским властелинам своё знаменитое послание Dictatus papae, в котором утверждал божественное происхождение римской церкви, право папы на полное владычество над ней, примат папства по отношению к светской власти. Папа — высшая власть на земле для всякого христианина, мирянина или клирика. О и может отменить распоряжение любого лица. Никем он не может быть судим, а сам может осудить любого. Каждый властелин при встрече с папой обязан лобызать его стопы. Он даже может назначать императоров. А к императору Генриху IV Григорий VII направил письмо, которое начиналось словами: «Григорий королю Генриху шлёт привет и апостольское благословение, если он будет оказывать престолу послушание, как то и подобает христианскому государю». Генрих же направил папе послание, в котором назвал его просто «братом Гильдебрандом». Борьба между папой и императором началась.

Вскоре Генрих IV объявил папу низложенным, а Григорий VII в ответ отлучил Генриха IV от церкви и освободил всех его подданных от присяги в верности императору. В Германской империи вельможи вновь подняли головы, против Генриха выступили герцоги и епископы Южной Германии.

Зная о трудных днях германского императора и понимая, что ни о каком военном вмешательстве Германии в дела Руси говорить невозможно, Святослав, тем не менее, постарался укрепить свою власть в Киеве. Во-первых, он пошёл на поклон к Феодосию, просил разрешения у преподобного прийти к нему для беседы, и тот наконец принял князя.

Феодосии встретил его у входа в Печёрскую церковь, поклонился ему, а князь поцеловал игумена. Но и позднее Феодосии поминал ему о братолюбии, а Святослав возлагал вину за разлад на Изяслава. По-прежнему в Печёрской церкви в ектинье поминали Изяслава как киевского князя, но вторым, как киевского же князя, стали поминать и Святослава. Во-вторых, Святослав постарался ублажить германского императора. Он ласково принял Бурхарда, одарил его, показал ему свои сокровища, которые потрясли императорского посланца, и, желая расстроить союз Генриха IV и Изяслава, послал императору богатейшие дары. Немецкий хронист позднее писал, что никогда ранее не присылали столь великие сокровища, какие направил Генриху IV Святослав. Судьба Изяслава в германских землях была решена: Генрих отказал ему в помощи, и киевский князь, оставив сына Ярополка в Тюрингии, где он женился на дочери мейсенского графа Кунигунде, направился к врагу Генриха IV римскому папе Григорию VII.

Владимир Мономах, асе ещё сидевший на Волыни, получил от Святослава наказ начать мирные переговоры с поляками. Святослав старался сделать всё, чтобы отрезать старшему брату все пути возвращения на киевский стол.

Теперь Мономаху надлежало выступить в качестве великокняжеского посла и замирять русско-польскую границу. Вскоре из Владимира в Краков направилось волынское посольство: Владимир звал поляков на переговоры на берег Буга в Сутейск, обещая прочный мир на русско-польской границе и обнадёживая Болеслава киевской помощью в войне с чехами. Стоящий лицом к лицу с враждебными ему Генрихом IV и Братиславой, польский король быстро откликнулся на приглашение и направил в Сутейск послов.

И вот уже Мономах и польский посол ведут неторопливый разговор в шатре на берегу пограничной реки. Ляхи требуют червенские города, грозят поддержать Изяслава; Мономах, собравший к этому времени вести о делах в соседних странах, спокойно и рассудительно говорят совсем о другом: «Червенские города принадлежали Гуси ещё во времена прадеда нашего Владимира Святославича, а ещё ран мне владели ими племена волынян, уличей и тиверцев, которые платили дань Киеву при Святославе Игоревиче».

Владимир поводя упомянул о войне ляхов с Вратиславом, о том, что за ним стоит немецкая сила и Болеславу вряд ли удастся добиться успехов в борьбе со своими врагами на западе и востоке и не лучше ли сделать границу с Русью мирной. Всё это было верно, и ляхи сидели, думали, качали седыми головами, смотря в спокойные деловитые глаза молодого русского князя, для которого, казалось, не было больших тайн в хитроумных сплетениях интересов окрестных властелинов.

Потом ляхи уехали в Краков и через полтора месяца вернулись обратно: Болеслав предлагал мир и союз при условии нынешних границ, отказа от поддержки Изяслава. Владимир дал согласие. Послы поклялись в верности договору на привезённом с собой честном кресте с распятием. Владимир клялся на своём кресте и целовал его от имени великого князя киевского. В те же дни гонец ускакал в Киев с хорошими вестями.

Лишь после этого Святослав заново переделил столы, выдвинув вперёд в обход Изяславовых детей своих сыновей. От Всеволода он откупился Черниговом. Тот теперь вставал на второе место в русской княжеской лествице, но Святослав не опасался его — третий Ярославич шёл, казалось, всё время на поводу у Святослава, сам не предпринимал решительных действий, больше смотрел на дела со стороны. Однако взамен Чернигова Святослав взял у Всеволода Ростов и Суздаль и послал туда не имевшего до той поры стола своего сына Олега. В Новгород он направил другого сына — Давыда, племянника Бориса Вячеславича, посадил под самым боком в Вышгороде, сместив там людей Изяслава. Переяславский же стол, ставший после смерти Ярослава Мудрого третьим русским столом, Святослав отдал выведенному из Новгорода Глебу.

Владимир Мономах вновь получил приказ возвратиться на Волынь и управлять этой западной русской окраиной. В Смоленск Святослав послал своего наместника. Теперь казалось, что Святослав и Святославичи надолго захватили все главные столы на Руси, выгнали Изяславичей, отдали почётный стол Всеволоду, но полностью оттеснили Владимира Мономаха.

Когда Владимир получил новый приказ из Киева, а с ним и последние вести о распределении столов, он поначалу вскинулся, разгорячился. Как же так! Отец помогал во всём Святославу, пошёл на клятвопреступление, выгнал старшего брата, а взамен оказался обобранным со всех сторон, лишён своей родовой вотчины — Переяславля и других земель, а Чернигов… Что ж, он так и останется за Святославовым родом, там повсюду сидят его люди. Он, Владимир, надолго выбит из княжеской лестницы, отодвинут в тень.

Мономах сидел во Владимире в своей маленькой гриднице и думал над превратностями жизни. Жизнь как детские качели — то вознесёт вверх, то опустит вниз, то опять поднимет выше. И не является ли его нынешнее отступление закономерной расплатой за быстрое возвышение при Изяславе, за то, что обогнал Святославичей в годы смут и мятежей. Недолго, видимо, будет радоваться Святослав своим победам, потому что возросли они на лжи, злобе.

Наступала зима. В печи потрескивали берёзовые поленья. Истопник бесшумно проходил по мягкому ковру, подбрасывая в огонь всё новую и новую пищу. А Владимир всё сидел и сидел, размышляя над жизнью, успокаивал сердце, придавливал в нём ненависть и раздражение, овладевал своими чувствами.

Уже шёл второй год княжения Мономаха во Владимире-Волынском, когда гонец привёз ему грамотку от отца. Тот писал из Чернигова и просил сына вновь приехать на пасху в Переяславль. Глеб в это время уедет в Новгород, и они славно побудут в своём родном городе. Там же Всеволод сообщал, что он получил письмо от сестры Елизаветы из Дании. Та предлагала в жёны Владимиру английскую принцессу Гиту, дочь убитого при Гастингсе короля Гарольда. Всеволод не неволил сына, но просил его хорошенько подумать над этим предложением.

В начале мая отец и сын встретились в Переяславле и подробно обсудили всё, что касалось возможной женитьбы. Конечно, Англия невесть какая держава, к тому же принцесса была безземельна, но ведь и Владимир, если смотреть правде в глаза, стоит в ряду внуков Ярослава пока лишь на восьмом месте после детей Изяслава и Святослава. С другой стороны, родственные узы с англосакской принцессой расширяют связи Мономаха с дворами европейских властелинов. Детей Гарольда поддерживает датский король, к тому же надо думать и об имени невесты. Лучше изгнанная дочь короля (кого сегодня могут не прогнать со стола!), чем дочь какого-нибудь из многочисленных немецких графой или герцогов. За Мономахом же будут уже два громких имени — византийского императора и английского короля. Владимир до итого не размышлял о женитьбе, он думал, что ему ещё рано обзаводиться семьёй, не имея прочного стола, крепких доходов. Беспокойное междоусобное время также не располагало к семейным узам, но он понимал, что отец смотрит уже в будущее, что нужен наследник Мономахова имени, и Владимир дал согласие; тут же гонец ушёл в датскую землю через Новгород.