Я так и держался. Только батя от этого ещё больше запаниковал кажись; начал с Олей за завтраком чо-то перетирать, на меня поглядывая; я только слышал обрывки «…ступор это у него», «шок», «заторможенность и видимая невосприимчивость — вторая стадия переживания внутреннего конфликта» и прочую ахинею; но чо-то разубеждать что «у меня всё в норме» мне не хотелось: один раз сказал — они не поверили, так чо мне теперь, землю есть чтоб доказать?? Это не по-мужски и не по-индейски; и я не стал расшибаться, пусть думают чо хотят.

Ну и батя, видать, надумал меня с Толяном, «в усиление», в командировку отправить.

Только не получилось это сразу и быстро.

Потому что сразу после завтрака Ольга Ивановна, наш «вперёдсмотрящий», подняла небольшой шухер…

То есть она как бы не собиралась паниковать; даже наоборот; и в прежнее время все эти «наблюдения» прошли б, наверно, без последствий и нашей реакции, — но после «всего этого», что батя назвал «эпической битвой Крыса со Спецназом», — явно чтоб мне польстить, — мы очень все стали настороже. Хотя батя как заклинание и повторял всё время, что «нас теперь все боятся» и «хрен кто теперь на Башню рыпнется», когда «отсюда трупы машинами вывозили». Всё это так — я, правда, этого не видел, как родственники погибших забирали тела в обмен на всякие интересные и полезные нам штучки: батя и трупы продал, а чо? Такой порядок. К нам пришли — у нас остались. Хотите забрать — платите. Ну и они как бы без претензий, — батя рассказывал; я — то тогда ещё в беспамятстве валялся; вернее был то ли «там», где тепло, чисто и апельсины; то ли завис между той и этой реальностями, как комп, у которого проц с нагрузкой не справляется.

Но всё равно. Так вот. Мы были настороже; и батя, как он говорит, «провёл комплекс мероприятий по предотвращению повторения такого вот факапа».

И в этот «комплекс мероприятий» много что входило; он, собственно, всё даже и не рассказывал; но одно из — это что он с Ольгой Ивановной, старушенцией с 12-го этажа, провёл «несколько занятий». Не, реально, как он рассказывал — именно что «занятий»: по усилению бдительности, а, главное, по более качественному наблюдению. Конечно, как он выражался, «в лёгкой игровой форме»; но, думаю, старушенция всё правильно поняла и отнеслась серьёзно. Потому что на неё тот инцидент тоже произвёл очень даже сильное впечатление — она потом, батя говорит, два дня дверь не открывала, общалась только по телефону, и, судя по всему, всё это время молилась. Потому что тогда чуть-чуть те вояки до 12-го её этажа не дошли; а шли они «громко», и она-то понимала, что если б дошли — то и её б, конечно, грохнули б. Просто между делом; как последнего нашего пеона. Вместе с её белой кошкой Пушинкой. Или без кошки, что всё равно ничего хорошего; в том числе и для кошки.

В общем, батя провёл с бабкой занятия по «грамотному наблюдению», и даже заставил всё-таки взять бинокль. И научил им пользоваться. И вести дневник наблюдений: где, что, когда. И смотреть «профессионально» — как разведчики смотрят: не просто пялиться из окна, а отмечать себе: там-то, на третьем этаже дома пять, напротив, второе окно слева — вчера стекло было расколото — но стояло; а сегодня нету. Пустяк? Могло само выпасть; могли случайно забрёдшие хулиганы выбить — но это вряд ли, не ходят сейчас мимо Башни хулиганы, пули боятся; могло ветром выдавить; или вытолкнуть шарящиеся в доме мародёры — но факт есть факт: было стекло, а сейчас нету. И почему нету — надо проверять. Мародёры? — нечего тут мародёрам возле башни шастать! Или там что следы во дворе появились: подселился кто напротив? А может разведка? И так далее. Потому что небрежение таким, мелкими на первый взгляд, делами, для нас очень было чуть плохо не кончилось. Хотя могли бы и раньше озаботиться вопросом, чем живёт та семейка, которая и навела на нас «флибустьеров». Кстати, они никак не назывались почему-то. То есть «без имени собственного» была их команда, что, в общем, неправильно. Так — «Группа Полковника», и всё. То ли дело мы: «Гарнизон Крысиной башни!»

В общем, Ольга Ивановна стала смотреть более качественно, если такое можно требовать от старухи; и ей специально вскрыли те две квартиры соседей, что выходили на её лестничную площадку; и она секла теперь не только со своих окон — но и перемещалась туда, «смотреть другие сектора». А чо бы нет, хоть и бабка? — зато дисциплинированная.

Вот бабка и заметила эти «признаки нехорошего».

Во-первых, она реально, вот как я и говорил, засекла, что в доме напротив «удалилось» одно стекло, прежде бывшее только надколотым. Она их просто отмечала в своей толстой книжке-тетрадке, которой снабдил её батя. И смотрела она не запоминая, а просто сверяясь с тетрадкой, с пометками там, — батя говорил, что так учат смотреть разведчиков и наблюдателей, за местностью на переднем крае обороны; и даже местность фотографировать, чтобы потом сравнивать что было и что стало. К примеру, «образовался» перед передним краем новый куст — не мог он сам образоваться; значит это или наблюдательный пункт замаскированный, или снайперская позиция, или пулемётная. А, стало быть, это надо учитывать.

Так, говорят, даже в Великую Отечественную делали; а сейчас-то, с цифровой техникой, это вообще намного проще! — и батя пытался Ольге Ивановне навялить планшет, чтобы фотографировать — а потом сравнивать, но где там! Бабка цифровую технику отвергла напрочь; а взялась отмечать карандашом в журнале; что, в общем, было почти что тоже самое, только дольше. Ну, со временем у старухенции был полный порядок, так что батя не настаивал.

В общем, исчезло стекло, — и бабка своевременно сигнализировала.

Ну, мы сразу ничо не предприняли, — мало ли. Таких «сигналов» каждый день было несколько, и практически никогда они ничего не значили. Но бабулька наша человек старой закалки и въедливая, — она стала за этим окном в последующие дни внимательно приглядывать. Ну, то есть обращать внимание на всякие мелочи.

И вот на второй день она заметила, что на окне на том, на подоконнике, образовались как бы «сами собой» пара горшков с цветами. Ну как «с цветами» — ясно, что с цветами бывшими: вымерзли давно цветы-то. Но стебли с сухими листьями как бы стояли. И вот два таких горшка образовалось на том подоконнике. И это было уже, извините, совсем не пустяк. Потому что если треснутое, битое стекло могло, в принципе, и само выпасть, то цветочные горшки сами собой ну никак не могли образоваться.

Значит кто-то поставил. Значит, с какой-то целью. Батя говорит, что на таких вот, казалось бы, простых, мелких моментах и сыплется множество спецопераций, — ибо нельзя всё абсолютно предусмотреть и предвидеть, и всё упирается только в то, что противник, возможно, не будет настолько тщателен, чтобы находить, вычленять и анализировать всякие несообразности, пусть и на первый взгляд мелкие. Анализировать, сопоставлять, делать выводы. Почему-то люди считают, что делать далеко идущие выводы можно и нужно только из каких-то больших, громких событий. А это, говорит батя, совсем не так, — сплошь и рядом мелкие, не бросающиеся в глаза события, дают большую пищу для анализа, чем всякие красочные катастрофы.

Например, батя говорил, что когда в 17-м, что ли, году, Сауды выставили на продажу часть акций своей АрАмко, то есть крупнейшей нефтедобывающей компании — это был звоночек, что саудам — копец вскоре. Ибо никто в уме и здравии курицу, несущую золотые яйца, не продаёт, даже и по частям. Но никто на это не обратил внимания; а может и обратил — но громко об этом не сказал. Может так и надо было — чтоб не пугать людей раньше времени. А ведь с этого в том числе всё и началось.

Это мне батя рассказывал; в приложении насчёт «обращать внимание на мелочи и делать выводы» — хотя два горшка, появившиеся в окне, конечно, совсем не пересекались с другой политической «мелочью», такой как тогдашняя продажа ближневосточных нефтяных активов. Но суть та же.