Опять тяжело вздохнул.

— Ладно, харэ вздыхать! — озлился Толик, — Оль! Так чо с ней дальше-то? Как думаешь — чо она?

Олег тоже вопросительно уставился на неё.

Ольга тоже вздохнула и начала было:

— Олег Сергеевич, Анатолий! Я всё понимаю. Я знаю, что она наделала…

— Щас ты скажешь «но…» — предостерёг её Толик, — Давай-ка, Оль, без соплей. И это, без вступлений. Чо она, как она; насколько её хватит, чо дальше. Сжато.

Олег только согласно кивнул, и вновь бросил взгляд на холодильник. Реально сейчас бы стопарь не помешал. Чёрт побери.

— Ну что сказать. У неё тяжёлое состояние. Я не про психику даже — хотя вы видели. Это, может, даже к лучшему — она просто не осознаёт, что с ней. После сильного потрясения, она пришла сюда просто «на остаточных, заякорённых воспоминаниях», но не осознавая, не помня, что было недавно. Она вся в прошлом. При этом у неё — я говорила, — видимо сломаны рёбра; и, скорее всего, воспаление лёгких — простудилась, когда шла без обуви по снегу к Башне. Кашляет характерно… Очень истощена; но пищу отвергает. Единственно что удалось дать ей немного бульона; и то уговорив, что «перед занятием нужно попить, чтобы голос был лучше». В остальном… Я же говорю — дотронуться до себя не даёт. Ну и… в общем, по состоянию, я бы дала ей две-три недели, если не лечить; а лечить она не даёт же… И если будет принимать питание. В общем вот так — две-три недели. Может меньше. Больше — вряд ли.

— Мммда… — промычал Толик, глядя в стол.

— Оля… спасибо; ты иди, иди! — отпустил её Олег, — Мы тут подумаем ещё, посовещаемся…

Ольга встала. Выходя из кухни, обернулась:

— Олег Сергеич. Я всё понимаю. Но всё же. Может дать ей самой умереть? Ей немного, судя по всему, осталось.

— Ладно-ладно, мы подумаем. Оль. Спасибо. Ты иди. Завтра скажем всё. Спокойной ночи. Хотя, это… постой. Иди-ка сюда.

Ольга, удивлённая, приблизилась.

Олег, сунул руку в карман куртки, покопался, вынул — на ладони лежал небольшой пистолет. Протянул ей:

— Держи, Оль. ПСМ это. Карманный. Нехорошо, что ты по Башне без оружия ходишь.

— Мне?? — Ольга прижала руки к груди, — Ой! Спасибо, Олег Сергеич!! Огромное вам!.. преогромнейшее!! Дайте я вас поцелую!

— Ой-ой, не надо! — Олег отстранился, усмехнувшись, — Я небритый и плохо пахну. Держи. Разберёшься? Миша разберётся, он в технике сечёт; да там несложно…

— Ой, да разберусь, резберёмся конечно, Олег Сергеич, огромное вам спасибо!

— Тебе спасибо. Многое для Башни делаешь — ценим… — взглянул на брата, тот чуть кивнул, соглашаясь с тем, что он собирался сейчас объявить.

— Считайте себя с Мишей полноценными гражданами Башни. Со всеми правами. Как заслужившие в бою. Васильченков, кстати, тоже касается; и Крота. Ну, им я завтра сам скажу, за завтраком.

Ещё раз многословно поблагодарив Олега, Ольга вышла.

Как только Ольга ушла, Олег встал, подошёл к холодильнику, достал из него ополовиненную бутылку и банку с засахарёнными лимонами. Взял с полки стопочку; из шкафчика — две вилки. Сел; налил под тяжёлым взглядом брата себе коньяка; подвинул ему вилку:

— На, витамины. От цынги, типа.

Толик скептически хмыкнул, взял вилку, поковырялся в банке с лимонами, молча. Выжидал.

Олег, не выпивая, сжав стопку в кулаке, продолжил вполне трезвым, злым голосом:

— Значит так. Пристреливать мы её не будем, хотя она и заслужила. Потому что. Из разных соображений. Не только из-за Сергея. И не из-за нашего общего прошлого… А… потому что! Я так чувствую. Хотя, может, Спец бы и не одобрил. Счёл бы соплежуйством. Но у него свои расклады; у нас свои. За Белкой ехать надо. Срочно, — тут ты прав. Поедем… но не мы с тобой. Поедешь ты с Серёгой…

— С Крысом??

— Угу. Как я с Ольгиной подачи понял, ему нужно встряхнуться и переменить обстановку. Хотя б на время. Думал его сначала к Спецу отправить, — но там явно не санаторий для психических. Да и Серый прогибаться под Спецовы команды не разбежался, характерный очень. Только хуже получится. А тут… смотаетесь, привезёте Белку. Там больших проблем не должно быть, я так понял. Дня за два, ну, максимум за три, если будут какие-то осложняющие факторы, обернётесь. А я пока здесь. Серый встряхнётся. Ну и… Она… Лена, в смысле — Ольга же говорит — плоха очень. Две-три недели — это навскидку. А может что и быстрее… Всяко бывает.

— Ага… — Толик задумался, — Ну… как вариант. Ага. Но лучше бы ты проявил твёрдость. Эта, как там:

Это было б круто и по-мужски. Без соплей.

— Старик… — Олег выпил, и стал в свою очередь копаться вилкой в банке с дольками лимонов, — Видишь ли. Я тут на заре «всего этого» сподобился почитать сочинение некоего Дартса насчёт политики; её приложения и к государственным моментам, и к частным, в частности, к семейным… Там много чего; в данном же случае — один момент мне вспомнился: нужно учитывать всю совокупность факторов. Не «раз-два», а все. В том числе и те, что в отдалённой перспективе. Не на виду которые, факторы. Вычленять и оценивать, — как твоё решение в бедующем аукнется. Там есть дельные мысли. «Круто поступать» — это красиво, на людей здорово действует. Но не всегда крутизна полезна. Так вот. Вот в этой вот нашей ситуации… лучше «спустить на тормозах».

— Чо, пусть ей «ничо не будет»? Ты представляешь, какой пример она подаёт… да всем! Что Башню можно предать, людей обмануть, — а потом вернуться, — и тебе тут же… эта… обогреватель. Диванчик. Бульончик! А она будет тут сидеть, и «презентации свои проводить!» Как так и надо! Да запереть её в «Мавзолей «Обои» — там как раз внимательная аудитория для презентации собралась, неразговорчивая, там перебивать не будут!..

— Ну, прекрати! — Олег поморщился, — Прекрати разводить демагогию…

— А завтра так же та же Ольга!.. Или там Васильченки! А?? — Толик, в общем, уже всё понял и принял, но доставал старшего брата чисто из беса противоречия, — Спец бы вот, ты сам говорил, повесил бы! Хоть бы и родственника! — и все это знают. Потому никто там и не дёргается. А ты — типа добренький? Да от тебя завтра все разбегутся; сдадут, — а потом придут и…

— Вот если придут в таком же виде и с таким же прогнозом на будущее, — тогда и разговаривать будем! — подвёл черту Олег, — Завязывай, Толян. Ты ж сам должен понимать, что сейчас это лучший выход. Да, в первую очередь из-за Серёги.

Помолчал. Брат тоже молчал, накалывая один за другим дольки лимона в банке, потом сбрасывая их о край обратно.

Хотя всё уже было сказано, Олег, тем не менее, ощущал желание ещё как-то объяснить и своё решение, и своё состояние. Продолжил:

— Я сегодня открытки старые нашёл, — «тех» времён. Была такая дурость у меня, у нас — на дни рождения типа открыток делать, коллажики такие, с фотографиями и вырезками из журналов, на клею — с пожеланиями. Смешные в основном. Но и… где-то трогательные. Вот… Сидел, пересматривал. Всё никак не мог, не могу понять — как можно было… это всё? предать? Ну невозможно же! Это как самого себя предать; и хуже даже, — потому что когда сам себя — то всегда найдёшь оправдание, себе-то; а вот как придумать, чего ради ты предаёшь человека, который тебе ничего никогда плохого не сделал, а наоборот… как это можно; и че-его ради??

— Ты поплачь, может. Я никому не скажу.

Олег поднял опущенную голову, в неярком свете свечи постарался заглянуть в глаза брату: нашёл время издеваться! Хотя… нет, — говорит совершенно серьёзно, без этих своих ухмылочек.

— Не, Толян. Не получается. Я бы хотел — не выходит. Разучился.

— Ну, бухни ещё, что ли. В конце концов не так часто… такие дела. Завтра готовиться будем, — без тебя обойдёмся.

— Да не. Хватит уже. Норма.

Вздохнул.

— Нет, убить не могу. То есть могу, но… не хочу убить. То есть — не надо. У меня психика реактивная, — ещё чего доброго сниться будет, нафиг мне это. Не хочу. Людей вообще-то не жалею; животных вот — жалко. Но её — нет. Не смог бы. И… и тебе не дам. И… и не надо. Пусть… сама! Сдохнет.