Мундель сморгнул слезящимися безумными глазами, и стал как краб, боком, отползать в сторону, продолжая уже шёпотом что-то продолжать бормотать.
— БорисАндреич, и ты… эта… — Гришка на миг смешался; но тут же вновь принял прежний начальственно-командный вид, — Давай-ка, вперёд не лезь… да ты и не станешь, понятное дело. Ты, как наши пойдут — отстань, и поработай «заградотрядом»! Чтоб ни одна падла не вздумала отстать! Если чо — вон, из стечкина!.. В башку. И всё.
Староста медленно кивнул, соглашаясь. Само собой разумеется, он и не думал лезть вперёд; и вообще — Гришкино «назначение» было ему вполне в тему; однако всё равно покоробило, что Гришка, его ставленник, тут вот ему «роль назначает». Сначала выгнал всех-всех… теперь определяет, где ему быть во время атаки. Это не есть хорошо!.. Зарывается Григорий; надо бы продумать, как окоротить лезущего из него Наполеончика. Тем более что по делам его пока кроме потерь ничего и нету!
— Ну что!.. — Григорий же оценил, что Ольга-Чума уже успела пробежаться вдоль всей залёгшей цепи их пехоты, — подумал, что по окончании «операции» и правда нужно будет её поставить главной тут, в Озерье, в дружине, вместо ставленника старосты дурака-Хронова — будет свой человек, именно ему, Гришке, обязанный своим возвышением! — Гришка поневоле уже начинал постигать на своём опыте азы политики; и потянул из кармана ракетницу, — Как говорится…
— Постой! — Хотон приподнялся, и живо напомнил собаку, делающую стойку на дичь, — Гля, кто это там, с правого фланга, к нам бежит? Со стороны противника, кстати!
Два бинокля — Гришкин и Хотона, — впились в бегущий по целине, спотыкающийся и падающий силуэт. Это была какая-то женщина; в хорошей длинной, сейчас мешающей ей бежать, шубе; с головой, замотанной пуховым платком. Она бежала отчаянно-упорно, к ним; падала и вновь вставала, — периодически размахивая над головой белой тряпкой.
— Это не парламентёр; нет, это не парламентёр!.. — заметил Хотон, — Хотя…
— Баба какая-то! — сообщил выжидательно смотрящему на него старосте Гришка, — Ты тут всех своих знаешь, — на, глянь, кто такая? И стоит ли её ждать, или вальнуть её отсюда к херам?
Борис Андреевич принял переданный бинокль, и поднёс к глазам; в то время как ставший очень осторожным Хотон произнёс:
— Может очередная хитрость! — как тогда… С одной стороны…
— Да, я её знаю! — тут же сообщил староста, возвращая бинокль, — Это, надо сказать, мой человек… в определённом смысле. Короче, кое-что о происходящем в общине мы через неё тянули. Как её? Леонид… Леонида.
— Подстава? Может такое быть?? — озаботился Хотон.
— Вряд ли… Она сильно замазана; если б они, там, знали всё, они б…
— Твой человек, говоришь?.. — вновь рассматривая в бинокль уже приблизившуюся тётку, проговорил Григорий, — У тебя там «свои люди», а ты молчал?.. Ну что… ишь, как спешит! Что, пять минут ничего не решают, а? Хотон, как думаешь? Может, баба нам тащит какую полезную информацию, — подождём??
— Да, наверно, стоит! — согласился Хотон, — Пять минут, действительно, ничего не решают! Подождём…
Но эти пять минут и решили исход «Боя за Озерье».
Дура-баба, по её словам, сбежавшая из-под замка, не принесла никакой полезной информации; да и не могла она ничего толком знать; ибо, по её же словам, последние три недели сидела под замком «за предательство».
— А я всегда, слышите, всегда, Борис Андреевич, только вас и считала законной и правильной тут-то вот властью! Всегда им так и говорила! — надо-де, с законной озерской властью правильно жить, во всём слушаться! А они!.. А я, — я всегда!.. Вы ж знаете, как я вам-то всегда помогала! Шапку там, шарфик ещё…
Дура-баба несла какую-то чушь; единственно, что полезное удалось узнать — что к общине, судя по всему, в ту ночь, когда так прискорбно был уничтожен и бензовоз, и весь бронепарк отряда, подошло подкрепление. Ну, это и так было понятно, — выяснилось только, что не так и много — всего три человека, причём один — пацан.
Махнув рукой на лопотание этой бестолочи, Гришка вновь достал ракетницу. Из рации на груди послышалось зло-раздражённое:
— …первый, я коробка-один… Гриша, если твои опездолы не обеспечат нам сейчас прикрытие; отстанут опять, чтоб нам в машины бутылками кидали, — мы, блядь, разворачиваемся и уходим! И ипитесь вы тут сами со своими оппонентами!
Гришка взвёл курок. Кивнул Хотону, рация которого была настроена на ту же волну:
— Скажи ему. Сейчас — решающий штурм! Проход в заграждениях проделан; окопы на этот раз проскочим с ходу! Никаких «развернёмся и уйдём!» — я, блядь, ему «развернусь!!»
Перевёл взгляд на старосту:
— Ну, чо уставился? Говорю же! — гони вперёд всех своих; Хрона этого своего долбанутого! — чтоб все как один! Стреляй всех отстающих!!
— Ну, пацаны!.. — Гришка обвёл взглядом ожидающих команды к началу соратников, и вытянул вверх руку с ракетницей, — Ну!
Тух! — ракетница вздрогнула, послав в серое небо дымную полосу, расцветившуюся в вышине на три красные звёздки. Взревел двигатель Барса, окутав всех вонючим сизым дымом. Ударили дружно пулемёты БМП, затрещали автоматы отрядовцев.
— Ура, нах!! В атаку!! — сунув ракетницу в кобуру, Гришка, подхватив автомат, стал подниматься, — и тут же, вздрогнув, выпустил из рук автомат и повалился в сторону, на бок.
— Ты чё?? — изумлённо спросил Макс. Взвизгнула, и стала отползать на четвереньках в сторону пришлая баба в шубе… А сразу всё понявший Хотон быстро сообразил: вот, блядь, и власть меняется! Вот и нету того, что только и знал, что над ним насмехался; поминал ему обоссанные на переговорах штаны! Вот и новые расклады! Но сначала надо закончить начатое!
Быстро склонился над упавшим; увидел закатывающиеся под лоб глаза бывшего командира, бывшего Главы Района, и кровь на губах… Быстро выпрямился, подхватывая свой навороченный автомат; бросил:
— Ранен… Вперёд, все вперёд!! Вперёд, я сказал!! Перевязывать раненых будем после победы! Вперёд!!
И краем глаза увидел, как ползущая на четвереньках дура-баба в шубе охнула — и ткнулась лицом в разрытый гусеницами до самой земли снег. Понял — работает снайпер! Непонятно откуда — но точно! Выходить из-под огня — рывком вперёд, за машинами! Там сейчас наиболее безопасно.
— Вперёд, вперёд!!
Лежащий поодаль раб из последних сил всё крутил и крутил ручку сирены; и она выла истошно, надрывая душу, толкая вперёд, вперёд!! Последний натиск!! Ворваться на Пригорок, перебить их там всех!!! Вперёд!!
— Вперё-ё-ёд!! — страшно вытаращив глаза, рычал сзади всех Артист, потрясая стечкиным — Вперёд; только вперёд!! Хоть шаг назад — стрелять буду!!!
Вперёд, на Пригорок, бежали все. Даже Мундель, прижав свой рыжий портфель к животу, надрываясь ругательствами, бежал за отрядовцами; даже Лоер, выставив вперёд ствол своего кургузого пистолета-пулемёта, карабкался по снежным отвалам.
— ААААааа!! — истошно закричал кто-то, очертя голову выскочив из-за уже прошедшего линию окопов БМП, и поливая окопы из автомата от бедра. Из окопов не отвечали… Все, абсолютно все, даже ныкавшийся дальше всех Альбертик-Джим, поняли, что всё! — сейчас с Пригорком, с общинскими будет покончено! — первая БМП прорвалась к церкви. В бегущих за нею отрядовцев из-за церкви, из-за сложенных там мешков с грунтом стреляли — но совсем редко! — у общинских заканчивались патроны. Разворот башни — БМП грохочет очередью в импровизированный ДЗОТ, — и он буквально взрывается фонтанами земли, разваливается.
Мат и грохот выстрелов сгустились над полем боя.
Всё внимание было обращено теперь только вперёд — на церковь, на хозпостройки вокруг неё. Линия окопов прорвана! — теперь только перебить ИХ всех ТАМ!!
И почти никто не заметил, как по давно не езженной дороге-просеке, с тылу у атакующих, из леса вырвалось трёхосное бронированное чудовище. Разбрасывая снег огромными колёсами, поминутно чуть ныряя носом на скрытых под снегом ямах на поле, рыча выхлопом — и, в свою очередь, завывая установленной на крыше кабины сиреной с электрическим приводом, Слонопотам — это был, конечно же он! — вырвался на оперативный простор.