Послышался шум мотора. Гузель оглянулась — в конце улицы показалась машина. Прятаться? Она уже устала; к тому же как тогда она сможет найти Владимира, если не у кого спросить дорогу? В конце-то концов — что ей сделают? Как и те, одичалые полицейские на посту, «потащат на общак»? Но тут ведь город! Не может тут быть такой дикости! Да и, в конце концов, она сможет постоять за себя! — тому мерзавцу на посту явно мало не показалось. За Орлика она сейчас боялась больше, чем за себя — если они тут совсем впроголодь, вплоть до каннибализма, как вещало «Радио Мувска», то лошадь — это ведь целая куча мяса! Но если ездят на машине — стало быть так уж жутко и бедствую, так ведь?.. Такие мысли вихрем пронеслись у неё в голове.

Собственно, и выбирать что делать особо не получалось — куда тут быстро спрячешься с лошадью?

Машина приближалась — это была грязно-зелёная УАЗ-«буханка». Немного отлегло — во всяком случае не полицейский УАЗик, как тогда в лесу. Она решила не прятаться.

Машина поравнялась с ней и затормозила. Хлопнули дверцы, и из машины высыпались те, кого она меньше всего ожидала увидеть, а увидев — больше всего испугалась: подростки!

Что творили эти малолетние зверёныши в Мувске, взрощенные на беспределе компьютерных игр, она много слышала от отца, который до самого их отъезда плотно общался с бывшими коллегами из правоохранительных органов. Малолетние зверьки, с необлагороженным воспитанием сознанием; с диким, пещерным пониманием жизни. Она напряглась, мысленно повторив: пуговицу расстегнуть — руку за пазуху — обрез вскинуть, прихватывая за цевьё второй рукой и направляя на противников — правой рукой сдвинуть предохранитель…

Но подростки, против ожидания, были настроены не агрессивно; выбравшись из машины, они полукругом обступили даже не её, не Гузель — на неё они поначалу даже не особо обратили внимание; они окружили Орлика, наполнив улицу гоготом и тупыми возгласами:

— Гля, парни, лошадь!

— Гы-гы-гы, прикольно!

— Сам ты лошадь, Лёнька, это конь! Видишь письку с яйцами!

— Гы-гы-гы-гы!

— В натуре! Как в цирке, гы!

— Конь! С яйцами! Гы-гы-гы!

Наконец, отсмеявшись, обратили внимание и на Гузель, прижавшуюся к испуганно косящему лиловым глазом Орлику:

— Ты чо, эта — конница, что ли?

— Гы, Вампир, ну ты тормоз — конница, это когда коней много. А тёлка с конём — это… это…

— Гы-гы-гы; это — тёлка с конём!

— За «тормоза» как дам по балде!

— Утухни… Э, тётка — твоя коняшка?

— Дай покатацца! Хы, гы-гы-гы.

Они зубоскалили; и были вроде бы не опасны; но Гузель знала по рассказам отца, как быстро меняется настроение таких вот малолеток; буквально с нескольких слов! И тут важно ни в коем случае не показать себя им жертвой. А лучше всего — постараться привлечь их на свою сторону!

Как? Вот Вовчик, сведущий в психологии, говорил, что лучше незнакомого человека попросить помочь, — и поблагодарить за это. Люди, они располагаются к тем, кому они сами помогли. Так уж устроены.

— Ребята, здравствуйте! — доброжелательно улыбаясь, сказала Гузель, — Хорошо, что я вас встретила!

Парни примолкли. Такого подхода они не ожидали. Гузель продолжила:

— Тут все попрятались… чего-то боятся? А я издалека, из Никоновского района — знаете такой? Я вот с Орликом — его Орлик зовут! — ищу один адрес… и ещё ресторан бы мне надо найти — «Заря Регионов», — знаете такой? Вы ведь, наверное, местные, и всё тут знаете; а мы тут блуждаем уже три часа, и всё бестолку! Помогите пожалуйста, подскажите если знаете!

Просьба помочь была встречена в общем положительно:

— Хы, с деревни?? У вас там не перемёрли что ль с болезни штоль?

— Раньше в деревне на тракторах гоняли, сейчас на лошадях!

— Никоновский район — это, Генк, куда Жендос ездил!

— «Заря Регионов»? Конечно знаем! А зачем тебе туда — на работу к Рамоне устраиваться, что ли? Хы, так она с деревни не берёт, у ней конкурс!

— Какой «к Рамоне», закрылась давно «Заря»…

— Да я прикалываюсь.

— А какой точно адрес?..

Гузель назвала по памяти.

— Ээээ, это…

— Да чо — это, кажись, тот дом, где Американец жил, помнишь? Ну, где Диего и мы этих психованных мужика с бабой замочили!

— Ага! Точно.

— А коняшку как зовут — Орлик?.. А покататься — дашь?

Но установлению общения помешал один из парней, к которому обращались по кличке «Вампир» — с худым жёстким лицом, с запавшими глазницами, с отсутствующими передними зубами, отчего он действительно, когда разговаривал, походил на вампира:

— Фибра, в натуре — нет времени нам кататься! Поехали! Дело же у нас! Чо ты как детсадник-то!

Тут все засуетились, оглядываясь на машину. Гузель вздохнула с облегчением — «дело у них!», деловые; ну, пусть едут; главное чтоб тут не отвязались… Вроде как нормальные пацаны в общем-то, не отморозки.

И действительно, подростки явно бандитского вида, у пары из них она, кстати, заметила под полурастёгнутыми куртками и оружие: обрез ружья и пистолет, — не сделали ни ей ни Орлику ничего плохого; и даже перед тем как погрузиться обратно в машину, в общем внятно объяснили ей, как добраться до «Заря Регионов» — он ближе, «только чо тебе там ловить, он закрытый, уж мы-то знаем! Хозяин уехал; там щас столовка НацГадов, кажись. Езжай лучше сразу по адресу!»

Машина с пацанами, виляя по улице, уехала; Гузель проводила её взглядом. Обошлось. Гляди-ка, не все тут городские бандиты отмороженные! — даже помогли где-то. Что она столкнулась с одной из банд она не сомневалась.

К сожалению, в коротком разговоре не прозвучало ни имя Владимира, владельца «Зари Регионов»; ни названия деревни — Озерье, куда ездил он с Женькой, которого не было сейчас среди Псов — а это были именно они; ни каких-то дополнительных сведений, которые позволили бы уяснить, что ищет она не просто адрес, и не просто кабак, а конкретно Владимира. Володю, их старшего товарища, сейчас находящегося «в месте дислокации «Нора».

Так случайно была упущена возможность разом решить проблему поисков Владимира.

Псы, на этот раз без атамана, без Женьки, отправились «на дело»; а Гузель с Орликом двинулись искать «Зарю Регионов», не зная, что в бывшем кабаке их не ждёт ничего кроме неприятностей.

Раз! Раз! Раз-раз! — уклон — Раз! Нырок, проход в ноги, — рывок! Добить — ногой в горло! Раз!

Владимир остановился. Нормально уже получается. Да, конечно, до прежней резкости и быстроты ещё далеко; да и о выносливости только вспоминать приходится — но уже ничего… ничего… намного лучше, чем было. Поначалу вообще — несколько движений и в пот бросало; и одышка, и сердцебиение. Но — сразу как прошла эта противная слабость во всём теле, вызванная болезнью, так сразу и стал подтягивать форму. Поначалу понемногу, не спеша: встать с кровати, поприседать… — опять лечь; вернее — упасть, пережидая приступ сердцебиения. Отдышаться. Опять встать…

За занавеску обеспокоенно заглядывала Лёшка:

— Вовк, ты чо? Ты лежи, ты больной, тебе же нельзя!

— Лежу я, лежу, Алёна… сейчас только немного разомнусь. Затекло всё, надо восстанавливаться…

И опять — встать, присесть — встать — присесть — встать!

Надо восстанавливаться. Кризис прошёл — надо восстанавливаться!

Понемногу стал и отжиматься. Там же, за занавеской.

В Норе хорошо, тепло! Уютно фырчит «примус» как его тут называют, а точнее дяди Сашина паяльная лампа; привычно уже пахнет сгоревшими нефтепродуктами и готовящейся пищей. Душновато, да. Зато тепло. Можно было бы ещё поваляться, «повыздоравливать», «накопить силы», как говорит Елизавета Фёдоровна, бабушка Фибры, и ей вторит Лёшка.

Алёне, и постоянно при ней находящейся маленькой сестрёнке Женьки, Наташке, нравится ухаживать за ним, за больным — обтирать его прохладной водой, менять бельё, давать самодельную утку — испражняться, — ему до сих пор неприятно, стыдно за то, что им приходилось за ним так интимно ухаживать, хотя они и вида не подают, и баба Лиза спокойно ему на это говорит: «- Ты не мужик, когда болеешь, ты — больной; и нечего тут стесняцца; женщина и должна за больным ухаживать, и за раненым; пущай приучаюцца, времена сейчас дикие, пригодицца».