- Есть... - неохотно отозвался Колин. - Но я... не очень люблю их. Они написаны в определённый момент моей жизни и посвящены определённому человеку, о котором я бы не хотел говорить. И стихи те я не хочу читать! Понимаешь?

- Понимаю, - я подпёр небритый подбородок кулаком. - Я тебя прекрасно понимаю... Там, где замешаны женщины, всегда хватает проблем и головной боли. Ну хорошо. Сочини что-нибудь новенькое, поймай вдохновение. Благо впечатлений за последние дни предостаточно! Ты же мне уже читал один свежий стих, так попробуй ещё. Не обижайся, Колин, мне понравилось, без дураков, но... На душе становится тошно. Я ещё тот слюнтяй, так и разрыдаться могу... Хочу позитива!

- Угу, - Колин, вполне довольный моими вескими доводами, призадумался. - Позитива, говоришь... Есть у меня одно. Не самое свежее, как ты просил, но из последних. Про силу духа и умение держать удар судьбы!

- О! - оживился я. - Вот это по-нашему. Давай!

Колин сцепил руки на коленях, устремив взор загоревшихся глаз в шепчущийся полумрак комнаты, и на одном дыхании продекламировал:

Заключительные слова Колин буквально выкрикнул, выбросил, вырвал из себя... Его подбородок был гордо вздёрнут, глаза сияли яростным блеском, весь его облик дышал желанием жить, побеждать. Желанием свободы. Такое мог сочинить только тот, кто лично испытал все невзгоды и тяготы пресловутой судьбы. Тот, кто действительно падал, страдал, умирал... Тот, кто стремился найти во всём этом хаосе свою суть. Я с лёгкостью мог поставить себя на его место. Этот стих был и про меня...

Негромкий, прерывистый стук в дверь я едва расслышал. Разве мы кого-нибудь ждём? Что это Трейси, я сильно сомневался. Я посмотрел на Колина. Тот правильно истолковал мой взгляд.

- Чё ты на меня так смотришь? Я не заказывал пиццу в номер!

- Я тоже, дружище...

Выбравшись из кресла и сетуя на поздних посетителей, я прошаркал к двери. Провернув в замке ключ (да, да, я стал замыкаться, а то, знаете ли, когда тебе пророчат смерть на каждом шагу, а поблизости околачивается двуногий волк... звучит просто бредово, верно? начинаешь поневоле беспокоиться за своё здоровье), я приоткрыл дверь. Мои глаза уставились в ночную пустоту. Спохватившись, я изменил угол зрения на несколько градусов ниже.

- Герти?! Герти, что случилось? - я несколько смутился, увидев маленькую девочку.

Герти была всё в том же невзрачном сером платьице и так же не по-детски сосредоточена. Потупив карие глазёнки, девочка прошептала:

- Мне страшно. Я боюсь засыпать одна... К отчиму я ни за что не вернусь, а больше мне идти некуда. А... Алекс, можно я эту ночь посплю у тебя? Только одну ночь и всё... Пожалуйста! Я могу лечь на полу, я тебя не стесню. Мне много места не надо - я же маленькая.

Захлюпав носом (я уже говорил, что я ещё та размазня?), я молча опустился на колени и крепко прижал худенькое тельце к себе. Герти уткнулась в моё плечо, пряча бледное личико.

- Мне так страшно, - бормотала она. - Сама не знаю, почему... Но мне кажется, что должно случиться что-то плохое... В замок проникло зло.

Господи, и это дитя туда же! Да они что, все сговорились, что ли? Или здесь, в Гринсвуде внеочередной съезд доморощенных предсказателей? Ребята, ну у меня же нервы... Вслух я сказал совсем другое, не менее искреннее, чем всё моё негодование:

- Успокойся, малышка, у меня тебе ничего не грозит. Я никому не позволю причинить тебе боль. Ни отчиму, ни... неведомому злу.

К тревожным словам девочки я отнёсся необычно серьёзно, без скепсиса. Глупо отметать в сторону все предостережения. Слишком много совпадений во всей этой истории вырисовывается...

- Но ты же не всегда будешь рядом, - резонно возразила Герти, трогательно ко мне прильнув. - Скоро, через несколько дней, ты уедешь... Уедут все, кто воспринял меня как живого человека, а не как досадное недоразумение. А я останусь. Вместе с отчимом и... этим злом.

- Блин, да что же это мы стоим на пороге, - с досадой спохватился я. - Пошли скорее внутрь.

Подхватив лёгкую (по причине расчудесной жизни) девчушку одной рукой, я пяткой захлопнул дверь и понёс её на кровать. У Колина, который, кстати, прохлаждался в одних трусах и уже примеривался в очередной раз поразить меня дивными переливами своего храпа, отвисла челюсть.

- Т-ты... это чего её сюда тянешь? Совсем сдурел?

- Колин, заткнись. Садись, Герти, не обращай на него внимания... Да подвинь ты свои ходули! С ним ты уже знакома. Звать этого бледного тощего джентльмена Колин, он мой друг и неплохой рифмоплёт по совместительству.

Герти робко хихикнула, сидя на самом краешке с прямой спинкой, словно проглотив свечу. Рэнделлу было не до шуток. Он испугано накинул на чресла одеяло, и обалдело вылупился на меня.

- Она что, будет спать с нами?

- Хрен ты угадал, извращенец, - с трудом сдерживая смех, погрозил я ему пальцем. - Ты будешь спать отдельно на кресле, а я подле камина. Усёк?

- Да пошёл ты... - поняв, что его разыгрывают, буркнул Колин. Герти кусала расплывающиеся в улыбке обветренные губы. Я потрепал девочку за ушком.

- Так, Герти, есть не хочешь? Хоть ты и работаешь на кухне, лишние калории тебе совсем не помешают, как считаешь?

Отрицательно покачав черноволосой головкой, Герти сказала:

- Нет, спасибо, кушать мне не хочется... Спасибо, что не выгнал меня.

- Да ну ты брось, я не мог поступить по-другому! - возмутился я, исподтишка показывая было раскрывшему пасть Колину кулак. У моего австралийского друга было, видимо, несколько иной взгляд на происходящие события. Но лучше бы он держал его при себе.

- Понимаешь, Алекс, немногие бы приняли меня... Безвозмездно.

- Герти, не думай о плохом, не надо. Прошу тебя, - я вытер тыльной стороной ладони с какого-то перепугу увлажнившиеся глаза. Чёрт. - Спокойно спи и ничего не бойся.

Девочка робко коснулась пальчиками моей небритой щеки.

- Странно... Ты такой сильный и мужественный, и вместе с тем добрый, мягкий и... ранимый. Ты что, плачешь?

- Ничего не могу с собой поделать, - вынужден был признаться я. - Вот такой вот я слюнтяй, каюсь. Надеюсь, никто из вас меня не заложит?

Набросив на худые плечи одеяло как мантию, Колин обречённо махнул рукой и поплёлся обустраивать гнёздышко на кресле. Мои действия он, как видно, не одобрял.

- Ты безнадёжен.

_________________________________________________

Роберт Мастерс, находясь в чрезвычайно редком для себя трезвом состоянии, мучимый сильнейшей головной болью и похмельем, упрямо переставлял шаткие ноги. В вертикальном положении Мастерса держала ободряющая мысль о скором излечении. Лекарство находилось на первом этаже, в холле, прячась в разнокалиберных нарядных бутылках. Случилось непостижимое! Безотказная фляжка Роберта опустела!